Вознесенная грехом. Последний ход принцессы - Кора Рейли

– Стой! – прорычал я, обняв ее за плечи и нежно оттолкнув. – Мне надо попасть внутрь тебя, Белоснежка. Не могу больше ждать ни секунды.

Схватив ее за бедра, я помог ей оседлать меня. Мои глаза остановились на ее пыльно-розовых сосках, выделяющихся на бледной коже, на блестящем черном шелке ее волос. Я опустил взгляд ниже, туда, где соединились наши тела, дразня ее клитор пирсингом, пока она снова не начала глубоко дышать. Затем приложил свой толстый кончик к ее входу и приподнял бедра. Она широко открыла рот, заскользив языком по верхней губе. Потом выдохнула, полностью подгружая меня в себя.

В эту секунду я бы с радостью умер. Если Витиелло хотел меня убить, он мог бы прикончить меня прямо сейчас, и я бы погиб счастливым человеком, понимая, что Лука сошел с ума от одного осознания – я трахнул его прекрасную дочь.

Марселла опустилась, ее ягодицы коснулись моих яиц. Она издала тихий стон, а ее стенки сжались вокруг меня.

Я стиснул ее упругую попку.

– Если ты наклонишься вперед, мой пирсинг будет тереться о клитор.

Марселла обхватила меня за плечи и подчинилась. Я держал ее задницу, медленно вращая.

– Ах! – выдохнула она, прикрыв веки от явного удовольствия. – Это потрясающе. Я так скучала.

Я притянул ее к себе для поцелуя.

– Черт возьми, я тоже. – Наши взгляды встретились, в ее глазах отражался горизонт.

Вскоре Марселлу охватил оргазм, и я последовал за ней. Она рухнула на меня, ее дыхание обдавало жаром мою шею.

– Я люблю тебя, Белоснежка. Я должен говорить это чаще. Никогда не думал, что скажу такое кому-то. Меня не волнует, что я поторопился или выдал признание в неподходящий момент, но я чертовски сильно люблю тебя, и мне не нужны годы, чтобы все понять.

Она подняла голову, на ее лице появилось удивленное выражение. Марселла молчала, лишь одарила меня взглядом, заставившим почувствовать себя голым во всех смыслах.

– За что ты меня любишь? – мягко спросила она, застигнув меня врасплох.

Мне оказалось так сложно выразить любовь словами. Я всегда избегал говорить о чувствах, но Марселла не оставила мне выбора.

– Ты жестока со мной. – Я сдавленно рассмеялся.

Марселла приподнялась и провела ногтями по моей груди.

– Я люблю тебя за то, что ты поражаешь меня: ведь когда мы тебя похитили, ты не преклонялась и не умоляла. Люблю за то, что ты подружилась с испорченной бойцовской собакой и до сих пор навещаешь ее. Люблю за твою улыбку. Люблю за преданность семье, даже если это делает мою жизнь намного сложнее. И люблю за то, что ты не пытаешься скрыть шрамы, а превращаешь их в заявление. – Я умолк. Мысли перепутались в голове.

Марселла наклонилась и поцеловала меня.

– Спасибо, – прошептала она.

– Ты простила мне то, что нельзя прощать, – добавил я. Ей надо знать, что я давно сообразил, насколько сильно облажался.

Она лишь кивнула, будто это являлось чем-то само собой разумеющимся.

– Никогда не думал, что Витиелло способны на такое.

– Мы прощаем только тех, кого любим.

Я признался Марселле в своих чувствах. Думаю, после того как я убил ради нее дядю, она поверила в мою искренность, но не решалась говорить о любви. Я понял это и сразу же принял ее желание дать ей время и личное пространство, однако теперь мне требовалось большее.

Я притянул Марселлу к себе, коснувшись ее бедер.

– Ты простила меня.

Марселла вздохнула.

– Потому что я тебя люблю.

Я целовал ее снова и снова. Мне хотелось остаться здесь навсегда, чтобы были только мы двое.

– Наша любовь никому не принесет счастья, – сказал я.

– Это не важно, пока счастливы мы.

Марселла

Я проверила время, разинув рот от удивления.

– Почти час. Нам пора возвращаться, пока папа не прислал поисковую группу. Телохранители уже доложили ему о нашем побеге.

Улыбка Мэддокса стала лукавой, и он обнял меня за бедра.

– Я не хочу вставать или возвращать тебя в семью – никогда. – Он погрузил пальцы между моими бедрами, чувствуя мое затяжное возбуждение.

Я закрыла глаза, впиваясь зубами в нижнюю губу и наслаждаясь тем, как Мэддокс дразнил меня. Мне не хотелось ничего, кроме как провести с ним всю ночь здесь, занимаясь любовью и разговаривая, особенно после того, как мы выразили свои чувства по отношению друг к другу.

Я вздохнула.

– Не искушай меня. У меня уже достаточно неприятностей.

Он шлепнул меня по заднице.

– Хорошо, тогда давай встретимся с нашим приговором.

Я рассмеялась. Папа, вероятно, вынес вердикт, и он не пойдет на пользу никому. Я выпрямилась. Я была полностью обнаженная, взгляд Мэддокса скользнул по моему телу, отчего по спине пробежала приятная дрожь.

Я позволила себе пару минут полюбоваться мускулистым и покрытым чернильными татуировками торсом Мэддокса. Мне нравилось водить пальцами по твердым мышцам его кубиков и по упругой коже косых мышц.

– Если ты продолжишь так смотреть на меня, мы точно не вернемся в ближайшее время, – предупредил Мэддокс низким голосом, его член был уже наполовину твердый.

Я пожала плечами.

– То же самое касается и тебя, Мэд.

Он потянулся ко мне, но я отпрыгнула, хихикая, и неторопливо подошла к брошенным стрингам, стараясь наклониться как можно сексуальнее, чтобы поднять их.

Мэддокс вскочил, схватил кожаную куртку и накинул мне на плечи.

– Тебе лучше прикрыться, иначе я трахну тебя, нагнув через байк.

– Мне бы это понравилось, – сказала я с озорной ухмылкой.

Мэддокс со стоном покачал головой и оделся.

Я вытащила платье из седельной сумки и натянула его через голову. Если бы я приехала домой в кожаной куртке Мэддокса, то папа без лишних вопросов пустил бы парню пулю в лоб.

Но мой измятый наряд тоже не принесет Мэддоксу дополнительных баллов.

* * *

Когда мы мчались к особняку, я держалась за Мэддокса еще крепче, но не потому, что боялась мотоцикла: мне хотелось быть как можно ближе к нему.

Как только мы затормозили у дома, распахнулась дверь, и на крыльцо вышел папа. Он выглядел разъяренным.

Я слезла с байка.

– Тебе лучше уехать, я с ним разберусь.

Мэддокс помотал головой и тоже слез с мотоцикла.

– Я не трус. Провожу тебя до дверей, как сделал бы любой джентльмен.

– С каких пор ты стал джентльменом? – спросила я.

Папа ждал нас, скрестив руки на груди. Хотелось бы мне, чтобы Мэддокс меня послушал.

Но он лишь кивнул.