Мейв Бинчи - Ночи дождей и звезд
— Сомневаюсь, — быстро ответила Эльза. — Думаю, вы очень приятный человек и с вами хорошо. Вернее было бы сказать, вы умиротворяющий.
— Мне нравится «умиротворяющий», — сказал Дэвид.
Она похлопала его по руке, и они уселись поудобнее, глядя на то, как по скалистому склону взбирались козы, на сверкающее голубое небо и на море, такое тихое и приветливое, хотя еще недавно оно забрало жизнь стольких людей.
— Когда похороны? — вдруг спросила Эльза таксиста.
Он понял вопрос, но не знал слов, чтобы ответить.
— Аврио, — проговорил он.
— Аврио? — повторила она.
— Завтра, — перевел Дэвид. — Выучил недавно пятьдесят слов, — виновато добавил он.
— Это на сорок пять слов больше, чем выучила я, — с тенью прежней улыбки произнесла Эльза. — Эвхаристо, друг мой Дэвид, эвхаристо поли. Большое спасибо.
Они ехали по пыльной дороге. Настоящие друзья.
После чашки кофе и хлеба Шейну полегчало. Он сказал, что в этом сумасшедшем месте они последний день, а потом уезжают в Афины. Паромы туда уходили из гавани каждые два часа, никакой мороки.
Ему было интересно найти место, где бы что-нибудь происходило.
— Не думаю, что здесь что-то будет сегодня. Город переполнен журналистами, криминалистами и официальными властями. Знаешь, похороны завтра, люди снизу сказали мне. — Фионе хотелось узнать, можно ли будет уехать после похорон. Но ей так много надо было ему сказать сегодня, что этот вопрос мог и подождать. — Я видела милое местечко на мысе, они ловят там рыбу и жарят ее на гриле прямо у моря, пойдем туда?
Он пожал плечами. Почему бы не пойти? Наверное, там вино дешевле, чем в напыщенных местах в гавани.
— Ну ладно, пойдем туда, Фиона, и не пытайся сказать этим внизу, что я пойду, а ты остаешься.
Она рассмеялась:
— Не думай, я не такая плохая, просто пытаюсь поблагодарить Элени за доброту к нам и выразить сочувствие по поводу гибели их друзей.
— Это не твоя вина, Христа ради. — Шейн был в одном из тех настроений, когда готов был раздражаться от чего угодно.
— Нет, конечно нет, но быть вежливым не трудно.
— Им хорошо заплатили за постой, — ворчал он.
Фиона знала, что они почти ничего не заплатили. Если бы семья не была так бедна, они бы не освободили для них свою спальню. Но спорить с Шейном было не время.
— Ты прав, лучше пойти теперь, пока не очень жарко, — сказала она, и они стали спускаться по шаткой лестнице через переполненную кухню мимо домочадцев, которые сидели, скорбя по погибшим. Ей захотелось присесть рядом с ними, сказать что-то доброе, короткие греческие слова, которые она слышала повсюду: типота, дхен, пираци.
Но она знала, что Шейну надо выпить первую кружку холодного пива. Как много необходимо сказать ему сегодня, откладывать нельзя. Приближался полдень, а с ним и жара. Надо идти в таверну у моря немедля.
День на самом деле был жаркий.
Томас решил не ходить на холмы. Для такого путешествия надо было выйти пораньше утром. Он заглянул в сувенирную лавку. Так и есть, Вонни магазин не открыла, а вывесила в окне записку на греческом, в черной рамке и очень короткую. Похожие были в других местах: «Закрыто из уважения».
Вонни спала в кресле, усталая и старая на вид. Предположим, она действительно спала в курятнике? В то время как в квартире была свободная спальня? Она могла бы спать там, но он решил не спрашивать.
Магазины были закрыты, но посмотреть было что. И, если честно, ему не хотелось уходить далеко от городка, наполненного скорбью. Он решил пройтись вдоль берега до простого местечка на мысе, которое заметил на прошлой неделе. Оттуда вкусно пахло жареной рыбой, когда он проходил мимо несколько дней тому назад. Как хорошо посидеть там, глядя на море и размышляя. Он был рад, что вспомнил про это место.
Там были потрепанные зонтики, которые могли бы спасти его от палящего солнца, и прохладный бриз с моря. Отличный привал.
Такси привезло Эльзу и Дэвида на открытую площадь посередине Калатриады. Шофер не знал, где их высадить.
— Здесь будет отлично, — сказала Эльза, щедро заплатив ему. Дэвид хотел войти в долю, но она запротестовала. Выйдя из машины, они оглядели деревню, к которой вела извилистая, ухабистая дорога. Место у туристов популярностью не пользовалось, и его, вероятно, не заметили и исследователи.
Море отсюда далеко, вниз по крутой дороге. Половина домов вокруг площади — маленькие ресторанчики или кафе и гончарные изделия на продажу.
— Думаю, всем хочется посмотреть храм? — спросил Дэвид. — Могу посидеть с вами немного.
— После всех этих крутых поворотов и ухабов было бы чудесно выпить кофе, — улыбнулась Эльза. — Но место в самом деле замечательное. Здесь я могу дышать свободно. Знаете, вы действительно мой герой.
— О, какой там герой! — Дэвиду стало смешно. — Боюсь, обычно это не моя роль.
— Не пытайтесь сказать мне, что обычно вы злодей. — Эльза снова развеселилась.
— Нет, ничего такого эффектного. Скорее шут, — признался он.
— Не верю ни секунду.
— Потому что вы меня не знаете, не видели меня в реальности, где я всем мешаю.
— Это не так. Вы говорили, что не видитесь с глазу на глаз с отцом. В этом нет ничего обидного, половина мужчин на земле чувствуют то же самое.
— Я не оправдал его надежд во всем, буквально во всем, Эльза. Честно, если бы у него был другой сын, было бы лучше. Готовый бизнес, уважаемое положение в обществе, красивый дом. Но от всего этого я задыхаюсь, как в западне. Неудивительно, что он презирает меня.
— Сядем здесь, как думаете? — Эльза показала на ближайший шаткий стул в очень простеньком кафе.
Официант подошел и постелил на другом стуле вощеную бумагу.
— Для леди стул получше, — сказал он.
— Они здесь все такие милые, — восхитилась она.
— С вами все везде милое, Эльза, вы такая солнечная.
Дэвид заказал два метриоза, не очень сладкий кофе, и они стали с удовольствием его пить, как старые друзья.
— Я не знаю своего отца, Дэвид. Он бросил нас рано, но с мамой мы часто ссорились.
— Возможно, это гораздо лучше. В моем случае никаких настоящих ссор, только вздохи и пожатия плечами, — признался Дэвид.
— Поверьте, я слишком много наговорила маме, слишком много критики. Если бы начать сначала, я бы сказала меньше. Но дочери и матери всегда друг другу все высказывают.
— О чем вы спорили?
— Не знаю, Дэвид. Обо всем. Я говорила, что я права, а она нет. Что она ужасно одевается, что у нее ужасные друзья, понимаете, обычные обидные слова.
— Я не знаю, мы никогда не разговариваем.
— Если начать снова, что бы вы сделали? — спросила Эльза.
— Воображаю, что натворил бы все ту же неразбериху.
— Это пораженчество. Вы молоды. Намного моложе меня, родители ваши живы, у вас есть время.
— Не заставляйте меня чувствовать себя хуже, Эльза, пожалуйста.
— Конечно, думаю, справедливо сказать вам, что у нас много общего, но не могу правильно выразиться. Моя мама умерла.
— Как она умерла?
— В автокатастрофе с одним из ее непотребных приятелей.
Дэвид наклонился и похлопал ее по руке.
— Это произошло быстро и, я уверен, не принесло ей боли.
— Вы такой добрый, Дэвид, — произнесла Эльза дрожащим голосом. — Допивайте кофе и пойдем исследовать Калатриаду. А потом за обедом я расскажу вам о своих проблемах, и вы дадите мне совет.
— Не обязательно рассказывать, вы знаете.
— Умиротворяющий Дэвид, — улыбнулась она.
— Где же это распрекрасное место? — ворчал Шейн. Его внимание привлек шумный бар, мимо которого они проходили. — Может быть, здесь будет отлично, — предложил он.
В этом месте Фиона никак не могла сообщить ему новость, поэтому отказалась.
— Слишком дорого. Туристические цены, — возразила она. На том спор и закончился. Они направились к рыбному ресторану на мысе.
Андреас сидел с братом в полицейском участке. Стол Йоргиса был завален рапортами о несчастном случае, телефон не умолкал.
— Сегодня написал Адонису, — медленно произнес Андреас.
— Хорошо, хорошо, — сказал Йоргис через некоторое время.
— Я не стал сожалеть, ничего такого.
— Нет, конечно нет, — согласился Йоргис.
— Потому что я не сожалею. Ты это знаешь.
— Знаю, знаю. — Йоргису не надо было спрашивать, почему он написал сбежавшему сыну в Чикаго. Он и так все знал.
Гибель Маноса и других людей показала им, до чего коротка человеческая жизнь. Вот и все.
Томас проходил мимо телевизионной команды и фотографов на площади рядом с гаванью. У них такая же работа, как у других, решил он, но уж больно они походили на рой насекомых. Они не собирались там, где людям жить хорошо и радостно, но только там, где случилась беда.
