Соня Мармен - Ветер разлуки

– Ты когда-нибудь присутствовал при родах?

Она ждала ответа…

– Нет, – сказал он, протягивая ей бутылку.

Изабель сделала еще пару глотков. Александер был совершенно сбит с толку.

– Вот и для меня, Алекс, это было впервые.

Она замолчала, устремив взгляд в темноту. В комнате было тихо – не громыхали жернова, не поскрипывало, вращаясь, водяное колесо, не хлопали ставни на окнах. С улицы доносилось только пение вечерних птиц.

– Ребенок был слишком велик, – прошептала она. – Ты знаешь, как в таких случаях малыша извлекают из тела матери?

– Нет.

– Разрезают на кусочки, как говядину в мясной лавке! – зло проговорила Изабель.

В старой мельнице снова стало тихо. Ужас сказанного не сразу проник в сознание Александера. Он пригубил бутылку. Изабель снова вернулась к своему занятию.

– Но, к счастью, Франсуаза поправляется. А еще нас беспокоит Гийом, помнишь, тот из моих братьев, который заговорил об Апокалипсисе?

– Конечно, я его помню.

– Так вот, наш Гийом, он немного… не в себе. Ему всюду мерещится дьявол, слышатся какие-то голоса…

Распутав в конце концов узелок, она встала на ноги и потянула за юбку. Оставшись в нательном белье, девушка посмотрела на него со странным выражением. Он не смел шелохнуться. Через секунду дрожащими пальцами Изабель стала развязывать ленты на корсете.

– Придется запереть его в больнице, – словно бы между прочим обронила она, опускаясь на колени. – Моего брата, Гийома, – посадить под замок! А французская армия…

Она всхлипнула.

– Изабель!

– Французская армия наступает на город.

– Изабель!

– И сколько еще будет смертей! Сколько жизней еще будет разбито – как у маленького Мориса, Гийома, Марселины, Тупине… Сколько невинных жизней!

Плечи девушки сотрясались от рыданий. Она закрыла глаза и в молчании развязала корсет.

– С этим ничего не поделаешь – война, – с печалью в голосе прошептал Александер.

Огонек свечи отбрасывал тени на белую кожу Изабель, которая выглядела теперь трогательно хрупкой. Он мог следить за ритмом ее дыхания по тому, как натягивалась ткань нательной сорочки у нее на груди. Алые губы приоткрылись, и облачко пара вырвалось в прохладный апрельский воздух. Девушка поежилась и открыла глаза.

– Мне страшно, Алекс. Страшно за тебя и за нас. А тебе?

Он на мгновение задумался.

– Да, мне тоже страшно.

– А чего боишься ты?

– Тебя потерять и… смерти. Боюсь, что это может случиться завтра.

Изабель медленно кивнула и сняла корсет.

– Алекс, я хочу тебя, – прошептала она дрожащим от волнения голосом.

До глубины души взволнованный этой переменой в ее поведении и речах, Александер поставил бутылку на пол и, не проронив ни слова, приблизился к девушке. Его пальцы, слегка подрагивая, тут же продолжили ее раздевать, хотя он об этом даже не подумал. Начали они с чепца: аккуратно вынули шпильки, развязали ленты. Золотистые кудри рассыпались восхитительной волной. Александер уловил тонкий аромат, от них исходивший, – наверняка творение французских парфюмеров… По-прежнему не произнося ни слова, он раздевал Изабель с нарочитой медлительностью, в то время как сердце его было готово выпрыгнуть из груди. Она решила ему помочь и потянула за лацкан куртки.

– Говорят, второй раз лучше первого, – едва слышно прошептала она.

Удивительное дело, но стыд и тревога, терзавшие ее душу с того дождливого вечера, вдруг сменились пылким желанием. Ей не терпелось узнать, что заставляет любовников кричать. Хотелось испытать эти эмоции, эти вибрации тел, возносящие любовников к высотам абсолютного наслаждения. И еще ей хотелось… позабыть обо всем остальном.

Мускулы играли у нее под пальцами, двигались по мере того, как он ласкал ее. Стоя на коленях, она прильнула к его груди и нежно поцеловала в губы, попробовала их на вкус – терпкие, чуть горьковатые… И от него, как обычно, едва уловимо пахло табаком. Ей нравилось вдыхать запах его тела, хотелось унести его с собой, чтобы он составил ей компанию в бессонные тревожные ночи, которые ей предстояло пережить…

Робея, она приподняла его рубашку, а потом стянула ее через голову и замерла, чтобы полюбоваться телом, которое так часто рисовала себе в мечтах. Александер был строен, но при этом мускулы на его руках и животе были рельефные и крепкие.

Александер тоже не шевелился. Так же, как и девушка, он стоял на коленях, а его ладони лежали у нее на бедрах. В происходящее трудно было поверить. Меньше всего на свете он ожидал, что Изабель позволит ему прикоснуться к себе так скоро после того, что произошло во время их последней встречи. Вспомнив тот вечер и то, как он закончился, он решил, что надо кое-что прояснить.

– Изабель, в тот вечер, когда я сбежал от вас с братьями, я прямиком отправился к командиру.

– Я знаю.

– Изабель, у меня не было выбора. Я не мог не…

– Не надо! – Она приложила пальчик к его губам. – Люби меня, Алекс! Война подождет.

Дыхание с шумом вырывалось из груди Александера, и ритм его выдавал сильное волнение. Изабель шевельнулась, прижимаясь к нему всем телом и прекрасно осознавая эффект, производимый ее движениями. И вот наконец она расслабилась и позволила своим глазам закрыться. Он посмотрел на обнаженное тело, готовое отдаться, дрожащее от страсти.

Будь благословен тот, кто его создал! Спелый фрукт из Эдемского сада, ждущий, чтобы его сорвали! Он запечатлел в памяти совершенный изгиб бедер, едва различимую мягкую выпуклость живота, изящество талии, округлую тяжесть грудей. Ему уже доводилось видеть это великолепное тело, белое, как мрамор, но где и когда? Внезапно он вспомнил: в доме у дедушки Кэмпбелла! Однажды он снял с полки статуэтку и погладил ее. Он думал, что в комнате, кроме него, никого нет…

– Она прекрасна, не так ли? – спросил голос у него за спиной.

От страха стиснув пальцами статуэтку, Александер обернулся. Дедушка Кэмпбелл стоял в дверном проеме своего кабинета и с насмешливой улыбкой наблюдал за внуком.

– Я… Простите, дедушка! Я поставлю ее на место!

– Можешь не спешить. Можешь полюбоваться ею еще, если хочешь, Аласдар. В нашем мире нечасто встретишь совершенство, но красоты – очень много. Однако не надо думать, что она – наша единственная утеха. Известно ли тебе, что можно видеть и без помощи глаз?

Спросив себя, уж не издевается ли над ним дед, Александер молча кивнул.

– Закрой глаза и погладь статуэтку. Что ты видишь?

Подчиняясь, он пробежал пальцами по гладким изгибам, задержавшись на некоторых деталях, которые вызывали особое волнение и… заставляли его мучительно краснеть.