Фиалок в Ницце больше нет - Антон Валерьевич Леонтьев
Саша, копируя настоящую герцогиню де Вальми, произнесла:
– О, я в этом не особо разбираюсь, и вы, конечно же, правы. Поэтому и позвала вас, чтобы вы или обрадовали меня, или огорчили, герр профессор. А вот и наш Кандинский. Правда, он прелестен?
Она указала на работу Ильи, висящую на стене с темно-зелеными шелковыми обоями.
Герр профессор, шумно вздохнув, несколько минут смотрел на картину слева (издали), справа (вблизи) и из центра (вставив в глаз мини-лупу).
Затем, снова шумно вздохнув, изучал раму, а затем снова замер, благоговейно сложив руки.
И наконец подал голос – срывающийся и восторженный:
– Конечно же, надо еще исследовать заднюю часть, и вынуть полотно из рамы, и… Но это он, это великий Кандинский – разве мог бы кто-то столь гениально изобразить это красное пятно? – Он указал на центральный элемент полотна.
Ну да, мог: ее муж Илья Гогурин.
– А теперь разрешите приступить к более детальному осмотру… – Профессор без предупреждения схватился обеими руками за раму и попытался снять картину со стены.
Сенсоры сигнализации, оставшиеся от висевшего (уступившего Кандинскому место: тот ведь стоял пока что на кухне, «лицом» к одному их трех холодильников) Сезанна, сработали, и по шале пронесся заунывный вой сигнализации.
Ладно бы по шале: сигнал поступил ведь и в полицию, которая, как помнила Саша, через пять минут будет здесь.
Прибыла через шесть.
К тому времени герр профессор уже успел принести как минимум сорок тысяч извинений, а Саша отключила сигнализацию – но что толку, полиция была обязана приехать.
Немецкий эксперт герцогиню де Вальми лично не знал – в отличие от местных полицейских.
Мило улыбаясь профессору, Саша мысленно кляла его за то, что хватает все без спросу. В коридоре встревоженный Илья спросил:
– Все накрылось медным тазом? Полиция за нами приехала?
Полицейские автомобили, подлетевшие к каменной лестнице шато, Саша встретила, как и герра профессора, с самого верха.
– Мадам герцогиня, мы получили сигнал тревоги… Все в порядке?
Полицейские явно волновались.
Саша, стараясь копировать голос Анны Ильиничны, ответила:
– Друзья мои, это всего лишь глупый дворецкий задел картины, стирая пыль. Можете ли вы простить эту старческую ошибку?
Полицейские заулыбались, а позади Саша услышала тихий голос Ильи:
– Значит, глупый дворецкий виноват!
– Пирог еще остался? – спросила вполголоса Саша, а получив утвердительный ответ, провозгласила: – И в качестве моральной компенсации разрешите вам преподнести вот это!
Илья вынес коробочку с кусками пирога, кажется в том числе и с надкусанными, и вручил их стражам порядка.
– Как я признательна вам, друзья мои, что вы меня так славно охраняете. Меня, вашу герцогиню!
Когда махала уезжающим обратно полицейским автомобилям, Саша поняла: а ведь поверили!
И приняли ее за подлинную герцогиню де Вальми.
Но будет ли так же с герром профессором?
Тот, уже не приближаясь к полотну, попросил Сашу дать ему возможность осмотреть картину вблизи.
Отключив сигнализацию, Саша осторожно передала ему полотно. Препроводив профессора в библиотеку и оставив его изучать картину (поделать все равно она уже ничего не могла), Саша заглянула на кухню и онемела.
Иван Ильич, возившийся с цветными карандашами, малевал на картине Сезанна: к великому счастью, на обратной стороне.
– Бабуля… Мамуля… бамуля, мячик!
Ребенок, явно не зная, кто же перед ним, мать-мошенница или бабка-герцогиня, решил объединить их в «бамулю».
И с гордостью продемонстрировал ей свое творение: разноцветный, несколько косой мячик, нарисованный на обратной стороне полотна Сезанна стоимостью – во сколько миллионов?
– Пикассо наверняка бы оценил, – вздохнула Саша и попыталась забрать у сына карандаши, но не тут-то было: он ударился в плач.
Дабы не мешать герру профессору завываниями призрака сына кучера, Саша оставила ребенку карандаши, но забрала Сезанна.
Сын заныл, но появившийся Илья, надувшись и дурачась, стал изображать из себя буку – это сын обожал.
Саша быстро подменила Сезанна валявшимся на полу альбомом. А вот самого Сезанна куда бы задвинуть? Так, чтобы сын не нашел и не решил продолжить «веселую раскраску». Только уже не на обратной, а на лицевой части шедевра – ценой во сколько миллионов?
Она вышла с картиной в коридор и поставила ее под мраморный столик.
Ну да, всем бы ее проблемы: куда бы приткнуть Сезанна?
Но волновал ее вовсе не он, а Кандинский. Саша осторожно постучала в дверь библиотеки.
Герр профессор не откликался – может, ему плохо стало от всех страстей в шале? И призрак сына кучера, и сработавшая сигнализация…
И еще поддельный Кандинский.
Профессор стоял рядом с вынутой из рамы картиной и плакал, вытирая слезы большим клетчатым платком.
– Мадам герцогиня, прошу прощения, что расчувствовался. Просто это мой первый, доселе неизвестный Кандинский.
Ну первый, но кто знает, в случае успеха, быть может, не последний?
Хотя нет, надо с этим завязывать.
Надо?
– Значит… – Саша верила и надеялась, но никак не могла осознать, что это произошло.
Один из лучших специалистов по Кандинскому признал работу Ильи, имитировавшего и дополнившего Кандинского, подлинной.
Илюша – гений! Ее Илюша.
– Это он, это великий Василий. Мадам герцогиня, могу ли я просить вас об одолжении? Вы разрешите побыть мне с ним наедине еще четверть часа?
Мадам герцогиня милостиво разрешила и все полчаса.
Конечно же, герр профессор Хубер признал подлинность Кандинского – и уже на следующей неделе (герцогская чета все еще пребывала в Нью-Йорке) прислал по почте солидное, на особой рельефной бумаге, с изящной подписью и печатями экспертное заключение, гласившее, что «Красное пятно III», вне всяких сомнений, является творением Василия Кандинского.
– Если бы я знал, что это так просто, я бы нарисовал ему сразу пять Кандинских, – заявил в сердцах Илья. – Ну или по крайней мере трех!
Саша и сама не верила тому, что у них получилось: выходило, что свою роль сыграло не только качество подделки или, скажем так, дофантазированной мужем картины великого художника, но и антураж: пожилая французская герцогиня в «Шанели», шато, забитое шедеврами, даже любимый пирог эксперта внес свою лепту.
И даже призрак сына кучера.
Ну вот заключение о подлинности «Кандинского», созданного в квартирке на Лазурном побережье, у них в руках.
– А с ним нас с распростертыми объятиями примет любой аукцион! – заявила Саша. – Бамуля (она имела в виду Анну Ильиничну) и ее герцог, к счастью, задержатся в Нью-Йорке еще на две недели, а значит, у нас есть возможность довести все до логического завершения.
– Ты что имеешь в виду? – спросил пораженный муж, а Саша пояснила:
– В заключении упоминается
