Соня Мармен - Ветер разлуки

– В детстве я часто прятала горшочек с вареньем под кровать, чтобы ночью полакомиться. На следующий день мама Донни ругала меня за пятна на простынях, но она никогда не выдавала меня матери, которая ежедневно проверяла содержимое кладовой. Говорила, что передала горшок-другой варенья монахиням-урсулинкам. Ну, вкусно?

Он кивнул и, словно птенец, требующий свою порцию, снова открыл рот. Она обмакнула палец в варенье и, смеясь, поднесла поближе. Большая капля упала Александеру на живот.

– Ой! Грешно растрачивать драгоценный продукт, когда в городе злобствует цинга!

С этими словами она наклонилась и слизнула варенье. Прикосновение ее теплого и влажного язычка заставило его вздрогнуть, и оба прыснули. Какое-то время они забавлялись, подкармливая друг друга, запивая варенье вином и хохоча над неловкими движениями друг друга. Устав, Александер с Изабель обнялись, чтобы насладиться минутами, которые могли стать последними. Они оба это сознавали. Изабель крепче сжала в руке костяной медальон, а Александер начал чертить ногтем замысловатые узоры у нее на плече.

– Что ты рисуешь?

– Трикветр – кельтский символ триады. Изначально он символизировал три ипостаси Великой Богини – девственница, мать и старуха. Речь идет, конечно, о языческой богине. В наши дни трикветр используют и христиане, для них это символ Святой Троицы – Иисуса, Бога Отца и Святого Духа. На деле же каждый интерпретирует понятие троицы на свой лад.

– Мне нравятся твои рисунки. Они великолепны. И что, у каждого символа есть свое значение?

– Кельтские символы – это чаще всего переплетение линий без начала и конца, и все они, в общем-то, олицетворяют непрерывность жизни и ее силу. Кельты верили, что жизненный цикл вечен и находится в постоянной, пусть и невидимой, связи с незримым миром. Рождение, жизнь, смерть и новое рождение… Смотри!

Он взял нож и нарисовал на полу три соединенных между собой завитка.

– Это – трискель. Завитки символизируют эволюцию жизни и словно бы стремятся изнутри наружу. Но если пройти по завитку в обратном направлении, то мы вернемся внутрь, что позволит нам найти в себе новые силы. Это тонкие понятия, но ты ведь понимаешь? У этого символа три ответвления, у трикветра тоже три лепестка. Тройка имела мистическое значение, она встречается у кельтов повсюду. Земля, вода и огонь. Божество, человек и природа. Триединство богов… все живые создания и стихии связаны между собой и объединены в бесконечный цикл, что-то типа круга.

– Кто тебе все это рассказал?

– Один старый ирландец, священник.

– Он был католик, да? Странно, все это скорее соотносится с языческими верованиями…

Александер усмехнулся, вспомнив, что в свое время задал старику О’Ши тот же вопрос.

– Христианство и язычество неразрывно связаны. Возьмем, к примеру, кельтские кресты. Они похожи на римские, но символика, которую они воплощают, – разная. Сегодня они – символ триумфа христианства над язычеством, но, как ни странно, могли бы символизировать Вселенную. Смотри, – начал он, рисуя крест, а в его центре – круг, – жизнь протекает в двух измерениях – продольном и поперечном. Другими словами, одна ось креста символизирует астральное измерение, а вторая – физическое. А по центру, на пересечении, находится нечто вроде двери между мирами – жизнью и смертью. Эту дверь мы называем «покров». Круг, окружающий точку пересечения осей, и есть бесконечный цикл, о котором я уже упоминал. Он объединяет два измерения, два мира. Существует ведь поверье, будто душа покидает мертвое тело только после того, как на могиле установят крест. Она отделяется от плотской оболочки и перемещается к «покрову», чтобы сквозь него попасть в Иной Мир.

– То есть в рай?

– Ну, можно сказать и так.

Взгляды молодых людей встретились. Александер смотрел на Изабель так проникновенно и серьезно, что она смутилась.

– Поэтому я и нарисовал этот символ у тебя на плече. Чтобы твоя душа знала, что однажды мы встретимся, даже если со мной что-то случится…

Девушка поспешила закрыть ему рот ладошкой. В глазах у нее уже стояли слезы.

– Нет! Алекс, не говори так!

Он закрыл глаза и поцеловал ее пальцы.

– Изабель, это вероятность, которую мы не можем отрицать.

Она опустила голову.

– А я ничего не смыслю в символах. У Франции он всего один – цветок лилии.

– Лилия – это прекрасно. Кстати, ты на нее похожа со своей нежной кожей и тонким ароматом…

Улыбаясь, она ноготком нарисовала у Александера на плече цветок лилии.

– Но историю этого символа я знаю! – объявила она, немного приободрившись. – Он символизирует три добродетели. Два боковых лепестка – мудрость и рыцарство, а третий, вертикальный, – веру. Мудрость должна направлять веру, а рыцарство – ее защищать. И эти три добродетели всегда должны быть едины, ибо без них не станет и Франции.

Александер едва заметно улыбнулся, обхватил рукой возлюбленную за шею и притянул к себе, чтобы поцеловать.

– Выходит, мы оставили свои метки на теле друг друга!

И он посмотрел на костяной медальон, который девушка не снимала с того дня, когда получила его в подарок. Изабель проследила за его взглядом, и в голову ей пришла идея. Она сняла свой нательный крестик на красивой ленте и повязала ее на шею Александеру.

– И мы оба будем носить на груди что-то, что раньше принадлежало любимому!

Слезы обильно струились у нее по щекам. Взволнованный Александер вытер их краешком пледа. Руки его сами собой потянулись к Изабель, которую у него могли отнять в любое мгновение. Быть может, цикл жизни и бесконечен, но осязаемая реальность живой плоти была куда утешительней!

На рассвете 28 апреля 1760 года над землей, напитанной влагой после затянувшейся на всю ночь грозы, повис туман, сквозь который не без труда проникали лучи солнца. Птицы перелетали с ветки на ветку в поисках пропитания и материала для гнезда, не обращая на людей ни малейшего внимания. Восточная часть неба окрасилась в нежный переменчивый оттенок голубого, напомнивший Александеру цвет глаз матери.

Если не считать шума, производимого солдатами, в городе, который жители покинули в преддверии боевых действий, царила подозрительная тишина – умиротворяющая и в то же самое время наводящая трепет. Александер прошел мимо дома Лакруа. При виде запертых ставен на душе у него стало грустно, а по спине пробежал холодок. Увидит ли он когда-нибудь ту, которую любит? Впервые мысль о грядущем сражении страшила его, вызывала желание все бросить и сбежать. Чтобы обрести хоть немного мужества, он прикоснулся к спрятанному под солдатским мундиром крестику.

За спиной у него тянулись редуты и траншеи, построенные минувшей осенью и подновленные в начале весны, а еще дальше – стены Квебека. Противник, ведомый стремлением отвоевать свое имущество и неукротимой жаждой мести, был уже близко, Александер это чувствовал. Что это такое – желать стереть с лица земли тех, кто угрожает его жизни и благополучию, он проверил на собственной шкуре.