Линда Ховард - Алмазная бухта

Он должен был сделать то, что мог, чтобы обеспечить ей безопасность, даже если это означало проглотить собственную гордость и не реагировать на проснувшиеся инстинкты собственника. С Эллисом она была в относительной безопасности, пока у того не было никакой причины подозревать её в чём-либо. Он не хотел дёргать и увозить её из дома до того, как приедет Эллис, поскольку Кэллу не хотелось пробудить у него подозрения. Кэлл хорошо знал этого агента, знал, что он работал хорошо, проклятье, слишком хорошо, в противном случае он не смог бы скрывать свои тёмные делишки так долго. Он также обладал огромным эго; если бы Рэйчел отвергла его, он пришёл бы в ярость, и не спустил бы ей этого. Он бы вернулся.

Терпение, способность выжидать даже перед лицом безотлагательных обстоятельств, было одним из самых больших талантов Сэйбина. Он знал, как выжидать, как определить момент для достижения полного успеха, как проигнорировать опасность и как просчитать исключительно точное время. Он мог буквально слиться с окружающей обстановкой, притаившись так, что живые существа не замечали его. Вьетнамские стрелки время от времени проходили почти рядом, не замечая его. Его умение ждать усиливалось инстинктивным знанием того, что когда терпение оказывалось бесполезно, наступало время действовать. Он объяснял это себе отлично развитым чувством времени. Да, он знал, как ждать,…но ожидание Рэйчел, которая должна была прийти домой, сводило его с ума. Он хотел видеть её защищённой в своих руках…в кровати. Проклятье, как он хотел видеть ее в своей кровати!

Он не зажигал в доме свет; Кэлл не думал, что за домом наблюдают, но предпочитал не рисковать. Рэйчел и Эллис могли вернуться раньше, и свет в доме мог вызвать подозрения у Эллиса. Несмотря на боль в плече он был неспособен сидеть без движения, поэтому тихо бродил в темноте. Его плечо целый день горело как в аду, и он рассеянно массировал его. Губы Кэлла растянулись в улыбке. А ведь он не чувствовал боли, когда занимался любовью с Рэйчел; его чувства были полностью сосредоточены на ней и на невыносимом экстазе их тел, сплетённых вместе. Но с тех пор плечо мучительно напоминало ему, что выздоровление протекало чересчур долго, и было удачей, что рана вновь не открылась.

Резко выругавшись, он похромал через кухню к черному ходу. Он был слишком взволнован, чтобы и дальше оставаться в стенах дома. Как только Кэлл открыл черный ход, то почувствовал, что Джо оставил свой наблюдательный пост под олеандром и тихо продвигается сквозь тени. Он тихо и доверительно позвал собаку. Кэлл больше не боялся нападения со стороны Джо, хотя тот весьма настороженно принял его, да и Кэлл всё ещё не мог точно оценить настроение Джо.

Автоматически держась в тени, Кэлл кружил перед фасадом и исследовал сосны, убеждая себя, что за домом не было установлено наблюдение. Джо семенил приблизительно в десяти футах позади него, замирая, когда Кэлл останавливался и, продвигаясь, когда Кэлл шел дальше.

Молодой месяц только взошел тонким серпом света на горизонте. Сэйбин взглянул на небо, столь чистое, подобно глазам Рэйчел, и казалось, бесконечность была в пределах его досягаемости.

Сердце снова сжалось, и ладонь сомкнулась в кулак. Он прошептал проклятье в ночь. Она была слишком храброй, слишком сильной, с личными понятиями о справедливости; почему она не побеспокоилась о собственной безопасности и не позволила ему взять весь риск на себя? Разве она не знала то, что станется с ним, если с нею что-нибудь случится?

Нет, как она могла знать? Он никогда не говорил ей этого, и никогда не скажет, только не ценой ее безопасности. Он защитит её, даже если это его убьет. На его губах возникла кривая усмешка; это вероятно убило бы его, нет, не физически, — глубоко внутри, там, где он никогда не позволял никому прикасаться к нему…, пока Рэйчел не проскользнула мимо воздвигнутой им стены, и не опалила его разум и душу.

Конечно, всегда была вероятность, что он из этой переделки он не выйдет живым, но так или иначе Кэлл предпочитал не думать об этом. Он и так за несколько прошлых дней думал достаточно много, просчитывая и отказываясь от различных планов. Его действия были продуманы. Теперь он ждал: ждал, пока его раны заживут окончательно; ждал, чтобы придти в удовлетворительную физическую норму; ждал Эллиса и его приятелей. Ожидание, в течение которого он не ощущал ход времени, было правильным ожиданием…. Когда время придёт, он вызовет Салливана, и план будет притворён в жизнь. Он предпочитает работать с Салливаном, чем с любыми другими десятью мужчинами. Никто из них двоих не ожидал, что им снова доведётся работать вместе.

Нет, его неуверенность была лишь только из-за Рэйчел. Он знал, что должен защитить её, но впервые в своей жизни он боялся. Опустить ее ненадолго было одним, но жизнь без нее была совершенно иным.

Он стоял среди ночи и проклинал то, что отличало его от других мужчин: экстраординарные навыки и хитрость, острое зрение и спортивное телосложение, чрезвычайно разумная координация умственных способностей и мускулов, что в сумме делало его охотником и бойцом. Его эмоциональная отчужденность прекрасно подходила к тем задачам, которые предполагала его работа — совершенный, бесчувственный солдат среди холодных серых теней. Он не мог припомнить, что когда-либо было по-другому. Даже в детстве он не был шумным, смеющимся ребенком; он был тихим и обособленным, держась на расстоянии даже от собственных родителей. Он всегда уходил в себя и никогда не хотел ничего иного; возможно даже ребёнком он знал, что любовь ранит. Ну вот. Он позволил своим фантазиям оформиться в одном слове, и даже это было настолько болезненным, что он вздрогнул. Он не мог любить небрежно, любить слегка, принимая романы за игру. Его эмоциональная отстраненность была защитой, но Рэйчел разрушила её, и это ранило. Боже, как это ранило.

Рэйчел сидела напротив Тода Эллиса, улыбаясь и болтая, вынуждая себя вкушать дары моря, как будто она наслаждалась ими, но каждый раз, когда он улыбался словно человек с рекламы зубной пасты, внутри у неё всё холодело. Она знала, что скрывала эта улыбка. Она знала, что он пытался убить Кэлла; он лгун, убийца и предатель. Ей потребуется вся её сдержанность, чтобы изображать, будто она приятно проводит время, но ничто не помешало её мыслям возвращаться к Кэллу.

Тогда днём она хотела лишь продолжить лежать в его объятьях, её тело стало мягким и запульсировало от его грубой силы, быстро, желая удовлетворить свою одержимость. Она уже забыла, на что это было похоже… или вообще, возможно, никогда не знала, что это. Быть замужем за Б.Б. означало тепло, радость и любовь. Быть женщиной Сэйбина означало сгорать заживо при каждом его прикосновении, становясь мягкой, горячей и влажной при самом легком касании. Он не был беззаботным и веселым. Он был безжалостным, сильным мужчиной, от него исходила аура индивидуальности. Он не был шутником; она никогда не слышала, чтобы он смеялся, и не видела, чтобы его редкие улыбки достигали глаз. Но он обрушился на нее с таким отчаянием, с такой потребностью, что все в ней немедленно откликнулось, желая его.