Владимир Романовский - Вас любит Президент
– Нет. Это была единственная станция в районе, о которой я точно знала, что она есть.
– Она воспользовалась станцией?
– Нет, она взяла такси.
– Домой? В Лонг Айленд?
– До автостоянки. Она показала шоферу квитанцию стоянки. Он сказал, что примерно знает, где это.
– И вы договорились встретиться еще раз?
– Мы обменялись телефонами. Через две недели она вдруг является в город и просит, чтобы я прошлась с ней по магазинам. Мне было любопытно.
– Что вы хотели узнать?
– В какие магазины ходят женщины вроде Гейл.
– Узнали?
– Да. Бергдорф и Блумингдейлз.
– Бергдорф?
– Да. В Бергдорф она ничего не купила. Сказала, что все очень дорого.
– Это так и есть.
– Я не заметила большой разницы между этими двумя магазинами. Хотя в Бергдорфе было приятнее внутри. Вы уверены, что мы правильно идем? Что-то улица все темнее и темнее.
– Мы идем на север.
– И что же?
Лерой пожал плечами.
– Если идешь на север, рано или поздно упрешься в бульвар. Предполагаю, что мы окажемся где-то между Пигаль и Клиши минут через двадцать. А оттуда – все время в горку, пока не доходишь до вершины.
– Вы уверены?
– Я проверил, еще в самолете. Север – все еще по направлению к северному полюсу. Как и три тысячи лет назад.
Некоторое время они продолжали болтать – до того момента, как вдруг оказались в районе под названием Сталинград. Прямоугольные столбы, поддерживающие эстакаду метро, выглядели призрачно-зловеще. Появились совершенно черные зоны и закоулки столь жуткие, что казалось они просто умоляют тебя перерезать кому-нибудь горло, или подставить под чей-то нож собственное. Настроение Лероя нисколько не изменилось – все также спокоен и бесстрастен.
– Может, поймаем такси? – спросила Гвен.
– Вы чего-то боитесь?
– Преступников. Нападения.
– Если вы и увидите сегодня нападение, – сказал Лерой, – то нападать скорее всего буду я. Не волнуйтесь, здесь спокойнее, чем вы думаете.
Как он обещал ранее, они повернули на улицу, идущую в гору. Оставив неприятные кварталы позади, углубились в сетку монмартрских неровных переулков. Повернули. Увидели ярко освещенное кафе. Дальше был уютный жилой сквер, над которым возвышался роскошный отель восемнадцатого века постройки. Гвен узнала его. Его постоянно показывают в претенциозных французских фильмах о меланхоличных неудачниках, психологически переживающих жизненную неустроенность в Париже, без начала, конца и сюжета. Лерой повел Гвен дальше. Наклон улицы стал заметно круче. К моменту, когда они добрались до вершины, Гвен тяжело дышала и помалкивала. Из десятка кафе по периметру главного монмартрского сквера последние два закрывались. Лерой и Гвен пересекли сквер, утыканный пляжными зонтиками, под которыми в дневное время популяция поглощала еду, приготовленную в этих кафе, и платила китайским умельцам за созидание неуклюжих портретов углем, пастелью, акрилом, и сухой кистью, и наконец вышли к порталу Сакре Кёра.
В этот момент, точно по команде, прожекторы, иллюминирующие парижские достопримечательности, выключились (они выключались каждую ночь, через час после полуночи), и величественный собор времен Бель Эпокь возвышался над ними, Гвен и Лероем, сплошным черным силуэтом на фоне фиолетового неба.
Лерой круто обернулся и сошел вниз по ступеням, ведущим на террасу, с которой можно видеть крыши всего Парижа.
Дальше вниз был парк, запертый на ночь. Группа черных подростков перелезала через чугунную ограду – в парк и из парка – под звуки африканской песенки, раздающейся в переносном стерео, стоящем на асфальте. Песенку пели на ломаном английском и стилизована она была в какой-то степени под американский хип-хоп. Гвен посмотрела боязливо на молодняк.
– Попросите у них сигарету, – посоветовал Лерой. – А то у меня кончаются.
Он скинул рюкзак с плеча и неожиданно вытащил из него бутылку бордо и два самых настоящих стеклянных бокала, завернутых плотно в бумагу. Затем у него в руках появился штопор.
– Ого, – сказала Гвен, хихикая неуверенно.
– Да, – сказал Лерой. – Преимущество вина в этой стране – оно в основном французское. Посему, купив бутылку и найдя, что вино плохое, винить следует не отсутствие везения, а собственную глупость. – Он налил темную влагу в бокал и протянул его Гвен. – Прозит!
Стерео запело хриплым баритоном – «Его поймали в рабство в Аааафрике. И белые поволокли его в Амеееерику». Некоторые части города все еще были неплохо освещены, в некоторых из ближних окон горел свет.
– Хорошо, что они не понимают слов, – заметил Лерой. – Я не в настроении сейчас драться.
– Может, пойдем еще куда-нибудь? – спросила Гвен, опасливо поглядывая на группу.
– Не подавайте виду, что боитесь, – сказал Лерой. – То есть, я, конечно, справлюсь с ними, но это пустая трата усилий. Ножи у них есть, а вот огнестрельного оружия нет. Нож мне не нужен. Отнять у кого-нибудь пистолет я бы не отказался. Без пистолета я чувствую себя голым. Возможно, я вам об этом уже говорил пару раз. Кстати, флэшку отдадите мне.
– Какую флэшку?
– На которой записана сцена убийства вашей сестры. Куда вы ее засунули? Какой-то ящик в банке, о котором я не знаю?
– А вы подлец, – сказала она, совершенно сбитая с толку.
– Я ее обыскался давеча. И все-таки думаю, что она у вас дома. В конце концов, дома у вас на дисках и флэшках – вся история человечества с момента вашего рождения, в деталях. А этой записи нет. На которой убивают вашу сестру.
– Вы обыскали мою квартиру?
– Без ордера. Подайте на меня в суд.
– Черт знает что!
– Эй, вы хотите найти убийцу или нет? Помимо убийцы, нам нужно еще найти храброго стрелка, который в вас давеча стрелял. Возможно, это не одно и то же лицо.
Она отвернулась и вдруг почувствовала себя глупо. Когда сердишься на мужчину, нужно ставить бокал и выходить из комнаты. Презрительное фырканье – бонус, можно исполнить, можно не исполнять. Не было комнаты, из которой можно выйти, и не было ничего, кроме асфальта, на что можно было бы поставить бокал. Допустим, она все-таки поставит его на землю. И куда же она после этого пойдет? В отель, который они только что видели! А потом? Обратно в Штаты. Сойдет с самолета – прямо в прицел стрелка. «Богатая Наследница Убита в Аэропорту. Семья Чемпиона Становится Меньше Каждую Неделю».
Несправедливо все это!
– Слушайте, – сказала она. – Кто вы такой? Если не скажете, клянусь, блядь, я прямо сейчас уйду, и плевать мне на последствия.
– Не могу вам сказать, – сообщил Лерой, сожалея. – Поверьте мне, не могу. Может быть позже. И перестаньте вы ругаться. Вам не идет. Просто представьте себе, что я единственный человек в мире, способный и желающий вам помочь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});