У врага за пазухой (СИ) - Мария Сергеевна Коваленко
— Пока еще не на палочке, — хрипит похотливое животное, устраивая другую мою руку на члене.
— Это коряга.
Обхватываю ствол сквозь тонкую ткань. Он действительно большой и толстый, мне не показалось.
— Обожаю твой острый язычок. — Наглая ладонь проникает под белье. — С первой встречи мечтал испробовать его умения на своем члене.
Ярослав размазывает влагу по нежным складкам и начинает уверенно массировать клитор.
— Считаешь, умение ругаться — гарантия отличного минета?
Я растекаюсь по мужской груди. «Кира, это сон!» — успокаиваю последнюю тревожную извилину. И стону… предательски, тонко. Как кошка, которая ненавидит всех котов и готова располосовать любого, но бессильна против марта.
— Жизненный опыт подсказывает, — уверенно шепчет на ухо нахал, — ты отсосешь как богиня. Опустошишь яйца под ноль.
— Я еще замужняя женщина. До развода ни-ни. — От откровенности Вольского внутри словно что-то перегорает. Наверное, робость. — И вообще, что за манеры?
Не могу больше терпеть и сама насаживаюсь на его потрясающие пальцы. Ритмично, быстро, бессовестно.
— А потом я возьму тебя в зад. Выдеру и за попытку наехать на меня, и за непослушание, и за то, что динамила.
— Губа, смотрю, совсем не держится. Опять раскаталась.
Я задыхаюсь от кайфа. Ни один член не сравнится с этими руками. Никакой язык не справится лучше.
— Тебе понравится. Обещаю.
Ярослав резко разворачивается. Укладывает меня на сиденье дивана и, не прекращая трахать пальцами, тянет вниз резинку своих штанов.
— Только посмей остановиться!
Сейчас мне плевать, кто он. Оргазм, как морской бриз, ласковыми волнами подкатывает к бедрам и грозится затопить своей теплотой.
— Мы с тобой до утра не остановимся. — Наклонившись, Ярослав целует в шею. — Натру тебя везде.
Он ускоряется, добавляет третий палец. Растягивает меня. Готовит.
— О да… — Где-то внизу, покачиваясь, собирается начать свое дело член… А меня накрывает. — Да… — Выгибаюсь дугой. — Да-а-а… — хнычу, закрывая глаза. — А-а-а… — Чувствую, как проваливаюсь. Без подушки и одеяла уплываю далеко-далеко.
Туда, где нет никакого Вольского, никаких убийств и преступников. В сон.
Глава 20
Просыпаюсь от совершенно нереального запаха — свежей выпечки и апельсина. Сочетание, достойное рая. Впрочем, широкая кровать, шелковое постельное белье и потрясающий вид за окном тоже тянут на вариант эдема.
Дико хочется закрыть глаза и продолжить верить в сладкую сказку, но знакомый мужской голос выдергивает в реальность.
— Вы прибрались после этого? — спрашивает кого-то Вольский.
Ответа нет. Вероятно, разговор ведется по телефону.
— Нет, хорошо не подойдет. Нужно сделать так, как было. Ни одна сволочь не должна узнать, что вы там все обшмонали.
Несмотря на сонливость, понимаю, что речь о моей квартире. В ней не только устроили обыск, но еще и навели порядок. Перетрогали бюстгальтеры и разложили трусы.
— Значит, делайте это быстро! И не забудьте о главном.
Что за «главное», Ярослав не уточняет. Загадочно обрывает фразу и лишь спустя несколько секунд договаривает:
— Суньте ключ под дверь соседки. Они все равно позовут ее в понятые. Может, хоть дверь выбивать не станут.
Я и до этого не очень радовалась услышанному, а сейчас становится совсем плохо. Где-то там, в другой стороне Питера, сиротливо ждет обыска моя квартира. Ее будут переворачивать вверх дном, заваливать пол личными вещами. Возможно, что-то сломают или порвут. Перспектива совсем не радужная.
Задумавшись, как потом буду разбираться с погромом, ненадолго забываю о жарком ночном инциденте и выхожу из спальни.
По опыту пробуждения в мужских квартирах — был у меня короткий период свободы между браками — догадываюсь, что дальше начнутся попытки раскрутить на завтрак или на быстрый утренний секс.
Учитывая спермотоксикоз Вольского, никаких альтернатив и быть не может. Но этот непостижимый кобель удивляет.
Во-первых, он одет! И не наполовину, а полностью — в брюки и футболку, скрывающую всю роскошную геометрию.
Во-вторых, вместо члена Ярослав держит в руках сковороду.
А в-третьих, на столе стоят два стакана с чем-то оранжевым. Вероятно, это апельсиновый сок. И рядом — целая тарелка оладий.
— Ущипните меня… — Падаю на край дивана.
— О, проснулась! — выдает Капитан Очевидность.
— Это то, что я вижу? — Показываю на оладьи и сок.
— Апельсиновый. Только что отжал. Очень рекомендую, заряжает лучше кофе.
— А оладьи? — Тяну носом фантастический аромат.
Считается, что самые распространенные галлюцинации — слуховые: более семидесяти процентов от всех видов. Обонятельные и зрительные — редкие.
Если я сейчас сошла с ума, это точно что-то уникальное. Не факт, что вылечат, но хотя бы выделюсь.
— Рецепт сестры. Единственное, что у нее получалось, — дети и оладьи. Ради мелких пришлось вспомнить, как это делается. С тех пор и готовлю.
— Миллионер. Бизнесмен. Боксер. И повар…
— Крестиком не вышиваю. С иглами косяк: слишком тонкие.
— Ты точно настоящий?
До прихода на кухню и не думала, что хочу есть. Желудок не подавал никаких признаков жизни. А сейчас как с ума сошел — урчит и домогается.
— Не помнишь, насколько я реальный? — Красивые мужские губы расползаются в плотоядной ухмылке.
— Что за намек?
Не в силах больше ждать, я тянусь к совершенному пышному кругляшу и делаю первый кусь.
— А ты не ощущаешь? — Его Наглейшество выгибает левую бровь.
— Ощуща… — Осекаюсь. Оладушек выскальзывает из рук и падает на стол. — Нет! Ты не мог!
Напрягаю мышцы малого таза. Сжимаю, разжимаю, словно этим можно проверить «явку».
— Ты так тужишься, будто пытаешься нащупать меня в себе. — Паршивец мысли читает!
— Нет там никого! И не было! — Последнюю фразу произношу без уверенности.
Я помню, что было до отключки. Некоторые особо пикантные моменты — в подробностях. Но вот чем занималось тело в период времени между диваном и кроватью… Как из привычной одежды перекочевало в безразмерную майку… Здесь в памяти пробел.
— Вольский! — Вскакиваю с места как ужаленная. — Ты не мог трахнуть меня спящую!
Не обращая внимания на горячую сковороду, я подбегаю к этому мерзавцу и хватаю за грудки.
— Ты была такой влажной. Текла рекой. — Суицидник даже не думает отнекиваться.
— Ты. Меня. Изнасиловал?
Злости так много, что кажется, в любой момент лопну.
— Неужели расстроилась? — Его ладони ложатся на талию.
— Я тебя уничтожу! — взвизгиваю.
— Уже боюсь!
— Я тебя засужу! — Бью извращенца.
— Обязательно.
— Тебя зэки за решеткой до конца жизни будут вместо женщины… — Договорить не получается.
Как только я раскрываю рот, чтобы набрать побольше воздуха, туда проталкивается коварный язык Ярослава и клинит все мысли.
Продолжение печальное. Руки, как могут, сражаются за тело, лупят по груди и плечам, по каменному прессу. Колени пытаются зарядить в самое «яблочко». А предатели губы ловят каждое движение губ Вольского, раскрываются
