Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
Цепочки же, направлявшиеся в сторону Сен-Пьера, напротив, передвигались весьма быстро. Стоя у окна и наблюдая за всеми этими приготовлениями к атаке, Жильбер д’Отремон все больше укреплялся во мнении, что дикари действуют, подчиняясь не одному из своих вождей, а следуя какой-то несвойственной им стратегии, явно навязанной им иноземцем. Целью их было как можно теснее сжать кольцо вокруг крепости и как можно ближе подойти к Замку На Горе — двум наиболее важным стратегическим пунктам всей этой местности.
С горькой усмешкой на устах представил он себе, какую неоценимую выгоду могут извлечь из всех этих маневров англичане — да, он упорно видел за всем этим коварный план англичан, ведь теперь все внимание защитников форта и замка полностью поглощено дикарями. Море свободно, и корабли могут войти в бухту, фактически не рискуя ничем!
Все это казалось ему настолько очевидным, что он не смог не поделиться своими соображениями с Мари, когда та зашла его проведать.
— Вот увидите, мадам, английские корабли не заставят себя ждать, и вы скоро увидите их в бухте Сен-Пьера! Помяните мое слово, они сделают вид, будто пришли спасать своих друзей от нашествия караибов, но потом воспользуются случаем и завладеют всем островом! Ничуть не удивлюсь, если узнаю, что нас и вправду предали!
— Замолчите, — с раздражением бросила юная дама, сразу почувствовав за этими словами скрытое обвинение в адрес кавалера де Мобре. — Полагаю, у майора достаточно пушек, чтобы одновременно стрелять и по морю, и по суше! Как жаль, что генерал болен! Какая жалость, что он не в состоянии сам добраться до крепости!
Жильбер ничего не ответил. Впрочем, как раз в тот самый момент форт подал наконец свой громовой голос. Все, кто мог передвигаться, кого еще не пригвоздил к земле ужас, высыпали во двор, чтобы полюбоваться потрясающим зрелищем.
Теперь форт изрыгал потоки огня, воздух буквально сотрясался от шума и грохота. Дым, гигантскими струями вырывавшийся из бойниц, временами почти совсем окутывал волнистой серой пеленой поле боя, потом мало-помалу рассеивался, разрывался на клочья и исчезал, уносимый ветром. Но через несколько минут ему на смену приходила новая дымовая завеса.
Внезапно к грохоту канонады и треску мушкетов прибавился барабанный бой. И вместе с ним со всех сторон к замку стали приближаться красные человечки.
Всех обитателей замка сразу охватило лихорадочное возбуждение. На сей раз это была самая настоящая атака — и атака хорошо подготовленная и заранее спланированная. Караибский барабан мог передавать приказы на любые расстояния. Было нетрудно представить себе, что точно такие же сцены разворачивались сейчас и в Макубе, что по ту сторону Монт-Пеле, и в Форт-Руаяле, и в Карбе, и в Ривьер-Пилоте. Караибы наводнили весь остров…
Высунувшись из окна своей комнаты, генерал отдавал приказы. Мари бросилась к неграм, пытаясь объяснить им, что от них требовалось, ведь они не могли понимать слов Дюпарке. Она выстроила их в ряд подле пушек, предупредив, что им не следует пугаться при звуке залпов, а напротив, они должны и сами стрелять в любую фигуру, которая будет двигаться, когда из каронады вылетит ядро.
Объяснения пришли как раз вовремя, ибо внезапно на расстоянии мушкетного выстрела от замка словно из-под земли выросла цепочка дикарей. Как и все прочие, они двигались неспешным шагом.
Мари выбежала на склон перед замком. Они были так близко, что ей были отчетливо видны даже искривленные странными гримасами лица индейцев и все украшения, какие они нацепили на себя, отправляясь в этот военный поход.
Барабанщик шествовал в самом центре цепочки. Барабан представлял собою кусок ствола бавольника, или сырного дерева, длиною примерно в два локтя. Барабанщик повесил его на шею с помощью кожаных ремешков и с силой бил обеими ладонями по туго натянутой коже, время от времени разнообразя эти мерные удары быстрыми триолями, легко касаясь барабана кончиками пальцев.
По мере того как эта цепочка заметно продвинулась вперед, сзади вдруг выросла новая — будто из-под земли появилась, словно те, кто шел впереди, вдруг каким-то чудом раздвоились, создав точно такую же вторую цепочку. Не прошло и нескольких минут, как чудо вновь повторилось.
На том расстоянии, где находились теперь дикари, пушка, заряженная картечью, могла непоправимо расстроить их ряды, вызвав многочисленные жертвы. Стоя подле канониров и с трудом сдерживая нетерпение, Мари повернулась и бросила на Дюпарке вопросительный взгляд. Генерал по-прежнему застыл у окна, облокотившись о подоконник и с пистолетами наготове. «Интересно, о чем он думает, — задала она себе вопрос, — почему так медлит?!»
А со стороны форта все грохотали залп за залпом. За ними следовали выстрелы из мушкетов. Должно быть, огнестрельное оружие применяли против дикарей, не пострадавших от пушек и пытавшихся скрыться.
Все защитники замка пребывали в каком-то тревожном смятении. Никто не мог уразуметь, почему генерал до сих пор не отдает приказа стрелять, ведь дикари находились уже так близко, что их без труда можно было перебить из пушки или мушкета. Мари же еще менее других понимала, что на уме у мужа, что он задумал, почему медлит…
Наверное, Дюпарке выжидает, пока индейцы начнут карабкаться по склону, но Мари казалось слишком рискованным подпускать их так близко. И, поддавшись какому-то непреодолимому внутреннему порыву, сама скомандовала:
— Огонь!..
И канониры, не в силах ослушаться этого властного приказа, тут же поднесли запалы. Одновременно щелкнули затворы мушкетов.
И все вокруг сразу изменилось. Не успел рассеяться дым, как перезаряженные каронады уже сделали новый залп. Туго натягивая канаты, откатывались назад пушки, солдаты с криками протягивали друг другу банники, ведра, мешки с порохом. Наугад в росший по склонам холма кустарник, в зарослях которого могли укрываться караибы, летели пули из мушкетов. Грохот пуль напоминал стук бесчисленных градин, падающих на крытую сланцем кровлю.
Когда дым рассеялся и ничто уже не скрывало поля боя, Мари с трудом могла поверить в реальность зрелища, что открылось вдруг ее взору.
Красные ряды индейцев рассеялись, раздробились. Сотни людей, всего несколько минут назад медленно, неотвратимо, в безукоризненном порядке надвигавшихся на замок, теперь в не поддающемся никакому описанию хаосе усыпали склоны холма. Они валялись на земле, скрючившись, грязные, перемазанные поверх краски «руку» слоем пыли, копоти и пороха. На красных телах почти не было видно ран — разве что кому оторвало руку или ногу. Многие тела сотрясались в судорожных конвульсиях. С криками и стонами иные пытались спастись бегством, ковыляя на раздробленной, истекающей кровью культе. В воздухе по-прежнему висело облако желтоватой пыли. То тут, то там оглушенные поначалу выстрелами индейцы теперь поднимались на ноги и, дрожа всем телом, пытались найти хоть какое-то убежище.
Мари приказала прекратить огонь. Дикари уже и так получили достаточно суровый урок и, скорее всего, теперь не скоро решатся снова возобновить атаку.
Кое-кто из них пытался вынести с поля боя раненых и убитых. Мари решительно запретила стрелять в них. Им теперь еще долго придется возиться с этими чудовищно изуродованными телами, и для обитателей замка они в ближайшее время не представляли уже никакой опасности.
Мари с трудом могла отличать друг от друга раненых аборигенов. У нее было такое впечатление, что многие из них куда-то переместились или вовсе исчезли из виду — впрочем, вовсе не удивительно, ведь караибы, уцелевшие после обстрела из каронад, поспешили утащить подальше тех собратьев, кто пострадал поменьше.
Внезапно Мари вспомнила, что ведь именно по ее команде началась страшная бойня. Но у нее не было никаких сожалений — убитые, все эти трупы не вызывали у нее ни малейших угрызений совести. Зато в тот момент она подумала о генерале, и ей в голову пришла мысль, что, отдав в его присутствии приказание открыть огонь, она превысила свои полномочия и, должно быть, генерал теперь в ярости. И все же у нее хватило храбрости обернуться и выдержать его взгляд. Генерал не шевельнулся. Он все еще держал в руках два пистолета и, судя по всему, поступил так же, как и все остальные, — тоже стрелял… Глаза его были устремлены на усеянный изуродованными, истекающими кровью телами склон холма. Похоже, зрелище вызывало в нем искренние сожаления. И все же он посмотрел вниз, встретился взглядом с Мари и улыбнулся. Тут же до нее донесся его возглас:
— Что ж, думаю, теперь они надолго образумились!.. Мари, дружочек мой милый, велите же угостить этих славных людей, — продолжил он, указывая рукою на негров и солдат, — доброй порцией рома!
Рабов уже и так распирало от гордости из-за своих боевых подвигов. А весть о том, что им причитается добрая порция рому, вызвала приступ бурной радости. Некоторые из них принялись плясать, словно дети, весело размахивая мушкетами.
