Анна Малышева - Когда отступать некуда, дерутся насмерть

– Да идите на фиг… Мы спим.

– А мы нет! – Жендос нажал на дверь и без труда отпихнул Ксеньку в глубь квартиры. – Андрюха!

Когда компания наконец ввалилась в дверь, соседи перекрестились за своими стальными бастионами. Теперь их собственным дверям опасность не грозила. Правда, панельные стены свободно пропускали любые звуки, и вскоре все ближайшие соседи поняли, что в квартире Андрюхи слегка повздорили. Слышались мужские и женские голоса вперемешку, стук от падения чего-то тяжелого. Потом на кухне заурчал магнитофон с севшими батарейками – там начался праздник.

Компания тесно сидела вокруг маленького кухонного стола, освещенного несколькими свечами. На нем уже красовались две бутылки водки, чашки и стаканы, пепельницы и минимальная закуска – колбаса и яблоки. Андрюха был сильно не в духе. Его часто будили среди ночи, но на этот раз он проснулся с большим трудом. Парень подпер кулаком синеватую бритую голову и тупо уставился в стол. Жендос налил ему водки:

– Ты чего? Мы через всю Москву к тебе тащились, чтобы поздравить.

– А, на… – Андрюха лениво матюгнулся и взял стакан. Он выпил, не дожидаясь других. Его передернуло, он потянулся к сигаретам.

– А чего Ксенька не идет? – поинтересовался Дима. – Или она теперь гордая?

– Конечно, – протянула одна из девиц. – С такими деньгами… Мы ей теперь не компания.

– Да нет уже денег, – брякнул Андрюха.

– А где они?

– Пропили уже половину.

Компания захохотала.

– Что ж вы пили?! – заорал Жендос. – Три тыщи пропили?! Ну, блин, ты даешь…

– А, иди ты! – Андрюха отмахнулся. – Сам не знаю. И Ксенька не брала.

– Такты машину не купишь? – разочарованно спросила девица. – Так я и знала.

– А тебе какое дело до нашей машины?! Что ты клеишься к моему мужу?! – Никто и не заметил, как в кухню вошла хозяйка дома. Она подвинула к столу табурет и уселась. – Налей мне, Андрей.

– Тебе хватит, – сказал он, не глядя на жену.

– Почему это?

– Потому. Сама знаешь, что беременная.

Ксенька молча потянулась к бутылке. И ей даже удалось ее взять. Но Андрюха вскочил, вырвал у нее водку и вышвырнул бутылку в приоткрытое окно. Было слышно, как она с глухим стеком раскололась об асфальт. Компания замерла.

– Валите все отсюда! – истерически закричал Андрей. – Все, на хрен, чтоб я вас тут не видел! Устроили бардак! Я хочу нормально жить!

Ксенька вскочила:

– Ты козел! Ты на мои деньги живешь, сволочь! Хочу – и пью! И они все пьют на мои деньги! Ты же сам им давал! Ты еще спрашиваешь, куда деньги делись?! Ага, купишь ты «Хонду»! Все пойдет дружкам твоим! Я работаю на толпу! На толпу!

Тут уже никто не мог сдержаться. Стаканы, окурки, яблоки – все полетело со стола, девчонки с визгом кинулись вон, а парни вооружились, кто чем успел. Из девушек на месте битвы осталась одна Ксенька. Она снова сидела на табурете, мотая голыми ногами, и истерически хохотала.

– Блядь! – Андрюха приподнял ее за плечи и швырнул к стене. – Иди оденься! Ходишь тут перед всеми, как последняя…

– А она и есть блядь, – рассудительно сказал Дима. – Ты что, не знал? Когда тебя забрали на пятнадцать суток, мы все ее трахали. Так что, может, ребенок не твой.

– Отдай мои деньги! – завизжала Ксенька, кидаясь к мужу. – Отдай, я уйду! Я не могу больше с тобой жить! Ты обещал, что они сюда не придут! Ты обещал! Ты – слизняк!

Больше она ничего сказать не успела. Девчонки, притаившиеся в большой комнате, услышали ее отчаянный крик, а потом – плач. Парни умолкли. Наконец одна из девиц заглянула в кухню и отшатнулась. Ксенька сидела на полу, скрючившись, и зажимала руками окровавленное место на белой майке. Андрюха стоял над ней, растерянный и как будто протрезвевший. Остальные парни потихоньку собирали с полу закуску и уцелевшие стаканы. Вторая бутылка водки тоже не разбилась. Ее-то они и начали разливать по стаканам.

– Да вы что… – прошептала девица. – Ксень… Чем они тебя?

– Ножом, гад, пырнул… – Ксенька почему-то не теряла сознания, не падала. Она сидела, сердито комкая майку, пытаясь удержать кровотечение. – «Скорую» вызывайте. Чего ждете?!

– Так телефон же отключен, – вдруг подал голос Андрюха.

– Иди к соседям, гад! – крикнула девица. – Ты что смотришь? Она же кровью истечет! Мать уморил, за нее взялся?!

– Сама иди… – буркнул Андрюха, взял налитый стакан и выпил. – Мне не откроют.

Девушка в панике выбежала из квартиры и стала поочередно звонить к соседям. Она кричала, что человека зарезали, иногда с отчаяния переходила на мат, колотила в двери, больно ушибая пальцы, даже начинала хныкать. Не дождавшись никакого ответа, она бросилась вниз по лестнице. Ее остановили на полпути – когда она спустилась на пятый этаж, навстречу ей как раз поднимался наряд милиции.

– Из какой квартиры идете? – остановил ее милиционер.

– Из тридцать восьмой, – машинально ответила она.

– Наверх, красавица, – он развернул ее и слегка подтолкнул. – Иди, иди!

Идти девушке не хотелось. Стоило представить, какое зрелище ждет милицию на кухне, как у нее отнимались ноги.

В Андрюхиной квартире было относительно тихо. Слышался чей-то голос, но ни крика, ни шума драки из-за приоткрытой двери не доносилось.

– Там свет отключен, – жалобно сказала девушка.

Ей велели остаться в тамбуре. Она привалилась к соседской двери и зажгла сигарету. Ноги ее не держали. Вскоре она услышала пронзительный женский крик. Кричала Ксенька. Она поливала матом вошедших милиционеров, требовала, чтобы они убрались из ее дома и вызвали «скорую помощь».

– Кто хозяин? – спросил один из милиционеров.

– Я, – мрачно откликнулся Андрюха.

– Кто тут прописан?

– Я тут прописана! – крикнула Ксенька. – Я никуда отсюда не поеду! Он без меня пропьет мои последние деньги!

Через полчаса ее вынесли из квартиры на носилках. А всю компанию с хозяином во главе забрали в отделение для выяснения обстоятельств.

Настя сходила в ванную и достала из стиральной машины деньги. Было около пяти часов утра. Мать спала, и Мартын тоже. Его не разбудили тихие голоса, которые звучали в комнате всю ночь.

– Вот тут все, что осталось. – Вернувшись в детскую, Настя положила пачку денег на свою подушку. – Мама говорит, нам надо поменять квартиру. Она права, конечно. Если Ксенька сюда повадилась, нам тут жить нельзя.

Отец не притронулся к деньгам. Он только показал Насте, чтобы она убрала их подальше. Та переложила их в свой старый письменный стол.