Соня Мармен - Ветер разлуки

– Я тебе не кукла, Изабель Лакруа! И не собака, чтобы ее прогонять, а потом звать, когда вздумается. День за днем я ждал, когда ты пришлешь мне весточку. Ты молчала. День за днем я сдерживался, чтобы не пойти тебя разыскивать, потому что помнил, о чем ты меня попросила. Откуда я мог знать, в чем причина твоего молчания? Я решил, что ты просто…

Последние слова утонули в раскатах грома. Справившись с волнением, Изабель наконец выпрямилась. Сердце в груди забилось быстрее: только сейчас она осознала, как сильно по нему соскучилась и как глупо и эгоистично вела себя по отношению к Александеру в последнее время. Он подумал, что она его разлюбила… А что еще ему было думать? Будучи не в силах выдерживать его пронизывающий взгляд, она отвернулась.

– Алекс, мне очень жаль, что так вышло. Конечно, нужно было послать тебе хотя бы записку и все объяснить. Я много раз пыталась ее написать, а потом решила, что уж лучше самой сходить в «Бегущий заяц». А там я увидела тебя с той женщиной… Это было очень больно и гадко. Ты быстро нашел мне замену…

– Эта женщина, она мне… подруга, ничего больше. Я решил, что больше не нужен тебе, Изабель. А Эмили, она…

– Но разве с подругами катаются под столом у всех на виду? Ну, что ты на это скажешь? Хотя нет, я не хочу ничего знать!

И она заткнула уши. Александер отпустил ее и отступил на шаг. Две крупные слезы прочертили дорожки на измазанных мукой щеках девушки.

– Изабель! By God! I am sae sorry![159]

– Скверная вышла история…

Дневной свет, похоже, устал бороться с непогодой – комнату потихоньку завоевывали сумерки. У них над головой поскрипывали мельничные крылья, отчего атмосфера в комнате становилась еще более мрачной. Изабель поежилась и шагнула к деревянному ящику, на котором оставила корзинку с едой. Она не знала, о чем говорить и что делать дальше.

– Боюсь, в такую грозу Мадо вернется не скоро. А у тебя наверняка есть еще немного времени…

– До тушения огней еще два часа.

Она сняла мокрую накидку и убрала волосы от лица. Только теперь Александер заметил, что под глазами у девушки темные круги, и про себя поблагодарил Мадлен за то, что она все ему рассказала. Жестом пригласив его присесть, девушка попыталась открыть бутылку вина. Он сел напротив и стал смотреть на нее.

Дожидаться прихода девушек пришлось долго, и все это время Александер мучился сомнениями – уйти или остаться. Дело в том, что ему было боязно встречаться с Изабель. Он опасался, что она подтвердит его опасения. Однако он уже пообещал Мадлен, что придет, так что отступать было нельзя. Он и представить себе не мог, что однажды встретит женщину, которая изменит его жизнь. В ней соединились чувственность Конни, нежность Кирсти, душевная сила Летиции, любовь его матери… Ему не хотелось всего этого лишиться. По правде говоря, она вывернула его душу наизнанку, словно перчатку. А ведь перчатку так легко выбросить, когда в ней пропала потребность…

– Изабель, я хочу знать, испытываешь ли ты ко мне что-нибудь или уже нет.

От неожиданности девушка застыла с поднятой рукой. Он взял у нее бутылку, откупорил и поставил на пол.

– Жаль, что ты сомневаешься в моих чувствах к тебе, Алекс.

– А разве ты не дала мне повод?

Избегая смотреть ему в глаза, Изабель стала перебирать предметы в корзине. А ведь если задуматься, он прав… Вынув на свет божий стаканы, она сделала вид, что внимательно их рассматривает.

– Алекс, я могла бы задать тебе тот же вопрос, – сказала она, бросив на него обвиняющий взгляд.

«Это правда», – подумал Александер, и ему вдруг захотелось превратиться в черепаху и спрятать голову в панцирь.

– Что бы ты там ни думала о том, что видела тогда в трактире, но между нами с Эмили ничего такого нет!

Он ждал, что она на это скажет. Но Изабель молча прикусила губу, взяла бутылку и стала наливать вино в стаканы.

– Лучше бы ты сразу у меня спросила и получила ответ. А ведь у тебя и так было большое горе, я знаю. Твоя кузина, спасибо ей, все мне объяснила.

– Значит, это Мадо устроила нашу встречу? – горько усмехнулась Изабель. – Просто мне не хотелось огорчать тебя своей печалью. Когда женщина все время плачет, это быстро надоедает.

– Нет ничего странного в том, чтобы оплакивать смерть родного человека. Неужели ты правда думаешь, что я мог отнестись к этому по-другому?

– Не знаю. Наверное, я так и думала…

На самом деле Изабель не стала писать Александеру и искать с ним встречи совсем по другой причине, о которой она предпочла промолчать. Девушка в несколько глотков выпила свое вино и подала стакан, чтобы он его снова наполнил. От алкоголя по телу разливалось такое приятное тепло… Прошло много минут. Вокруг ветхой мельницы по-прежнему бушевал проливной дождь.

– Очень жаль, что твой отец умер. Изабель, мне правда жаль…

Девушка всхлипнула, сдерживая слезы. Она опустошила второй стакан и потребовала еще.

– До сих пор не верится, что я больше никогда его не увижу… Господи!

Она отпила глоток и разразилась рыданиями.

– Iseabail, a ghràidh… – прошептал Александер, приближаясь и осторожно обнимая ее за плечи.

Девушка прильнула к нему, щекоча его лицо своими волосами, от которых исходил такой знакомый аромат. Испытав огромное облегчение, Александер легонько поцеловал ее в лоб и закрыл глаза. С каким удовольствием он снял бы этот проклятый чепец и погладил ее по золотистым, мягким как шелк волосам! Как ему хотелось почувствовать обращенную к нему любовь этой женщины!

– О, Алекс! Я осталась совсем одна! Теперь, когда отца нет, что со мной станет?

– Ты не одна, Изабель. Я с тобой.

Образы сменяли друг друга перед его мысленным взором. Живые люди, горы трупов… Слова Изабель об отце напомнили, насколько все в этом мире хрупко и переменчиво. Однажды смерть придет и за ними, и это может случиться завтра, а может – через час… Александер решил сосредоточиться на прекрасном моменте, который как раз переживал, чтобы насладиться им сполна. Carpe diem.

Поддавшись своему горю, слегка захмелевшая Изабель рыдала, уткнувшись ему в куртку. Ощущая под подбородком теплую макушку девушки, он тихонько поглаживал ее по спине. Ему хотелось сказать, что он любит ее и хочет увезти далеко-далеко, где они будут счастливы. Но это мечты, реальность же представлялась Александеру совсем по-иному. Поэтому он дал Изабель выплакаться, надеясь, что попутно утихнет и его печаль.

Она успокоилась и теперь только тихо всхлипывала. Александер молчал. Боже, как дороги ему стали эти глаза, которые опускались мгновенно, стоило ему попытаться в них заглянуть, этот нежный розовый румянец, это дыхание, в ритме которого поднималась и опускалась округлая девичья грудь… Догадывается ли она о его мыслях, желаниях? Испытывает ли что-то подобное? Или же настолько наивна, что верит, будто мысли и чувства, которые она в нем пробуждает, исключительно возвышенны и целомудренны? О Изабель, прекрасная, недоступная, невинная!