Эва Хансен - Цвет боли. Красный

— Вот потому я и не вышла за тебя замуж!

Заявление на первый взгляд совершенно нелогичное, поскольку у бабушки никогда не было такой возможности. Но именно риторизм вопроса приводил меня к мысли, что все же была, не потому ли Эрик Лёвенстад женился на противной Сельме, что Осе Бромберг отказала?

Иногда я пыталась представить, что было бы, стань моим дедушкой Эрик. И понимала, что категорически этого не желаю, не потому что Эрик чем-то меня не устраивал, вполне устраивал, но как друг семьи, а не дедушка. Я обожала своего собственного, хотя нрав у него был нелегким.

Но дедушки уже давно нет на свете, и я не возражала против Сочельника в компании Осе Линдберг и Эрика Лёвенстада. Еще об одном госте я старалась не думать. Не просто не думать, но и пресекать малейшие обрывки мыслей на тему стальных глаз и их обладателя. Получалось, но я прекрасно понимала, что только до вечера, пока не останусь одна.

Может, попросить у бабушки снотворное? Или вообще напиться до потери сознания?

Нет, не выйдет, снотворного бабушка не держит, потому что не страдает бессонницей, а напиться просто не даст. Да и сомневаюсь, что в доме у Осе Линдберг, отъявленной трезвенницы, как зовет ее папа, имеется хоть одна бутылка. Нет, одна, похоже имелась. О… что-то изменилось в доме принципиальной Осе Линдберг?

— А что это за бутылка вина, ба?

Бабушка выглянула из кухни:

— Это тебя нужно спросить, я у тебя в кухне взяла со стола, мне этикетка показалась красивой.

— Это Анна принесла.

— Ладно, на Новый год выпьем. Тебе нужно снотворное?

— Откуда у тебя снотворное, ты же не держишь?

— У меня нет, сейчас придет Александр, принесет.

Александр врач, которому бабушка доверяет всецело, если бы он прописал ежедневно выпивать по ведру пива, Осе Линдберг, несмотря на трезвость, выпивала. Александр лечил мои детские болезни, заставлял пить рыбий жир, причем, не в капсулах, а из чайной ложки, выгонял на пробежку в любую погоду. Ему я обязана хорошим здоровьем и привычкой к бегу.

Александр подтвердил отсутствие переломов и то, что повязку завтра можно будет снять, покачал головой по поводу неудачного падения с лестницы, оставил снотворное, которым я решила не пользоваться…

День прошел спокойно. День без Ларса… Где он?

Вечером бабушка пришла в мою комнату и присела на постель.

— Не звонит?

— Нет.

— Сама попробуй, — она гладит мои волосы совсем как в детстве, когда меня требовалось утешить…

— Пока не буду. Он не из тех, на кого можно вешаться.

— Линн, я не думаю, что он мог что-то с тобой сделать. К чему?

— И я не думаю, ба. Но вот где он?

Ее рука ложится на мою руку:

— Найдется, Линн. Если не найдется, значит, это не твое.

На следующий день ярко светило солнце, легкий морозец прекрасно держал снег, не позволяя тому поплыть противными лужами, за ночь сугробы значительно прибавили в высоте…

Помочь бы бабушке почистить дорожку к дому, но мне нельзя.

Она махнула рукой:

— Мы с Эриком сами справимся!

В середине дня пришел Александр, снял мне повязки.

Но все равно рукам нагрузку давать нельзя, остается сидеть с книгой перед телевизором, пультом щелкать разрешено.

Так проходят два невыносимо тоскливых дня. Ларс не звонит, когда я решаюсь сделать это сама, его телефон не отвечает! Ну вот и все, он исчез из моей жизни также неожиданно, как и появился.

Только не плакать, за последние недели я превратилась в реву и матершинницу. А еще сексуальную маньячку, потому что, стоит закрыть глаза, как я вижу Ларса, причем, не только серые глаза под черными ресницами, а его тело, квадратики брюшного пресса, мускулы на плечах… Я до смерти хочу Ларса, и если бы он вдруг появился на пороге, не задала бы ни одного вопроса. Нет, один задала:

— Где тебя черти носили столько времени?!

Я не могу спать не из-за боли в суставах, с ними все в порядке, Ларс вовремя вытащил меня из петли. Я не могу дышать, я не могу жить. Стоит закрыть глаза — передо мой Ларс, в доме наступает тишина — у меня в ушах начинает звучать его голос, его смех, музыка… Это сумасшествие, с которым невозможно бороться. Мне уже все равно, где он был все эти дни. Даже если у Паулы. Я тряпка, совершенная, такая, о которую можно вытирать ноги, но я хочу одного — чтобы он появился хоть на минутку. Только посмотреть, услышать, поцеловать…

Я согласна делить его с Паулой?!

Это ужасно, но, кажется, да. Просто я не могу без него, совсем не могу. Не хватает воздуха, нет сил…

Ларс, ну где же ты?!

В глубине души я сознаю, что после праздников найду повод и отправлюсь на остров теперь уже не к Инге. Если он там, упаду на колени, расскажу всю правду. Пусть потом убьет или утопит в море. Но хоть разочек увидеть его я должна. Никогда не понимала женщин, которые могут унижаться, но сейчас могла делать это сама. Понимала, что, если унижусь, он меня отвергнет. Только это и удерживало от немедленного визита на остров. Вспомнились слова Инги о том, что нам предстоит вынести нечто такое… но мы будем вместе. Ларс прав, Инга не ошибается, она просто не говорит правду. Неизвестно, что хуже.

Бабушка с Эриком оживленно обсуждают предстоящее празднование Нового года. Поскольку я дома, провести новогоднюю ночь предстоит здесь. Думаю, и без меня они поступили бы также.

По второму каналу новости. И тут я едва не теряю сознание, потому что в криминальной их части сообщают, что еще одна жертва маньяка, а это уже не вызывает сомнений, связана и зверски убита! На сей раз не повешена, но изуродована. Наблюдая, как у меня в ужасе раскрываются глаза, Эрик понимающе усмехается:

— Опасно иметь дело с теми, кто так жесток…

Конечно, он подумал обо мне.

— Нет, у меня не то, совсем не то!

— Конечно, конечно…

Но мне не до разубеждения Эрика, потому что на экране я вижу место, где была повешена жертва. От этой картинки становится совсем плохо. Комната для совещаний с овальным столом и пятью компьютерами по кругу… Офис Анны…

— …хозяйка квартиры и офиса… убийство жестокое, у нее изуродовано лицо и отрезаны кисти рук…

Очнулась я от резкого запаха.

Бабушка заглядывала в лицо:

— Ну, ну, чего ты так?

— Там… Анна… ее убили и изуродовали…

— Ты уверена?

— Я столько раз сидела за этим столом…

Я боюсь произнести главное, бабушка делает это за меня:

— Ларс?..

У меня начинается настоящая истерика:

— Не знаю, я уже ничего не знаю!

Бабушка с Эриком отпаивают меня водой и лекарствами, укладывают на диван.

— Линн, не мое дело, — Эрик тихонько присаживается рядом в кресло, пока бабушка возится на кухне, — я не вправе вмешиваться, но, пока не получила доказательств, настоящих доказательств, ничему не верь. Верь только сердцу. Мне когда-то сказали, что Осе мне не верна, я не стал ничего слушать, женился на другой, а Осе не стала ничего объяснять.