Людмила Бояджиева - Уроки любви

— Мне нужен ты.

— Разумеется, в качестве приложения ко всем благам ты получишь и Барри Гранта. Но ведь мы только в начале пути. Обещай, что будешь подчиняться, не обсуждая мои действия… Скажи «да», Джессика!..

Девушка упорно молчала, опустив голову. Ее пальцы терзали пышную снежно-белую хризантему. Витые тонкие лепестки усеяли синий шелковистый ковер. За белыми маркизами в окне мелькали хлопья мокрого снега.

— Сколько, сколько я должна ждать?

— Тот чернокнижник в башне пообещал, что светила соединят нас через тринадцать лет. И в качестве доказательства отдал мне составленные гороскопы. Он обвел 15 августа синим ты помнишь нашу первую ночь в Бель Эйр? Но главное случится через 13 лет, там, на пересечении наших линий он изобразил колючую разноцветную звезду, будто взорвалась планета.

— У тебя будут седые виски и много хитрых морщинок возле глаз. А еще вот здесь. Джессика коснулась пальцем уголков его губ. Здесь будут глубокие, жесткие складки.

— Ерунда, девочка… Зато ты станешь великолепной, гордой, властной, какой и должна быть завоевательница.

— Я и сейчас такая. Но ты мешаешь мне, Барри… Очень мешаешь… Не могу объяснить, но точно знаю, ты что-то делаешь не так. Совсем не так, дорогой. Она посмотрела в его глаза. Я говорю «да». Ты не оставил мне другого выбора.

Через три месяца, подготовив с фантастической легкостью солидный оперный репертуар, Джессика Галл подписала контракт на гастроли в Южной Америке. Европа и, главное, Италия, были охвачены войной. В Аргентине, Бразилии и Мексике с нетерпением ждали «американское чудо». Отправляя в турне свою подопечную, Грант основательно продумал не только условия контрактов, где ему, как главному менеджеру и опекуну, причитались значительные проценты, но и позаботился о сопровождающей звезду свите.

Джессика нуждалась в постоянном надзоре. Ей требовался не только опытный репетитор, с которым она могла на слух разучивать партии, и не только импресарио, ведущий деловые отношения с театрами. Джессика не могла обойтись без надежного стража, доверенного лица и няньки. Все эти роли, кроме учителя вокала, взял на себя Брюс Портман близкий друг Барри. Еще в Академии искусств преподававший историю музыки профессор Портман выделил среди своих студентов способного техасского паренька с неаполитанским победоносным темпераментом. Позже, сделав карьеру в Музыкальном союзе, Грант помог получить хорошую должность своему бывшему учителю, покинувшему Академию после шумного скандала. В Америке, еще не вступившей в антигитлеровский союз, к политическим воззрениям относились лояльно. Интеллигентный, мягкий Портман прилюдно отвесил пощечину главному «вагнерианцу» Академии, открыто проповедовавшему в студенческой среде нацистское мировоззрение.

— Брюс. помоги мне. Ты слышал эту девушку на концерте. Тебе не надо объяснять это бесценный алмаз, нуждающийся в непрестанной заботе. Пригласив Портмана к себе в «Бель Эйр», Грант тут же приступил к делу.

— Я потрясен. Ты можешь что-то объяснить? Портман поправил очки с двойными стеклами возрастная дальнозоркость (Брюсу уже минуло пятьдесят пять) не избавила его от юношеской близорукости. Портман вообще удивлял сочетанием почти детского наивного интереса к жизни и людям и стариковской спокойной рассудительности. Кроме того, Брюс отличался редкой порядочностью, что делало его незаменимым в предлагаемой Грантом роли. Барри решил быть предельно откровенным с Портманом. Но, увы, он не мог ответить на его вопросы.

— В том-то и дело, что я сам ничего не понимаю. Я сделал вид, что учил эту девушку по какой-то своей, мне одному известной системе. Я лгал, Брюс. Она поет сама от Бога или от черта, не знаю… Я чуть не сошел с ума, пытаясь понять, что к чему, и даже навестил мага. Не смейся, Брюс. Он-то меня и успокоил.

— Я догадываюсь, каким образом. Улыбнулся Брюс. «Есть много, друг Горацио, на свете, что и не снилось нашим мудрецам», процитировал он нараспев использованные Барри в интервью слова Гамлета.

— Верно. С тем, что трудно понять, зачастую легко смириться. И я сказал себе: «Ша, Барри! Не суйся за нарисованную ширму, как любопытный Пиноккио». Разве все это (он кивнул на пейзаж за окном), разве все, что мы воспринимаем, как должное, ни есть лишь нарисованная декорация, за которой простирается неведомое нечто?..

— Мистика не твой конек, Барри. Давай-ка лучше о делах. О'кей, я не буду совать нос куда не следует. Но чем могу помочь в этом деле тебе, Барри?

— Я отправляю девочку в турне. С ней все время будет маэстро Вельямино ведь Джессика может пока разучивать партии только с голоса.

— Фантастика! Похоже на мистификацию.

— Забудь о сомнениях, все проверено. И ничего не ясно. Ты должен сопровождать ее, осуществляя одновременно две миссии постараться кое-что пронюхать и не дать это сделать кому-нибудь другому. Ведь могут быть самые разные варианты ответов на мучающие всех вопросы.

Брюс подозрительно посмотрел на Гранта:

— Скажи, почему ты не сопровождаешь «ученицу» лично? Ведь она чертовски соблазнительная девчонка и смотрит на тебя, как Аида на Радомеса.

— Я собираюсь жениться на Сарме… Ты знаешь, к этому давно шло. Пора остепениться… Увы, я не искатель приключений, Брюс.

— Ага, вот что-то уже и проясняется, привязанность таинственной певунью пугает тебя, мистер Благополучное процветание.

— Да, от нее исходит нечто… нечто угрожающее, неведомое… Барри пожал плечами и посмотрел в сторону. Она фантастически, нечеловечески одарена в самых разных сферах. У нее непредсказуемый характер и, кажется, еще не осознанные ей самой возможности. Порой девчонка предельно наивна, а иногда мне кажется, что она видит человека насквозь. Иногда она на диво покладиста, а временами проявляет строптивость, как настоящая бесовка.

— Так значит, вопрос о моем вступлении на должность импресарио решает все же Джессика Грант.

— Боюсь, что так. Хотя она обещала слушаться… Сегодня же я познакомлю вас получше и мы все решим, не откладывая… Ты ведь сильный мужик, Брюс… Барри захохотал. Здорово вмазал тогда тому распоясавшемуся фашисту!

— Это совсем не смешно, Барри. Идет страшная бойня. Мои еврейские родственники попали в немецкие концлагеря… Джессика, кажется, тоже не без иудейской крови?

— Арон Галлштейн ее отец, полукровка и дважды беглец. Из большевистской России и фашистской Германии. Мать Джессики была русской.

Джессика с улыбкой направилась к Брюсу, протягивая ему ладошку «лодочкой». Мило, по-детски и как-то застенчиво. Платье в черно-белую клетку с кружевным воротничком, бархатный бант в волосах придавали сходство с гимназисткой.