Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
— Но как же вам удалось добраться сюда? — удивилась Мари.
— Поскольку ни один из наших гонцов так и не дошел до замка, я сам вызвался под покровом ночи попытать счастья в последний раз. Дикари были повсюду. Благодаря темноте мне кое-как удавалось прятаться, пока я не наткнулся на целый отряд индейцев. Они напали на меня, своими пистолетами мне удалось уложить двоих. Потом почувствовал, что и сам ранен, но мне удалось укрыться в густых зарослях, и я надолго там затаился. Они пытались меня отыскать, но тщетно, и в конце концов они ушли. Тогда я стал потихоньку пробираться сюда…
Похоже, силы окончательно оставили его, и он замолк.
— Ладно, — снова заговорила она, — а теперь надо непременно снять с вас одежду. Я должна заняться вашими ранами.
Покончив с этим, она спросила:
— И все-таки каковы же замыслы майора? Ведь он командует войсками, это в его распоряжении находятся сейчас все вооруженные силы острова! Не может же он не знать, что мы здесь окружены со всех сторон, пленники собственного замка, надеюсь, он не преминет попытаться освободить нас!
Жильбер покашлял, будто нарочно, чтобы избежать необходимости ответить на ее вопрос, однако Мари снова взялась за свое:
— Нисколько не сомневаюсь, он непременно попытается сделать что-нибудь для нашего спасения! Что за вздор, в самом деле! Ведь не может же быть, чтобы какая-то жалкая сотня дикарей, удерживающая в своих руках дорогу, преградила путь отряду хорошо вооруженных стрелков! Раз вам, Отремон, все-таки удалось пробраться сюда, то для сотни солдат это вообще не составит особого труда!
— Все это так, — возразил Жильбер. — Но ведь главное — это оборона форта. Без сомнения, весьма рискованно лишать его стольких защитников.
— А как же Мерри Рул? Неужели его нисколько не встревожило, что мы почти в когтях у дикарей и их стрелы вполне могут вконец парализовать нашу оборону? Он что-нибудь говорил по этому поводу?
— Ладно, к чему скрывать, — решился наконец Жильбер, окончательно отказавшись от попыток умолчать истинное положение вещей, — когда Рул узнал, что замок в окружении, он воскликнул: «Вот видите! Генерал не захотел меня послушаться! Он предпочел продать Гренаду иноземцу! Теперь пусть сам пожинает плоды! Ведь рано или поздно именно так и должно было случиться…»
— Иноземцу?! — переспросила Мари. — Но ведь мы продали ее французу через посредничество одного шотландца, кавалера де Мобре, вполне достойного дворянина, заслуживающего всяческого доверия.
— Возможно, мадам, кто знает. Однако, судя по всему, Рул так и не простил вам этого, ибо потом добавил: «Если бы они продали этот остров мне, эти индейцы никогда бы и пикнуть не посмели! Никогда! Уж кто-кто, а я-то смог бы их усмирить! Что ж, кто знает, может, все это и к лучшему!..»
С минуту Мари молчала, словно целиком погрузившись в какие-то невеселые мысли.
— Послушайте, — проговорила она наконец, — а не кажется ли вам, что из желания отомстить майор так и не прислал нам никакого подкрепления?
Жильбер отрицательно помотал головой.
— Да нет, ну что вы, право! Думаю, он сказал это просто в сердцах. А если он не прислал вам помощь, то, скорее всего, просто потому, что не смог!..
С минуту они сидели друг против друга, не произнося ни единого слова. Мари не сводила глаз с сильной волосатой груди молодого колониста. Заметила, какие крепкие у него мускулы. Только что произнесенное ею имя кавалера де Мобре неожиданно воскресило в ее памяти облик галантного шотландца. И она с удивлением обнаружила, что за всеми тревожными событиями последнего времени совсем забыла о нем. Потом вспомнила, как на Гренаде Жильбер тонкими чертами лица и обходительными манерами напомнил ей кавалера. Правда, с тех пор, как она вновь увиделась с Реджинальдом, это сходство уже казалось ей куда менее разительным.
Жильбер, судя по всему, очень страдал от нестерпимой боли, у него даже не было сил поднять голову, чтобы взглянуть на Мари. Как странно, подумала она, единственным чувством, какое вызывал он в ней сейчас, было сострадание. Нет, ее даже не восхищало то, что ему удалось прорваться сквозь окружение дикарей и добраться до замка. Она лишь жалела его, сочувствуя его страданиям. Он с трудом вздохнул полной грудью. Здоровой рукой он крепко сжимал онемевшее, распухшее, изуродованное плечо.
И все же нашел в себе силы слабым голосом спросить:
— А у вас есть здесь хоть какие-то запасы провианта?
— Провианта? — удивившись вопросу, переспросила она.
— Да, съестных припасов. Сколько времени вы смогли бы продержаться в окружении?
— Трудно сказать… У нас есть зерно, маниока, несколько живых свиней. Мы постараемся заколоть их как можно позже. Если нам удастся закоптить мясо и бережно оделять продуктами всех, думаю, сможем продержаться дней десять…
— Вы сказали, дней десять? — с облегчением переспросил он. — Думаю, этого вполне достаточно. За это время все наверняка так или иначе закончится. Либо дикари всех нас перережут, либо мы окончательно возьмем над ними верх!
— Почему вы так думаете?
— Да сам не знаю… — признался он. — Просто у меня такое ощущение… вернее, предчувствие, не более того.
Она подошла к нему поближе и присела.
— Послушайте, Отремон, мне кажется, вы что-то от меня скрываете. Не может быть, чтобы то, что вы только что мне сказали, оказалось простым предчувствием… Вы что-то знаете, что-то такое, чем не хотите поделиться со мной.
— Да нет же. Уверяю вас, мадам. Я вовсе ничего от вас не скрываю. Просто я уверен, что все это дело рук англичан. Так что через пару недель они непременно высадятся на острове и мы будем спасены… если за это время нас не успеют перебить индейцы. Вот и все, что я могу вам сказать. И я не единственный, кто разделяет эти опасения. Вот Мерри Рул там, в форте, так он даже подозревает, будто весь этот бунт подстроил тот самый иностранец, которому вы продали Гренаду.
— Ах, Боже мой, какой вздор, — крепко сжав кулачки, с негодованием возразила она. — Это он просто от злости! Завидует, вот и все! Никак не может простить, что Гренада уплыла у него из рук… В любом случае, Жильбер, прошу вас, если вы увидитесь с генералом, не говорите ему ничего об этих подозрениях…
— Можете целиком на меня положиться, мадам.
Она встала. В смятении, раздираемая противоречивыми чувствами. Нет, она отказывалась верить в предательство Реджинальда.
— Я велю приготовить вам комнату, — обратилась она к гостю. — Вы ранены и не можете оставаться здесь, внизу. Жюли присмотрит за вами. Она единственная женщина в доме, кроме меня, которая еще не потеряла голову от страха.
— А как же мадемуазель де Франсийон? — поинтересовался он. — Как ведет себя она?
— Ах, лучше не спрашивайте! — пожала плечами Мари. — Я даже не уверена, сумеет ли она спастись бегством, если перед нею вдруг вырастет один из дикарей… Она занимается детьми… и, похоже, ничто на свете более ее не волнует. Я по-своему рада, что она не показывается мне на глаза. Сущая восковая кукла, сударь. Что вам еще сказать о ней? Женщина, вылепленная из воска, и больше ничего!
— Но я вовсе не собираюсь ложиться в постель, — возразил Отремон. — Дайте мне тоже оружие, ведь, думаю, у вас его здесь вполне хватает, и я буду сражаться вместе с остальными…
Несмотря на все страхи, ночь прошла без происшествий. Теперь уже никто не мог ничего понять, все лишь терялись в догадках. Подобный тактикой караибы нарушали все свои воинственные традиции. Обычно они дожидались темноты, потом забрасывали дома своими наводящими ужас горящими стрелами, а когда обитатели жилищ, дабы не сгореть заживо, выскакивали наружу, стреляли в них из луков или убивали дубинами.
На сей раз дикари не подавали никаких признаков жизни. Можно было подумать, будто все обманулись, став жертвами какой-то странной коллективной галлюцинации и вообразив себе дикарей, которых на самом деле вовсе и не было.
Однако едва забрезжил рассвет, как на склонах Морн-Фюме тут же пришла в движение длинная красная цепочка. Многие сотни людей, в безукоризненном порядке выстроившись в ряд, стали медленно спускаться с холма в сторону Сен-Пьера.
Судя по всему, это было началом атаки. Мари с генералом еще больше укрепились в этих подозрениях, когда несколько минут спустя увидели, как вслед за первой красной линией пришла в движение и вторая.
При той скорости, с какой передвигались дикари, было маловероятно, чтобы они смогли покрыть солидное расстояние до наступления следующей ночи. А чтобы напасть на замок, им пришлось бы переправиться через расселину в скалах, а потом карабкаться по очень крутому, почти отвесному склону, где они стали бы легкой мишенью для защитников замка. Стало быть, опасность была не так уже велика.
Цепочки же, направлявшиеся в сторону Сен-Пьера, напротив, передвигались весьма быстро. Стоя у окна и наблюдая за всеми этими приготовлениями к атаке, Жильбер д’Отремон все больше укреплялся во мнении, что дикари действуют, подчиняясь не одному из своих вождей, а следуя какой-то несвойственной им стратегии, явно навязанной им иноземцем. Целью их было как можно теснее сжать кольцо вокруг крепости и как можно ближе подойти к Замку На Горе — двум наиболее важным стратегическим пунктам всей этой местности.
