У врага за пазухой (СИ) - Мария Сергеевна Коваленко
Вряд ли из него можно было выстрелить бесшумно. Да и не было у Вольского столько времени. Всю шумную и грязную работу убийца проделал перед нашим приездом. Он не только каким-то образом выяснил адрес, но и смог нас опередить.
Как? Ответов нет.
В редакции о поездке знал лишь Ломоносов. Он с моего первого дела требует отчитываться, куда собираюсь и на какой срок. Чтобы не впасть в немилость, я сообщила и в этот раз.
Из домашних… их не осталось. Мама получила свою сумочку и больше не наведывалась. Муж с чемоданами убыл на ПМЖ к другу, а с Ирой мы обсуждали лишь мужчин и разновидности крокодилов.
Единственная гипотеза, которая объясняет слив информации, — Вольский. Я еще на юбилее сказала ему о Шапках. Он сам как-то узнал улицу и номер дома Бухгалтера.
«Скажи, что ты не замешан в убийстве и моем аресте», — отправляю СМС Ярославу уже в отделе, пока Агеев уходит за кофе.
Мне вполне хватит краткого ответа: «да» или «нет». Однако вместо сообщения его величество решает позвонить.
— Какой на хер арест? — хрипит Вольский.
По телефону трудно понять причину хрипа, но воображение тут же рисует обнаженную Вику, упругие ягодицы мистера Секса и смятые шелковые простыни.
— Мой. — Выглядываю за дверь.
Не хватало еще, чтобы Агеев застукал меня с телефоном в руках.
— Тебя задержали?
— Полчаса назад. Я теперь подозреваемая в убийстве.
— Каком еще убийстве?
С извилинами у него совсем беда. Так непривычно, что даже улыбаюсь.
— А ты подумай!
Набор матов, который звучит после моих слов, поражает фантазией и образностью. Кто бы ни был сейчас под Вольским, кончить она теперь точно не сможет.
— Почему сразу не позвонила?! Адвокат уже приехал? Ты хоть что-то рассказала?
Пожалуй, сонный и медлительный Ярослав нравился мне больше.
— Ты мне не отец и не начальник, — обрубаю этого диктатора.
— Что ты им рассказала?! Подробнее!
— Сказку! О рыбаке, чтоб его, и рыбке.
— Задницу надеру! И это сейчас не угроза. Это, блядь, обещание!
— Обязательно надерешь! Но для начала поищи у себя крысу и надери ей!
— У меня нет ни крыс, ни кротов! — цедит Вольский сквозь зубы.
— О времени и месте интервью знали лишь ты и я. Я никому не сообщала. Утечка информации могла произойти только с твоей стороны, — рычу на него как можно тише и, закончив фразу, сразу же отключаюсь.
Несмотря на результат, после этого разговора становится легче. Вольский не стал бы разыгрывать удивление. Будь он хоть в чем-то виноват, мое сообщение осталось бы неотвеченным и не было бы никакого пинг-понга словами.
* * *
Следующие три часа проходят в жестком спарринге с Агеевым. Он упорно пытается выяснить подробности встречи с Бухгалтером, а я, включив на полную мощность блондинку, изображаю склероз.
Не самая успешная тактика. К несчастью, с перспективами вообще беда.
— И сколько еще вы будете меня допрашивать? — Зеваю точно так же, как Агеев.
— Мне спешить некуда. Будем с вами общаться, пока не заговорите.
— Но мне нечего рассказать. Я его не убивала и даже не была знакома лично.
— Конечно. Все вы так поете.
— Могу на детекторе лжи подтвердить. Где этот ваш полиграф?
— Понадобится — подтвердите.
— А можно хоть до утра вернуть меня домой? Спать очень хочется.
— Домой нельзя. Утром проведем обыск. Если ничего не найдем, будем разговаривать с вами дальше.
— И что же вы собираетесь найти? — Становится не по себе.
В квартире все было в полном порядке. Дверь я открыла своим ключом — два оборота, никаких проблем. Вещи лежали как обычно. Стопка новых книг — на комоде, покрытые слоем пыли гантели — в углу, под таким же запыленным телевизором. Любимый свитер — в кресле, а сброшенная пижама — на кровати… вроде бы. Или нет?
Вспомнить, где именно лежала пижама, почему-то не удается. Память не хочет показывать картинку с любимым спальным комплектом. Вместо нее подсовывает воспоминания о девственно чистом покрывале и непривычно аккуратно разложенных подушках.
— Кира Игоревна, я читал некоторые ваши статьи и прекрасно понимаю, что прямо сейчас вы дурите мне голову, — выдергивает из размышлений Агеев.
— Тогда дайте поспать. Дождемся результатов обыска. — Я устала от нашей игры.
— Напомнить, сколько раз вы отказались подписывать протокол? — Агеев кивает на распечатанный документ и грустно косится в сторону ручки.
— Пожалуй, еще раз ознакомлюсь.
С умным видом цепляю на нос очки, героически сдерживаю зевоту и начинаю читать.
— А я за кофе. — Следователь поднимается из своего кресла.
Все это мы уже проходили. Трижды за ночь. Он пытался не уснуть, я старалась ничего не подписывать и ничего не рассказывать. Утром должен приехать адвокат Ломоносова, чтобы помочь выкрутиться из ситуации.
«Еще пять или шесть часов!» — как могу, подбадриваю я себя.
«Где наша не пропадала? И там пропадала, и здесь пропадала!» — с оптимизмом шепчет внутренний голос.
Но не успевает следователь дойти до двери, на пороге материализуется широкоплечая фигура Федора, и протокол выпадает из моих рук.
Глава 18
Конь Александра Македонского, Буцефал, любил прогуливаться без хозяина. Пару раз во время таких прогулок его даже крали. Не знаю, зачем мне эта информация. Она сама всплывает в памяти, когда смотрю на одинокую фигуру в дверном проеме.
— Вы к кому? — спрашивает Агеев у водителя Вольского.
— Я за ней! — Федор указывает колючей челюстью в мою сторону и взмахом руки требует, чтобы шла за ним.
— Не понял! — Агеев аж закашливается от такой наглости.
— Вы к начальству зайдите. Лучше прямо сейчас. Вам объяснят.
Мне все же не показалось во время первой встречи — Федор идеально вписался бы в образ холопа. Очень хочется спросить, знает ли он об одном важном событии, случившемся в тысяча восемьсот шестьдесят первом году*, или про Юрьев день.
— Это какая-то шутка? — Следователь протискивается мимо Федора.
— Шутить указаний не было. — На лице водителя ни одной эмоции.
— Шапито какое-то. С клоунами! — обернувшись ко мне, бросает Агеев и тут же добавляет: — Я сейчас буду. Никуда не уходить!
Как только он скрывается в коридоре, от сонливости не остается и следа.
— Вы правда заберете меня отсюда? — Встаю со стула.
— Кира Игоревна, вы это… сумочку не забудьте. — Федор ничего не объясняет. Снова машет, чтобы шла за ним, и поворачивается к выходу.
— Это ведь не побег из-под стражи, так? — Воровато озираясь, иду следом. — Мне нельзя в бега. У меня мама,
