Иоанна Хмелевская - Смерть пиявкам!

Я не выдержала:

— Хватит, давайте уж говорить прямо, к черту дипломатию! Ведь он давно жил в одном доме с ней, вы не могли не знать об этом. Как такое случилось? Он подружился с ее родителями?

Мне очень хотелось услышать, что Вежбицкий знает об этом. А тот как-то заговорщически осмотрелся, убедился, что нас никто не подслушивает, жестом попросил у официанта еще чашку кофе и наклонился ко мне:

— Да, я хотел обратить на это ваше внимание…

— Нет необходимости, — опять невежливо перебила я. — Я охотно беседую с любопытными бабами. Знала ли семья Эвы ее адрес — вот что интересно, ведь Ступеньский мог и скрыть его от папочки…

— Из вашего вопроса следует, что в агрессивной кампании против Эвы вы чувствуете и руку ее отца?

— О, и вы тоже?

— Да, и безо всякого сомнения.

— Но о том, где она живет, он узнал, кажется, лишь совсем недавно?

Пан адвокат, поколебавшись, решил, что все же может выдать мне эту тайну. С проживанием Эвы после ее бегства от родителей все не так просто. Сначала она жила в квартире мужа — после того, как они развелись и он уехал из страны. И тут совпали во времени знакомство с Флорианом, экранизация ее книг и проклятый сценарий — в той квартире она жила около двух лет. А затем, воспользовавшись отъездом Ступеньского в Краков, сделала попытку исчезнуть из поля его зрения и перебралась в квартиру на улице Винни-Пуха. А Ступеньский через какое-то время тоже поселился в том доме — совершенно случайно. Эва понятия об этом не имела, прожив бок о бок почти три года, они ни разу не встретились. Фамилия Седляк негодяю ничего не говорила, а чистое везение помогло Эве не пересекаться с соседом по лестничной площадке. Но так длиться вечно, конечно же, не могло. И когда они все же столкнулись, Ступеньский чуть в пляс не пустился, а Эва едва не ударилась в панику.

И не нашла ничего лучшего, как не появляться в собственной квартире, ютилась где придется. Эва боялась, что объявится отец. С Вежбицким она была знакома уже несколько лет, с момента ее развода, познакомились случайно в суде. И сдается мне, адвокат влюбился в нее сразу и навсегда.

Я попыталась с помощью Вежбицкого прояснить кое-какие измышления Ступеньского, которые оставались для меня неясными. В жизни не встречала человека, который слушал бы меня так внимательно, как адвокат Вежбицкий. На месте Эвы я бы отнеслась к этому пану как к великой милости судьбы. Надеюсь, она так и сделала. Когда я закончила рассказывать, он задумчиво заговорил:

— Состояние Эвы было ужасным. Она боялась выходить на улицу, не спала ночами, вздрагивала от каждого звонка в дверь. Это было не просто нервное расстройство, боюсь, нечто более серьезное. И тогда она стала искать спасения в работе. Принялась писать, но публиковать свои произведения не собиралась. Я был единственным ее читателем. И знаете, на мой взгляд, они прекрасны. Думаю, любое издательство, любой журнал обеими руками ухватился бы за предложение сотрудничать с Эвой. Да она и сама это понимала и как-то призналась мне, что боится успеха. Даже собиралась сменить псевдоним. Было в ней и упорство, и какая-то непонятная мне сила. То есть физически она совсем ослабела, и сил в ней не осталось ни на грош, но творчески она стала лишь сильнее. И вот так сама себя загнала в замкнутый круг. И если бы мне пришлось кого-то убивать — хотя нет у меня таких склонностей, — то только этого Флориана Ступеньского.

— На вашем месте я бы нашла и вторую цель, — выпалила я, не успев удержать язык за зубами. — Нет, нет, я ничего не говорю, меня всегда считали малость ненормальной, пусть так и остается.

— Вы — прелесть, пани Иоанна, — произнес торжественно Эвин поклонник.

А я никак не могла забыть слова пани Вишневской и рассказ Ляльки. И вдруг пожалела, что не могу раздвоиться, тогда вторая «я» смогла бы пообщаться с Гурским, тут уж наверняка мы бы пригодились друг другу и достигли грандиозных успехов.

А вслух я убежденно заверила пана адвоката, что самым великим и мудрым его деянием была отправка Эвы за пределы Польши, к чертям собачьим. Ничего не поделаешь, у меня нет другого выхода, как ознакомить со всеми этими нашими тонкостями одного мента, и вам придется с этим согласиться. Да, а как сейчас обстоит дело с Эвиным папочкой? Он вроде бы отбыл на лечение в санаторий, ревматизм у него. Вы знаете, в какой санаторий?

— Понятия не имею… Мне надо узнать?

— Нет, он уже должен скоро вернуться. Холера, будь я на тридцать лет моложе!

Оглушив напоследок адвоката этим выкриком, я наконец оставила его в покое.

Прямо из машины я позвонила Мартусе, позабыв, что ее телефоны прослушиваются.

— Мартуся, ты просто обязана сказать мне правду! Ты убила этого подонка или не ты? Если ты — признайся, мне до смерти надо знать, а от меня ни одна душа не узнает. Так ты шлепнула его или не ты?

— Нет! Христом Богом клянусь, на коленях, вот те крест — не я! Ведь знаешь же, я по природе брезглива, такие вещи не для меня. Почему тебе так необходимо, чтобы именно я?

— Потому что он мне портит все мое расследование! Я бы распутала все эти убийства, все доказала. Если бы не этот подонок. И если ты — у меня все получается, а если нет — полетят к черту все мои построения. Говори правду, не то вообще не хочу знать тебя!

Что-то грохнуло в мобильнике — не иначе, Мартуся плюхнулась на колени. И точно. Послышался жалобный голос:

— Вот, на коленях клянусь — не я! Хочешь, поклянусь… чем бы таким… да пусть у меня до конца жизни будут болеть зубы, если я тебя обманываю! Не убивала я этого гада ядовитого, пусть у меня рука отсохнет! Я ведь даже его паршивый труп в глаза не видела! Клянусь жизнью моей собаки и моих кошек — не я!!!

Ну, это решает дело. И выходит, во всем этом нет ни малейшего смысла.

Факс от Гурского я нашла на полу. Это устройство почему-то любило сбрасывать всю получаемую информацию на пол, и не просто на пол — а под стол, где заметить листки можно было, лишь встав на четвереньки.

Ясное дело, до этого я позвонила Гурскому на работу с твердым намерением устроить скандал, но, по счастью, его самого не застала, а секретарша поспешила сообщить, что факс отправлен. Эта особа добавила, даже с некоторой обидой в голосе, что факс отправляла она лично, причем уже несколько часов назад.

Ладно, я встала на четвереньки и заглянула под стол.

Целый список. Даже в алфавитном порядке, со всеми данными, часть из которых, я знала, являлись секретными. Только вот какие? Место рождения? Адрес проживания? Место рождения пусть остается государственной тайной, кому оно нужно, но вот актуальный адрес бывает очень даже необходим, иначе как договориться, например, с человеком о встрече? Договорилась я встретиться с журналистом, а куда ему приезжать — секрет, тайна за семью печатями. Образование? От кого его утаивать? От будущего работодателя? Разве что у меня диплом садовода-огородника, а претендую на место технического директора аэропорта. Имена родителей?.. Я что, боюсь расистов, потому как мамулю звали Мба By Пси… Но не в том случае, когда потомку Мба By Пси достаются в наследство золотые копи…