Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
Конец истории был очень грустным. В самый канун свадьбы Доротея отправилась со своими сестрами в Ричмонд-Парк. Ее лошадь испугалась чего-то, закусила удила и понесла. Доротея вылетела из седла, упала наземь, сломала позвоночник и тут же умерла.
— Ее похоронили в подвенечном платье, которое она должна была надеть для меня, — тихо проговорил Доминик. — В тот ужасный день похорон какая-то часть меня самого была похоронена вместе с моей любимой. Да, леди Чейс, жизнь продолжается, но я уже никогда не оправлюсь от этой беды.
Они подошли к террасе замка. Из огромных французских окон до них доносились веселые звуки кадрили. Они вернулись в праздничную атмосферу бальной залы. Короткая интерлюдия их близкого знакомства подходила к концу. Доминик чувствовал какое-то странное сожаление. Ведь он не смог утаить боль своего сердца, так долго скрываемую от всего мира, и теперь испытывал чувство привязанности к той, что вдохновила его на такое откровение.
Шарлотта же некоторое время стояла молча, глядя на него глазами, полными слез.
Доминик поспешно произнес:
— О проклятие! Я расстроил вас и испортил вам такой радостный вечер… как это недостойно с моей стороны!
— Нет, нет, вы оказали мне огромную честь, рассказав о Доротее. По-моему, это самая печальная история, которую я когда-либо слышала, но все равно… я рада, что вы поведали ее. И я никогда ее не забуду.
— Нет, нет, вы должны забыть, — проговорил он. — Ведь это случилось, так давно, а как я только что сказал — жизнь продолжается. Еще раз прошу простить меня за то, что я так расстроил ваше нежное сердце. Ведь я опечалил вас.
— Я уже была печальна, — проговорила она со вздохом. Эти слова она произнесла, кажется, из самой глубины сердца.
— Леди Чейс… — начал Доминик.
Но она уже ушла, почти убежала от него. Он смотрел вслед ее парчовому платью с кринолином, видел, как легкие кружева исчезают в толпе. О Шарлотте ему напоминали лишь легкий аромат духов и память о ее заплаканных глазах. Но больше всего его поразили слова:
«Я уже была печальна».
Они потрясли его до глубины души. Бедная Шарлотта Чейс, бедное дитя! Он сделал бы все, чтобы помочь ей, успокоить, чем бы ни была вызвана ее печаль. Однако он по-прежнему оставался для нее не более чем малознакомым человеком.
Доминик вошел в бальную залу. Там было жарко и пахло увядающими цветами. Он искал Шарлотту, но не мог найти. Когда наконец он краем глаза увидел ее, она находилась в обществе мужа. Едва заметно улыбнувшись Доминику, она тут же отвернулась, словно испугавшись, что узнала его. Он не мог понять, почему.
Вивиан был пьян и все время оскальзывался и спотыкался на своих костылях. Он перестал ходить вразвалку, походкой разбойника и сбросил с глаза повязку. Его лицо пылало от выпитого вина, неприятно исказилось и было свирепо. Он выглядел ужасно, однако Шарлотта всячески пыталась скрыть состояние своего мужа от гостей, поддерживая его под руку, улыбаясь и раскланиваясь со всеми присутствующими, словно давая понять, что это сильно отполированный пол виноват в неустойчивости ее супруга, который так нелепо спотыкается.
Несколько секунд Доминик пристально разглядывал супружескую пару, затем чувства его пришли в такое смятение, что он повернулся и быстро удалился из залы, отправившись в приготовленную для него гостевую спальню. Он оставался в спальне в течение всей оставшейся ночи.
Глава 21
Спустя двадцать четыре часа Доминик Ануин вместе с лордом Марчмондом покинул Клуни. Молодая хозяйка отправилась попрощаться с отъезжающими гостями. Наутро после бала Вивиан чувствовал себя прескверно и остался в своей спальне. Никто не видел его, кроме Вольпо, который с присущей ему сардонической усмешкой уведомил молодую хозяйку, что милорд не желает, чтобы его беспокоили до тех пор, пока не пройдет его недомогание.
Шарлотту вовсе не обрадовало такое сообщение. Это означало, что либо Вивиан тайно напивается (при поддержке и полном содействии подлого Вольпо), либо он и вправду захворал.
Но, выйдя из замка в это прелестное веселое утро, она обрадовалась при виде залитых лучами солнца желтых нарциссов, словно золотые трубы, украшающих обочину дороги. Ей предстояло множество дел: маленькая Элеонора, затем обязанности хозяйки и, наконец, осмысление памятного часа, проведенного наедине с Домиником Ануином. Хлопоты Шарлотты начались, когда Сесил Марчмонд и остальные мужчины отправились на верховую прогулку, а дамы остались в доме.
Доминику не захотелось кататься верхом. Он задержался с Шарлоттой в библиотеке, где она показала ему множество редких книг, собранных покойной леди Чейс. Среди них были и те, по которым Шарлотта училась и которые просто читала.
Для Шарлотты это был самый замечательный час из проведенных когда-либо с малознакомым человеком. Ее глубоко поразили широкие познания этого мужчины, почти на двадцать лет старше ее. Она была настолько восхищена, что не замечала разницы в их возрасте, понимая одно — он идеальный товарищ и собеседник. Это был человек, с которым она могла свободно беседовать на любые темы. Они прекрасно понимали друг друга и сошлись во взглядах на очень многое. Затем Шарлотта села за фортепьяно и сыграла Баха. Доминик серьезно выслушал ее игру, подошел к инструменту и искренне похвалил исполнительницу. Потом он, в свою очередь, сыграл для нее, а она тем временем сидела, положив руки на колени, слушала музыку, наблюдая за ним, испытывая при этом ощущения глубокого покоя и тихой радости, которые так редко посещали ее, если не считать тех далеких дней в прошлом, когда она встречалась в этой библиотеке с Элеонорой Чейс.
Доминик был намного более искусным пианистом, чем Шарлотта, и она сразу отметила это обстоятельство. Когда он закончил играть и развернулся к ней на крутящемся табурете, то улыбнулся в ответ на ее чистосердечную лесть.
— Возможно, техника моей игры и совершенней вашей, но из нас двоих вы сможете стать лучшим пианистом. К тому же не забывайте, что игра на фортепьяно — мое хобби и у меня многолетняя практика. Я сел за инструмент еще до вашего появления на свет.
Рассмеявшись, он встал и начал медленно прохаживаться по библиотеке, держа в руках тоненький томик Китса, который Шарлотта показала ему. Он тоже восхищался этим молодым поэтом-романтиком, воспевающим радости любви. Шарлотта взглядом следила за своим собеседником. Ей нравился его серый дорожный костюм, скромный, но элегантный. Когда Доминик перелистывал страницы книги, она рассматривала его точеный строгий профиль, длинные вьющиеся волосы. А что это — намек на седину на его висках? Может, просто солнце высветило серебряные нити? Да, безжалостное время уже коснулось своим перстом Доминика Ануина. Однако Шарлотту переполняли чувства, сравнимые лишь с преклонением перед героями. И она подумала, что этого человека, наверное, обожают как женщины, так и мужчины. Не удивительно, что Доротея влюбилась в него. Сейчас, к своей печали, она уже знала, чего стоит любовь, основанная на одних эмоциях, знала, что чувственность порождает бесчестье и позор. Теперь она поняла, что никогда не любила Вивиана Чейса по-настоящему. Черное чувство полнейшей обреченности охватило ее, когда она вспомнила о человеке, спящем наверху после пьяной разгульной ночи. Ее мечта вернуть Вивиана к настоящей жизни, возродить в нем чувство истинной любви быстро затухала, если не погасла навеки. Она невольно прикрыла левую руку, ибо ей был ненавистен вид обручального кольца. Шарлотта подумала о ребенке, которого только что покормила и приласкала… Ее душа была поругана и безвозвратно растоптана.
«Увы, моя бедная малютка, — думала она. — Увы, ибо вся моя страсть сгорела дотла и мне остался лишь пепел отчаяния».
Доминик поднял голову, закрыл томик Китса и взглянул на нее.
Он тоже наслаждался этим солнечным теплым утром. И радовался, что делит его с этой умной, обаятельной молодой женщиной. Ему трудно было поверить, что она чья-то жена и уже мать. Сейчас на ней не было роскошного парчового платья и бесценных бриллиантов. Сегодня Шарлотта выглядела подростком, ее каштановые волосы были просто зачесаны назад и подвязаны бархатной лентой. Да, в простеньком лилейно-белом платьице она напоминала ему ребенка, единственным украшением которого была тоненькая золотая цепочка, обрамляющая точеную лебединую шею.
Она выглядела такой беззащитной, такой печальной; это зрелище было для него мучительно.
Шарлотта взглянула на Доминика. Он увидел в ее глазах невыплаканные слезы. Что-то страшное тяготило ее мысли и душу.
И он невольно приблизился к ней.
— Леди Чейс… Шарлотта… разрешите мне называть вас так, ибо по возрасту я мог бы годиться вам в отцы… — начал он.
Тут она перебила его, все же поборов смущение:
