Золотые рельсы - Эрин Боумен
— Может, лучше рассказать ему, где спрятано золото? — говорю я Кэти. — Ведь он за этим сюда приехал.
— Детка, ты совсем дурочка, что ли? Думаешь, он заберет золото и уедет? Ни черта подобного!
— Стоит попробовать.
— Нет.
Ржание становится все более неистовым. Огонь может перекинуться на дом — ветер достаточно силен и дует в эту сторону. Я выбегаю из спальни Кэти, хватаю ружье и приоткрываю ногой входную дверь. Выждав несколько секунд, осторожно выхожу на крыльцо, осматриваю двор и окрестности — за кустами никого нет. Сердце начинает колотиться о ребра. Нельзя было отходить от окна. Надо было палить по кустам до тех пор, пока «Всадник» не повалится в траву, изрешеченный моими пулями.
Я смотрю на конюшню — за распахнутыми дверями пляшут языки пламени. Риз и Джесси взяли трех лошадей — Ребел, гнедую покойного дяди Джеральда и еще одну, клички которой я не помню, — но осталась Сильвер, соловая Кэти. Ее стойло с отдельным входом довольно далеко от огня, но она чует запах дыма, слышит треск пожара и в ужасе бьет копытами. Не в силах смотреть на это, я бегу по двору к ее стойлу, распахиваю дверь. Лошадь стремительно вылетает наружу, сбивая меня с ног. Я падаю на бок и роняю винчестер.
Гремит выстрел, пуля впивается в землю рядом с моей ладонью. Я вскидываю голову — судя по всему, стрелок затаился на склоне, который призван защищать убежище Колтонов. Бандит прячется где-то среди сосен, камней и кустов, и его совсем не видно. А я глупо выбежала на видное место, и мне негде укрыться, кроме как в охваченной огнем конюшне.
Поднимаясь на ноги, я тянусь за ружьем, но очередной выстрел заставляет меня отскочить и нырнуть в конюшню. Там темно от густого дыма, пламя подбирается ко мне из соседнего стойла. Я кашляю, пытаюсь нащупать что-то, чем можно подтянуть к себе валяющийся у входа винчестер, и натыкаюсь на толстое одеяло, которым Сильвер накрывают на ночь. Им можно попробовать затушить огонь, что я и проделываю, но на месте прибитых языков пламени вспыхивают новые. Дышать нечем, деваться некуда, надо бежать из огненной ловушки. Поворачиваясь к двери, я замечаю человека, стремительно надвигающегося на меня сквозь дым. Но это какой-то другой бандит, не тот, что свалился в пруд. Значит, их двое. На этом — кроваво-красная куртка, рот и нос закрыты платком, темные глаза хищно сверкают из-под полей шляпы.
Я отпрыгиваю вправо. Он загораживает мне путь ружьем, и я падаю на четвереньки. Он хватает меня за лодыжку, я брыкаюсь изо всех сил, попадая ему в грудь или в лицо. Не оглядываясь, рвусь к дому, но уже у соседнего стойла он вцепляется в мою вторую ногу и подтаскивает меня к себе. Я скребу ногтями грязь и камни, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Юбка подо мной сбилась в ком.
Он опрокидывает меня, я пинаюсь и кричу, но он прижимает меня к полу коленом. За его спиной и вокруг нас танцуют языки пламени. Жар становится невыносимым.
— Где золото, девочка?
— Не знаю!
Он хватает меня за подбородок, заставляя взглянуть на него.
— Где золото?
— Они мне не сказали…
Тут он зажимает мне нос и рот, перекрывая доступ воздуха, слезы брызжут у меня из глаз.
— Пожалуйста, — мычу я. — Я не знаю, где оно.
В руке у него нож, он размахивает им перед моим лицом, проводит им по носу, губам, подбородку. Поддевает им ворот платья, ткань рвется, обнажая плечо.
— Последний шанс.
— Я не знаю, не знаю. Пожалуйста. Я ничего не знаю.
Он склонил набок голову, ему весело.
— А я тебя помню, ты была в Викенберге.
Я холодею.
— Видишь, кто теперь пойман и связан, видишь, кто просит пощады!
Я извиваюсь в поисках хоть какого-нибудь оружия, хотя знаю, ничего такого тут нет. Но, может, под руку подвернется камень. Мои пальцы нашаривают что-то настолько горячее, что я невольно отдергиваю их. Это раскаленная от огня подкова.
Пока бандит, сминая юбку, щупает меня за бедра, я беру обжигающую стальную вещицу и, подняв ее, швыряю ему в голову. Попадаю.
Он с криком вскакивает на ноги.
А я изворачиваюсь, как ящерица, и вылетаю во двор; боль пульсирует в обожженной ладони. В стог сена, которое того и гляди вспыхнет, воткнуто единственное доступное мне сейчас оружие — вилы.
Все тонет в клубах дыма, но бандит, изрыгая ругательства, стремительно приближается. Я хватаю вилы и резко выставляю их вперед, ориентируясь на звук. «Всадник» не успевает заметить опасность — он слишком разогнался, надеясь вот-вот схватить меня — и с разбегу налетает на острые зубья. Я изо всех сил упираюсь ногами в землю, выдерживая навалившийся вес, а потом, несмотря на адскую боль в обожженной руке, толкаю вилы вперед.
Его глаза вылезают из орбит. Он смотрит вниз на грудь, на впившуюся в него сталь, на расползающиеся по куртке три темно-красных пятна, хватается за ручку и пытается вытащить вилы.
Я отшатываюсь, он падает на колени, заваливается набок и лежит, не двигаясь. Выждав с минуту, я подбираюсь чуть ближе и носком ботинка тыкаю его в спину. Ничего не происходит. Обогнув поверженного бандита, я пинаю его в голову, посильнее. Он смотрит на меня немигающим взглядом.
Я отхожу, подавляя рвотный позыв. Но нужно было убедится. Ошибаться больше нельзя. Нельзя, чтобы вышло как с первым бандитом.
Первый! Я поднимаю голову как раз вовремя: «Всадник» в серой куртке, прихрамывая, поднимается на крыльцо и скрывается в доме.
Я бросаюсь за ружьем. Оно нагрелось от пламени пожара, а моя ладонь покрыта волдырями от ожога. Лодыжки и бедра саднят — мертвый бандит впивался в мою кожу грязными ногтями… Плевать! Я бегу в дом с винчестером наготове.
К крыльцу тянется кровавый след. Я передергиваю затвор, поднимаюсь на крыльцо и прицеливаюсь.
«Всадник» в серой куртке почти добрался до двери в спальню Кэти. Меня он не замечает.
На этот раз я не промахнусь. Даже если пуля пройдет сквозь него, кровать находится в стороне. Кэти и малыш в безопасности. Пуля засядет в стене.
Я набираю в грудь воздух и прицеливаюсь.
И за мгновение до того, как я нажимаю на курок, раздается выстрел.
Я поднимаю голову — бандит все еще стоит в дверях, но на его спине алеет пятно крови. Оно медленно расплывается, и он валится вперед, его голова
