Генри Вуд - Замок Ист-Линн

— Изабель, — сказал он несколько более мягким тоном — надо отметить, что он впервые назвал ее просто по имени. — Я вижу, что Вы пожинаете горькие плоды. Расскажите мне, как это случилось. Какой демон-искуситель заставил Вас продаться этому негодяю?

— Он дурной человек, — воскликнула она. — Низкий, бессердечный, подлый человек!!

— Ведь я еще в начале Вашего замужества предостерегал Вас от встреч с ним; я просил прекратить какие бы то ни было отношения с ним и не пускать его в Ваш дом.

— Не я виной тому, что он явился в Ист-Линн, — прошептала она. — Его пригласил мистер Карлайл.

— Я знаю. Пригласил, ничего не подозревая, полагая, что его жена — достойная, заслуживающая доверия женщина, — сурово заметил он.

Изабель не ответила, ибо ничем не могла возразить. Она сидела с опущенными глазами, пристыженная справедливыми упреками.

— Да если вообще когда-либо у женщины был хороший муж в полном смысле слова, то это был Ваш супруг, мистер Карлайл. Если хоть один мужчина по-настоящему любил свою жену, то этот мужчина — он с его чувством к Вам. Ну как же Вы могли так вознаградить его за это?

Она в смущении обернула краями шали свои ничего не чувствующие пальцы.

— Я прочел записку, которую Вы оставили мужу. Он показал ее мне, единственному, как я полагаю, человеку, который видел ее, не считая самого Карлайла. Он ничего не мог понять, равно как и я. После Вашего отъезда ему было высказано предположение, что его сестра отравила Ваше существование в Ист-Линне, и он обижался на Вас — если это предположение верно — за то, что Вы не рассказали ему обо всем, дабы он мог навести порядок в своем доме. Однако же совершенно невозможно, чтобы присутствие мисс Карлайл в Ист-Линне могло быть единственной причиной того, что Вы опозорили всех нас и погубили себя.

— Давайте не будем больше говорить об этом, — тихо сказала леди Изабель. — Прошлого не исправить.

— Но я должен говорить об этих вещах. Я затем и приехал, чтобы обсудить это, — настаивал граф. — Не мог же я сделать это, пока здесь находился этот человек. Когда в жизни женщины происходят подобные необъяснимые события, отцовский долг состоит в том, чтобы разобраться в мотивах, причинах и действиях, пусть даже, как в данном случае, уже ничего нельзя исправить. Ваш отец ушел от нас, но его место занял я, и этого больше некому сделать.

Не в силах больше сдерживаться, она молча заплакала. Граф заговорил снова.

— Если бы не эта странная записка, я предположил бы, что Вы действовали только под влиянием безумного увлечения этим негодяем Ливайсоном: ее содержание рисует это дело в несколько ином свете. Что Вы имели в виду, утверждая, что Вас толкнул на это Ваш супруг?

— Он знает, — чуть слышно ответила она.

— Он не знает, — строго ответил граф. — Нет на земле человека более честного и достойного, чем Карлайл. Когда он сказал, чуть живой от горя, что не может даже представить, что Вы имеете в виду, я готов был побиться об заклад на свое графство, что он не лжет. Я и сейчас готов это сделать.

— Я полагала, — начала она тихим, дрожащим голосом, поскольку знала, что лорд Маунт-Северн всегда добьется ответа на свой вопрос; кроме того, она была слишком слаба душой и телом, чтобы сопротивляться, — я полагала, что любовь его больше не принадлежит мне, что он бросил меня ради другой.

Граф изумленно посмотрел на нее.

— Что Вы имеете в виду, говоря «бросил»? Он же был с Вами.

— Иногда оставляют сердцем, — прошептала она.

— Вздор! — едко ответил его светлость. — Я и Карлайл пришли к выводу, что Вы были движимы ревностью, под влиянием которой и написали эту записку. Я спросил Карлайла, как мужчина мужчину — Вы слышите, Изабель? — дал ли он Вам основания для подозрений, и он ответил мне, как перед Богом. Он никогда не давал никаких оснований для ревности, он был верен Вам в мыслях, словах и делах; он никогда, насколько мог припомнить, даже не посмотрел на другую женщину с желанием с того самого часа, как сделал Вас своей женой: все его помыслы были только о Вас. Не всякий муж смог бы сказать то же самое, — сказал лорд Маунт-Северн значительно кашлянув.

У нее бешено забилось сердце. Она все сильнее убеждалась в том, что это правда, что ее ревность была совершенно необоснованной.

— В конце концов, я счел, что Ваше письмо — не что иное, как отговорка, — продолжал граф, — лживый предлог для того, чтобы скрыть настоящие мотивы Вашего поступка. Так я и сказал Карлайлу.

Я спросил его, как он мог не заметить тайного сговора между Вами и этим… этим животным, притом, что этот негодяй жил в вашем доме. Он ответил, что у него никогда не возникало ни малейшего подозрения. Он безусловно доверял Вам, настолько, что отпустил бы в кругосветное путешествие с любым мужчиной.

Она до боли стиснула руки, однако ее сердечная боль не утихла.

— Карлайл сказал, что был чрезвычайно занят в то время, когда у вас гостил этот человек. Кроме повседневной работы в конторе, у него много времени отнимало секретное дело для кого-то из соседей, по которому ему часто приходилось встречаться с ними после работы. Это были очень старые знакомые, родственники Карлайлов, и он так же хотел сохранить все в секрете, как и они. На это я заметил, что при этом он мог не замечать того, что творилось в его доме. Я помню, он сказал мне, что в вечер этой… катастрофы он должен был ехать с Вами на званый обед, но в связи с этим секретным делом возникли весьма срочные обстоятельства, потребовавшие от него встречи с двумя джентльменами в его конторе, причем встречи секретной, о которой его клерки ничего не должны были знать.

— Он не… упоминал фамилию этого семейства? — побелевшими губами спросила леди Изабель.

— Да, он сказал, однако, я не припомню. Рэббит[14]? Что-то похожее.

— Не Хэйр[15]?

— Да-да, именно Хэйр. Он сказал, что Вы, судя по всему, рассердились на него за то, что он не сопровождал Вас на обед; почувствовав это, он собирался приехать попозже, однако не смог этого сделать. Когда закончилась встреча в конторе, его снова задержали в доме Хэйров по такому же неотложному делу.

— Важное дело! — эхом отозвалась она, дав на одно мгновение волю прежним чувствам. — Он прогуливался при лунном свете в их саду с Барбарой — мисс Хэйр. Я видела их из своего экипажа.

— И Вы приревновали! — с насмешливым упреком воскликнул лорд Маунт-Северн, который почувствовал ее настроение. — Послушайте! — прошептал он, наклонившись к ней. — В то время как Вы полагали, насколько можно судить по Вашему теперешнему тону, что они прогуливались, наслаждаясь обществом друг друга, они, да будет Вам известно — во всяком случае, Карлайл — они стояли на страже. В доме — для того, чтобы ненадолго встретиться со своей бедной матерью — находился некто, кому угрожает виселица, к которой его первым препроводил бы собственный отец. Карлайл и эта молодая дама несли стражу на случай появления отца. Этой ночью, впервые за семь лет, бедный сын посетил родительский дом, чтобы на полчаса увидеться с матерью и сестрой. Карлайл, вне себя от горя и волнения, вызванного Вашим поступком, почтил меня своим доверием, рассказав, что не позволило ему быть на званом обеде.

Лицо ее сделалось пунцовым от стыда за ее прискорбный проступок. И ничего нельзя было исправить!

— Но он постоянно бывал в обществе Барбары Хэйр, — пролепетала она, ища хоть какое-то оправдание.

— Ей нужно было видеться с ним в связи с этим делом. Мать не могла сделать это сама, поскольку все нужно было хранить в тайне от отца. Таким образом, Вы истолковали деловые встречи как любовные свидания! — продолжал лорд Маунт-Северн с едкой иронией. — Я был более высокого мнения о Вашем здравом смысле. Но разве этого было достаточно, чтобы толкнуть Вас на такой шаг? Разумеется, нет. Вы, должно быть, поддались на уговоры этого бесчестного человека.

— Это все в прошлом, — всхлипнула она.

— Карлайл был всецело верен Вам. Не многие женщины имели такой шанс на счастье в семейной жизни, который был у Вас. Он — честный и порядочный человек, прирожденный джентльмен, из тех, кем должна гордиться взрастившая его Англия. Чем больше я узнаю его, тем больше восхищаюсь этим человеком, его исключительным благородством. Вы знаете, как он повел себя в том, что касалось возмещения ущерба?

Она покачала головой.

— Он не хотел требовать возмещения ущерба, если не считать пустяковой суммы, получения которой требует закон, однако присяжные, исполнившись сочувствия, назначили беспрецедентно высокую сумму. Поскольку ответчик стал баронетом, деньги были уплачены, и Карлайл тут же передал их на нужды больницы графства.

Он придерживается казалось бы, устаревшего мнения, что деньги не могут искупить позора жены.

— Давайте не станем больше говорить на эту тему, — взмолилась несчастная. — Я вела себя безнравственно, как сумасшедшая, и последствия этого поступка мне придется нести всю жизнь. Больше мне нечего сказать.