Семь ночей - Евсения Медведева
Дойдя почти до конца участка, мы с Вадимом замерли, испустив протяжный стон. Мы стояли на покатом обрыве, а перед нами распласталось бескрайнее море.
– Вадик…
– Тебе нравится?
– Да… – слова сдирали слизистую горла. Слёзы сами текли по щекам. Я просто не могла справиться с восторгом, с бьющими через край эмоциями. Прижалась к его груди, слушая биение родного сердца.
– Берём! – вдруг крикнул Вадик, и через несколько мгновений небо над нами стало рассыпаться миллионом мерцающих огней. Оглушающие залпы били бесконечно, заглушая цикад.
– В смысле – берём? Вадь? Это что, наш дом?
– Выходи за меня, Леся, – Вадик сжимал мои ледяные руки, покрывал поцелуями пальцы и неотрывно смотрел в глаза. – Я никогда не предам. Никогда не уйду. Я буду любить тебя красочно, нежно, бесконечно! Мой мир – это ты. Ты – дом моего сердца, Лесь.
– Да! Да! Да! – я просто верещала, как ненормальная. Этот салют был ничем по сравнению с блеском его глаз. Когда человек любит, то это чувствуется сразу. Он рассыпается миллионом драгоценных камней, сверкает похлеще золота и растекается от любви кипучим оловом, следы которого навсегда останутся в сердце.
Вадим снова поцеловал мою ладонь, а потом достал из кармана ещё одну коробочку.
– Я буду дарить тебе по кольцу, пока ты не назначишь дату свадьбы, – он улыбался, пока надевал платиновый обод с ещё большим камнем. – Слышишь? Ты моя, и я не отстану от тебя, Леся Вьюник.
– Тогда завтра… Мы пойдем в ЗАГС завтра, а то ты так разоришься, Вадим Вьюник…
– Ура!!! – с громким криком к нам бежали друзья, появившиеся из фруктового сада. Там были и родители, и рыдающая Верка, и даже мой обычно смурной Тиша сейчас улыбался.
– Ты все специально?
– Это все случайно, – Вадик воспользовался моментом, что родные ещё далеко, прижал и поцеловал. – Я случайно нашел на обочине мою Крошку с платиновыми волосами и случайно влюбился. А вот потом я делал все специально!
– А что за дом?
– Это наш дом.
– Дом нашей души?
– Да…
Когда фейерверк закончился, зазвучала музыка. Периметр вспыхнул сотнями огней, из дома вышли официанты в белом, накрывая столы для праздничного ужина, а воздух стал терпким от вздымающегося дымка мангала.
– Потанцуй со мной, жена, – Вадим буквально вырвал меня из рук рыдающих мам.
Семья была настолько воодушевлена всем предстоящим, что разговоры ещё долго не умолкали. Родители очень расстроились, что мы переезжаем. Но нас уже было не переубедить!
Я не могла успокоиться, осматривая эту красоту. Представляла, как буду встречать рассветы, медитировать. Как буду купать в прохладной воде наших детей, как будем с мужем ужинать при свечах, слушая плеск волн. Мечт было так много, что голова шла кругом!
– Соседи тут, я вам скажу, не очень, – Вера закатила глаза, за что тут же получила тычок в бок от Раевского.
– Ну, хоть за сестрой присмотришь, – папа Вадима взмахнул кулаком, пригрозив дочери. Но та ещё громче рассмеялась. – Мартышка!
– Добрый вечер, – хриплый голос донесся со спины. Мы дружно обернулись. Отцы тут же встали, чуть напрягшись. По тропинке к нам медленно шел Воронков. Он вскинул руки, словно демонстрировал, что с миром идёт.
– Добрый, – Вадик с силой похлопал меня по плечу, будто давал понять, чтобы не дёргалась. Они выстроились в цепь, прикрывая женщин.
– Я случайно узнал, что вы здесь…
Не могла удержаться и обернулась. Воронкова было просто не узнать. Из него будто высосали всё живое, голова его покрылась яркой проседью, а широкие плечи ссутулились, словно на них давил неподъёмный груз. Он заметил меня, сверкнул взглядом и… и улыбнулся.
– Простите, что без предупреждения, – Воронков посмотрел на Вадима. – Просто пришел сказать, что рад, что ты спас Олеську. Она выросла у меня на глазах, и я должен быть счастлив, что эти твари не смогли забрать и её невинную душу. И вот это мне не нужно, кстати, – старик достал из кармана какую-то смятую бумажку и вручил растерянному Вадиму. Он был напряжен, смотрел Воронкову в глаза, словно пытался понять, в чём подвох. Но через пару секунд он с шумом выдохнул и убрал бумагу в задний карман джинсов.
– Исай, тебе очень повезло. Он станет опорой не только для Леси, но и тебя, пердуна старого, если надо – из огня вытащит, – Воронков горько хмыкнул и похлопал отца по плечу.
– Это да, – голос отца дрогнул, срываясь на шепот. И все замолчали…
Моя Лида. Она всегда была со мной. В мыслях, воспоминаниях. И я всей душой ощущала нарывающую боль отца, потерявшего дочь. Его потухший взгляд. Тяжесть мыслей и тьму будущего, в котором уже никогда ничто не затмит момент рождения единственной дочери.
Я встала, подошла к нему и обняла. Прижалась крепко-крепко, не сдерживая слез.
– Поужинайте с нами, – Вадим первым подал голос. – Я настаиваю…
Эпилог
– Лида! Варя!
Крик Клары надрывал мои перепонки. Но я не шевелился, наблюдая за тем, как старушка бегает босиком по газону и рыщет под всеми кустами. Она не заметила меня, оттого и кричала так громко, потому что обычно изо всех сил покрывает своих любимиц. – Я вас накажу! Честное слово. Никакого шоколада!
– А мне папа все равно разрешит! – первой сдалась Лидушка и выскочила из-за живой изгороди, в которой мои дочери-близняшки сделали нишу, где благополучно каждый раз прятались от своей няни. Лида бежала со всех ног в мою сторону, раскинув руки. – Папа! Скажи Кларе Ивановне! Скажи!
– Ничего я говорить не буду, – отложил ноутбук, приготовившись к моральной атаке, прекрасно зная, что сейчас вылезет и вторая.
– Ну пап! – заскулила и Варька, выныривая из зарослей. Она ловко увернулась от Клары и вприпрыжку бросилась за сестрой.
Мои две капельки летели на меня, развевая свои платиновые волосы. Звонко смеясь, они прыгнули на руки и стали целовать. Пищали от колючести щетины, но не останавливались, пытаясь выпросить послабление режима.
– Клара Ивановна уже старенькая, чтобы ползать за вами по кустам, – мне требовалось много сил… безмерно много, чтобы сдерживать рвущийся смех.
Но растить дочерей оказалось безумно сложно. Я ведь вынужден всегда быть для них авторитетом, быть тем, к кому они в первую очередь прибегут за советом или поделятся проблемой. Я должен стать для них миром, стеной. Надежной, крепкой, чтобы они знали, что я переверну планету, но в беде не брошу. Поэтому и приходилось порой наступать себе на горло и быть строгим.
Мои девчонки горько вздохнули, переглянулись и притихли,
