Две полоски. Двойная ошибка - Ольга Дашкова
Мой отчим сказал бы: «И на какие, блять, шиши вся эта ебаная роскошь?» Я бы его поняла, но озвучивать вопрос не стала.
Роскошь была сдержанная, в минимализме, но она читалась в каждой детали. Такие интерьеры красуются на фото элитного глянца – для элиты и ее приближенных. Но я отчего-то в свете событий последних часов затосковала по своей съемной однушке, да даже по конуре Севы в Мытищах, а там ждали мартини, суши и куни.
– Раздевайся!
Я все еще, ломая ногти о сумочку, прижимаю к себе пальто, оно как родное стало, почти часть меня.
– Я не понимаю, если вы меня и сейчас приняли за проститутку, то это, я могу вас огорчить, не так. И не буду я раздеваться, можете начинать резать и выбивать зубы. Я переводчик и была в клубе по работе.
– Она забавная, Шах, зря ты так с ней, дай выпить девушке, расслабиться. Тебе что налить, крошка-мышка? Хочешь «Кровавой Мэри» или «Секса на пляже»?
Вот как раз такой набор мне и нужен, только не знаю, в какой последовательности начать накачиваться?
– Да отцепись ты уже от него, сука, бесишь меня!
Шахов беспардонно выдергивает из моих рук пальто и сумочку, отшвыривает в угол гостиной, сам тащит меня на середину и, оставив там, отходит в сторону.
– Значит, поиграем, да?
– Что?
– Если ты будешь задавать тупые вопросы, я займу твой рот сама знаешь чем.
Он, что помешал на своем члене и глотках?
Стою, как первокурсница на первом экзамене, одергивая подол короткого платья. Почему мне страшно при нем? Очень давно ни один мужчина не вызывал во мне животного страха, такой был в далеком прошлом, но любимый Ваня Чехов заставил забыть, стать сильной.
Клим наливает в бокал виски, садится в кресло, откидывается на спинку, широко разведя колени, делает глоток, а меня откидывает в прошлое.
Именно так я стояла перед ним, посланная спецслужбами с четкой целью – выполнить свою позорную миссию. На мне было черное платье-сорочка, стринги, туфли на высоком каблуке, сумочка и серьги с прослушкой.
– Раздевайся.
– Вопросы можно задать и так.
– Я сказал, раздевайся. Ты не усвоила то, что я сказал три секунды назад?
Сука, какой он трудный и тяжелый. Ванька такой же бывает упрямый.
– На, хлебни, станет легче.
– Нет, не хочу… что…
Аверин подходит близко, практически вливает в меня алкоголь, кашляю, хочу быть с трезвой головой. Тепло растекается от гортани к груди, цепляюсь за руку мужчины и смотрю в его глаза. Лучше они, чем Шахова, у моего Ваньки такие же пушистые ресницы, а еще ямочка на левой щеке, когда улыбается. Как сейчас у Марка.
Да не может этого быть.
– А теперь ты выполнишь просьбу моего друга и разденешься.
– Но…
– А я обещаю, что он не сделает тебе больно.
– Да какого хрена ты с ней церемонишься?
– У нас тут небольшое погружение в прошлое, так? А там, как я помню, нам всем было хорошо. Да, крошка-мышка?
Эти черти играют на контрасте. Один: «ты не бойся, мы не обидим», а второй: «да вали ее уже, какого хрена ждать?»
Не верю ни одному.
– Я все расскажу, но без погружения в прошлое.
Конечно, я расскажу все, я же не самоубийца.
– Так не пойдет.
Марк чует мой подвох. Ведет пальцами по шее, по затылку, собирая волосы, оттягивая их, заставляя запрокинуть голову и смотреть в глаза.
Сейчас в них нет иронии и насмешливости. Они холодные и злые. Ох, как же я все это время ошибалась, думая, что этот красавчик добрый, а Шах злой.
Уважаемые читатели, совсем скоро финал истории "Сокол для Ягодки" успевайте купить роман по цене подписки.
https:// /ru/book/sokol-dlya-yagodki-b424859
Глава 13
– Что вы хотите знать? Спрашивайте, и не надо так со мной! Отпусти!
Резко дергаюсь в сторону, несколько шагов назад, сжимаю кулаки. Если они решили, что нашли девочку для битья, то это не про меня. Не про меня сейчас – спустя шесть лет. Я на своей территории и никому, кроме своего сына, ничего не должна.
Мужчины ничего не делают, лишь смотрят, каждый по-своему: Марк – прищурив глаза, скрестив руки на груди, Шахов – исподлобья, зло, нервно трогая стакан.
Глупая зебра загнана в угол, два хищника думают, с какого края начать ее рвать на куски, утоляя голод своей ненависти и гнева, который все это время жаждал крови.
– Тогда в Эмиратах я была по работе, но не проституткой, случайно подвернулся заказ от двух бизнесменов, которых повезли спецслужбы, они там какие-то секреты Родины продавали. Меня посчитали соучастницей и предложили загладить вину.
– И ты заскочила на наши члены? – Шахов сказал сквозь зубы, посмотрел на Марка.
– Дальше, – Аверин слушает с интересом, медленно подходит ко мне ближе.
– Они попросили поставить прослушку, а в случае, если бы вы начали приставать, они вытащили бы меня из номера.
– Не вытащили, да?
– Да.
– Это говорит о чем?
– О том, что никому верить нельзя.
– Правильно.
– Пусть продолжает, я, так и быть, потерплю немного.
Не знаю, кого слушать, но верить этим двоим нельзя ни при каких обстоятельствах. И это я еще много недоговариваю – про то, за что Шахов сидел восемь месяцев, но я даже не знала, вообще не представляла, что такое могло произойти.
– Так не пойдет.
– Что не пойдет?
– Так скучно и неинтересно. Давай поиграем, крошка-мышка? Ты согласна?
Согласна ли я была во что-то поиграть? Нет, конечно.
– Нет.
– Вопрос был задан чисто из-за моей природной вежливости.
– Марк, кончай эти игры, меня они еще тогда, в Дубае, заебали.
– Мой старый друг не ценит моменты наслаждения и удовольствия.
– Я ценю хороший минет и жесткий трах. Путь или говорит или встает на колени.
А вот это я помню. Черт, и почему я действительно все помню?
Марк сейчас близко, что я уже начала задыхаться от чуть уловимого на первый взгляд аромата парфюма, а еще своего предчувствия неизбежного морального падения. Они не хотят меня слушать, им нужно другое.
Отчим всегда считал меня шлюхой, с самого раннего детства, с моего пятилетнего возраста, как только появился в нашем доме. Шок, да? Так и жили. Я бы не сказала, что он деспот, тиран и гнобил нас с матерью. Но его пагубное влияние передалось ей, и они все дружно переключились на мое воспитание.
Странное было время. Не хочу вспоминать.
Сглатываю скопившуюся во рту слюну после последней фразы
