Мор Йокаи - Золотой человек
Тимар незаметно пробрался туда, сел у окна и стал выжидать.
На улице бушевал ледяной ветер, и на стекле намерзли причудливые узоры, сквозь которые ничего нельзя было разглядеть.
Наконец-то, думал Тимар, он получит неопровержимое доказательство супружеской неверности Тимеи, которого он так долго добивался. Он давно жаждал умиротворить свою беспокойную совесть, получить право сказать в свое оправдание: «Мы оба согрешили, оба одинаково виноваты друг перед другом, и теперь мы квиты». Он страстно мечтал, что жена даст ему повод презирать и ненавидеть ее, вызовет его отвращение. Ведь до сих пор он чтил ее как святыню, раболепно преклонялся перед своей властительницей. Но теперь он свергнет ее с престола. А когда он развяжется с ней на законном основании, то сможет возвысить Ноэми, обеспечить ей подобающее положение в обществе. Уж ее-то он сумеет сделать счастливой, назвав своей женой. Она вполне этого достойна.
И все же думать об этом было мучительно. Стоило ему представить себе свидание жены с ее возлюбленным, как в нем закипал бешеный гнев, кровь бросалась в голову и разум его помрачался. Сознание позора, жгучая ревность, неукротимая жажда мщения терзали Тимара. Человеку тяжело переносить позор, даже когда из него можно извлечь пользу.
Только теперь осознал Тимар, каким сокровищем он обладал в лице Тимеи. Пожалуй, он был бы не прочь добровольно отказаться от этого сокровища. Но разве можно примириться с мыслью, что у тебя похищают такую драгоценность? Он испытывал глубокое возмущение и совершенно растерялся, не зная, что предпринять.
Если бы Аталии удалось отравить его до глубины души, то он не удержался бы от мести. Зажав в руке кинжал, он вышел бы из тайника и в разгар страстных поцелуев вонзил бы смертоносное лезвие в грудь изменницы, замирающей в объятиях возлюбленного.
Именно такой расправы с Тимеей жаждала Аталия.
Но для оскорбленного в своем мужском достоинстве Тимара такой путь был неприемлем. Не пристала ему роль откровенного убийцы. Он не может вероломно прикончить своего соперника, он должен пролить его кровь в честном поединке. Соперники обнажат сабли и станут биться не на жизнь, а на смерть.
Постепенно волнение Тимара улеглось, и он прислушался к голосу рассудка: «Зачем понапрасну лить кровь! Скандал тебе куда больше на руку, чем личная месть. Надо выскочить из тайника, созвать слуг и публично выгнать из дома блудницу, нарушительницу супружеской верности, вместе с ее соблазнителем. Любой благоразумный человек поступил бы именно так. Ты ведь не солдафон, чтобы с саблей наголо требовать удовлетворения за обиду. Для этого существуют судьи, законы».
Однако полностью одолеть соблазн Тимару не удалось. Он все-таки вынул из ящика письменного стола кинжал и пистолет, как посоветовала ему Аталия. В самом деле, кто знает, как обернется дело? В какой роли ему придется предстать? В роли мстительного убийцы или великодушного мужа, а может быть, расчетливого дельца, бесстрастно заносящего в приходо-расходную ведомость получивший огласку семейный скандал? Оказавшись в барыше, такой делец, уж конечно, не забудет проставить соответствующие цифры в рубрике прихода.
Тем временем наступили сумерки. На темной улице один за другим зажигались фонари. В кварталах, где стояли его дома, г-н Леветинци оплачивал уличное освещение. В заиндевелом окне то и дело мелькали тени прохожих.
Но вот какая-то тень остановилась под окном. Раздался тихий стук.
Тимару казалось, что от этого стука встрепенулись ледяные узоры на стекле, что они, как ветви волшебных деревьев, шепчут:
— Не ходи!
Он застыл в ожидании. Стук повторился.
— Иду, — прошептал в окно Тимар и, захватив кинжал и пистолет, выскользнул из дома.
До здания, где среди блеска и роскоши проживала бледнолицая красавица, было рукой подать. По дороге Тимару не встретилось ни одной живой души, улицы давно опустели. Но впереди, поминутно исчезая в сумраке, маячила убегающая тень. Наконец она скользнула за угол и совсем исчезла, Тимар последовал за ней.
Двери в доме оказались незапертыми. Чья-то услужливая рука распахнула перед ним наружную дверь, открыла решетку лестницы и даже раздвинула ковровую драпировку, которой был задернут шкаф. Он смог бесшумно войти.
Под указанной Аталией полкой Тимар нашел выдвижной болт и вставил в его отверстие ключ. Потайная дверь открылась и сразу же затворилась за ним. Он очутился в нише, — лазутчик в собственном доме! Итак, вдобавок ко всему он стал шпионом!
Боже, до какой низости он докатился! А между тем он в почете, потому что богат. Вот она, истинная цена его достоинств! Как хорошо, что в тайнике кромешная тьма и никто не может его видеть!
Спотыкаясь, Тимар ощупью продвигался вдоль стены и наконец добрел до угла, который, неизвестно откуда, был тускло освещен. Вот и изображение святого Георгия. Оказывается, свет исходил от горевшей в комнате лампы, проникая сквозь прозрачную мозаику.
Тимар нащупал указанную Аталией перламутровую пластинку и отодвинул ее, — под ней оказалась слюда. Он заглянул в комнату.
На столе горела лампа под матовым кремовым абажуром. Тимея ходила взад и вперед по комнате. Белое вышитое платье подчеркивало ее стройную фигуру, руки были беспомощно опущены.
Внезапно дверь из коридора отворилась. Вошла почтенная Зофия и что-то шепнула Тимее.
Но Тимар расслышал даже этот тихий шепот. Как видно, в нише имелось превосходное акустическое приспособление, которое не уступало пресловутым «каменным ушам Диониса»[20] и позволяло улавливать малейшие звуки.
— Можно ему войти? — спросила Зофия.
— Я жду его, — ответила Тимея.
Зофия сразу вышла. А Тимея достала из ящика комода шкатулку и подошла к лампе.
Она стояла как раз против Тимара. Свет падал прямо на ее лицо, и сидящий в засаде мог наблюдать малейшие изменения в нем.
Тимея открыла шкатулку. Что это в ней? Ага, рукоять сабли со сломанным клинком.
Кинув на нее взгляд, Тимея вздрогнула, лоб ее нахмурился, осененные черными дугами бровей глаза выразили отвращение. Но вскоре лицо ее вновь просветлело, молодая женщина опять стала похожа на образ святой с темным ореолом вокруг головы. Потом тень кроткой нежности легла на ее задумчивые черты. Подняв шкатулку, Тимея склонилась над ней и так близко поднесла ее к губам, что Тимара охватил страх: неужели она сейчас поцелует лежащую там саблю? Теперь уже сабля стала его соперником.
Чем дольше глядела Тимея в шкатулку, тем ярче сияли ее глаза. Наконец она даже решилась взять в руки сломанную саблю. Достав ее из шкатулки, она стала размахивать клинком, как заправский фехтовальщик. Если бы только она знала, как близко от нее притаился человек, которому причиняет адские муки каждый взмах этого клинка!
Неожиданно в дверь постучали. Тимея в испуге положила рукоять сабли в шкатулку, торопливо спустила до самого запястья и тщательно расправила закатившиеся было рукава и только тогда нерешительно промолвила.
— Войдите.
В комнату вошел майор — статный мужчина с красивым мужественным лицом. Тимея все так же неподвижно стояла на месте, не сделав ни шага ему навстречу. Тимар пристально наблюдал за ней.
Но что это? Проклятье! При появлении майора щеки молодой женщины вспыхнули. Черты мадонны ожили, их мраморная белизна приобрела оттенок розы. Увидав этого человека, бледнолицая красавица расцвела радостью. К чему тут какие-то слова? Нужны ли еще доказательства?
Тимар уже был готов толкнуть ногой картину и, подобно святому Георгию, поразившему дракона, кинуться к влюбленным, прежде чем уста Тимеи выскажут то, что выражало ее лицо. Но нет. Может быть, все что он видит, только сон? Надо взглянуть еще раз.
Действительно, к Тимее снова вернулась ее обычная бледность. Она с холодным достоинством предложила майору стул, а сама села поодаль, на оттоманку. Взгляд ее был строг и внушал уважение.
Держа в одной руке обшитый золотым позументом кивер, в другой — эфес сабли с золотым темляком, майор сидел в такой напряженной позе, словно находился перед генералом.
Они долго молча смотрели друг на друга. Оба, видимо, боролись с охватившим их душевным волнением. Тимея первая прервала томительное молчание.
— Сударь, — заговорила она, — вы прислали мне загадочное письмо и еще более удивительный подарок. Сломанную саблю.
С этими словами она подняла крышку шкатулки и вынула лежавшее там письмо.
— В письме вашем сказано: «Сударыня, сегодня я дрался на дуэли с одним человеком. Мой противник остался жив только благодаря тому, что сабля моя сломалась. Дуэль была вызвана в высшей степени таинственными обстоятельствами. Все это непосредственно касается вас и, еще в большей мере, вашего супруга. Позвольте мне поговорить с вами несколько минут, мне надо сообщить вам нечто весьма важное». Слова «вашего супруга» дважды подчеркнуты в письме. Именно поэтому, сударь, я и решила дать вам возможность переговорить со мной. Объясните, какая может быть связь между вашей дуэлью и господином Леветинци? Я выслушаю до конца все, что касается моего мужа, но если вы заговорите о чем-нибудь другом, я немедленно уйду.
