Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
Шарлотта взглянула на Доминика. Он увидел в ее глазах невыплаканные слезы. Что-то страшное тяготило ее мысли и душу.
И он невольно приблизился к ней.
— Леди Чейс… Шарлотта… разрешите мне называть вас так, ибо по возрасту я мог бы годиться вам в отцы… — начал он.
Тут она перебила его, все же поборов смущение:
— Едва ли это так, мистер Ануин.
— Тем не менее я намного старше вас. Разве вы не могли бы считать меня вашим старшим братом и называть меня Доминик?
— Мне бы очень хотелось… — прошептала она.
— А я считал бы вас моею любимой младшей сестрой, — продолжал он. — Ибо, похоже, с самого начала мы обнаружили, что у нас очень много общего. А возможно, мы два человека, которые стоят в стороне от остального мира.
Ей очень понравилась мысль о родстве их душ, но она лишь поникла головой. Ее изящные пальцы нервно перебирали складки на платье.
— Я и так знаю, что нахожусь в стороне от остального мира, но многого не смогу объяснить вам, — дрожащим голосом проговорила она.
Его тревога неимоверно возросла.
— Вы нуждаетесь в друге? Мне отвратительна даже такая мысль, но неужели у леди Чейс нет друзей?
Теперь она подняла лицо. Он прочел неприкрытую боль в ее взгляде, и это поразило его до глубины души.
— О Боже, значит, я оказался прав! — воскликнул он. — Вас постоянно мучает какая-то тайна. О, мое бедное дитя, смогу ли я вам чем-нибудь помочь?
— Да, я познала горе, но никто в мире не сможет помочь мне, — сдавленным голосом проговорила она.
— Вы уверены? Не забывайте, я член Парламента, человек, который имеет дело с людьми как низкого происхождения, так и высокого. И я знаю жизнь не только по замку Клуни или усадьбе Энгсби, я знаю, что такое горе и нужда, нищета и обреченность. Мне часто приходилось спускаться на самое дно, и я способен распознать и понять беду. К тому же, кто страдал больше, чем я сам, — вдруг добавил он тихо. — Если это поможет, доверьтесь мне, и я буду только счастлив. Наверняка смогу найти какой-нибудь выход из положения.
Наступила тишина. Шарлотта боролась с собой. Еще ни разу она не чувствовала большего желания рассказать кому-нибудь обо всем, что произошло между ней и Вивианом, обо всем, что происходит сейчас. Больше всего ей хотелось поведать свою тайну Доминику Ануину, ибо она ни на йоту не сомневалась в преданности этого человека. Но она была верной женой. Вивиан — муж и отец их ребенка. Иногда она даже винила себя в том, что характер Вивиана ухудшился. И, что бы там ни было, она не должна жаловаться постороннему человеку, даже такому, который так сильно располагал к себе. Спустя несколько секунд она прошептала:
— Дорогой мистер Ануин… Доминик… я никогда еще не встречала человека, которому доверилась бы с большей радостью. Благодарю вас за проявленное вами участие, но мои беды — это мои собственные беды. И выставлять их напоказ вряд ли нужно. Что было — то было. Что будет — того не миновать. Я молюсь лишь об одном, чтобы Господь дал мне силу воли и больше мудрости.
Доминик нахмурился. Она была еще так молода и уже так несчастна. Ему вдруг страстно захотелось взять ее на руки, утешить. В этот миг ему даже в голову не приходило относиться к ней как к взрослой женщине, которую можно полюбить. Сейчас перед ним был ребенок. Однако его охватила необъяснимая нежность; такой нежности он не испытывал ни к одному живому существу с тех пор, как умерла Доротея.
— Что ж, — наконец проговорил он. — Могу только надеяться, что вы не забудете о моем существовании, если вам когда-нибудь понадобится помощь.
Ее лицо прояснилось. Она одарила его улыбкой, которую он нашел очаровательной. Теперь он видел перед собой истинную Шарлотту, в прекрасном расположении духа, способную блистать и шутить. Как неестественно выглядела она, когда грустила!
— Благодарю вас! Огромное спасибо вам, мистер Ануин! — с чувством воскликнула она. — Я и вправду никогда не забуду ваших слов!
Вытащив из кармана сюртука кожаный бумажник, он извлек из него визитную карточку и протянул ей.
— Здесь адрес моей палаты в Лондоне. К Энгсби я приезжаю лишь изредка. Большую часть времени я провожу в Парламенте, однако если вам срочно понадобится меня найти, то это можно сделать вот по такому адресу… — Он указал строчку на карточке.
Она прочитала:
ДОМИНИК АНУИН. Ч.П. (член парламента). Олбани[38], Крыло 1».
Отчего-то этот маленький кусочек картонки стал для нее самой ценной вещицей, неким талисманом, защитой от опасности — и будущего горя. Она зажала его в руке и выглядела сейчас так по-детски, что Доминик, тронутый этим зрелищем, невольно улыбнулся.
— Благодарю вас от всей души, — промолвила она.
— Я снова хочу заверить вас, что в моем лице вы всегда найдете самого внимательного слушателя. Я постараюсь помочь вам в печали и горе, если, не дай Господь, они посетят вас. А еще благодарю за это восхитительное утро. Редко мне приходилось обмениваться столь интересными мыслями и слушать столь прекрасную игру.
— Да, утро поистине было восхитительным.
Пряча бумажник в карман, он подумал: «Бог знает, что тревожит это бедное дитя, которое уже успело стать матерью. Но я уверен, что когда-нибудь ей все же понадобится моя помощь. Мне не нравится человек, фамилию которого она носит. Я не доверяю ему. Видно, она испытала много горя, выйдя за него замуж».
В этот момент дверь библиотеки широко распахнулась. На пороге появился Сесил Марчмонд, одетый в костюм для верховой езды. Его лицо раскраснелось от ветра и солнца.
— Ах вот ты где, Дом, корпишь над книгами вместе с Шарлоттой. Эх вы, двое печальных школяров! Лучше бы отправились со мной покататься. До чего прекрасен парк Вивиана этим утром!
Доминик улыбнулся.
— Я гораздо более приятно провел время с нашей хозяйкой. Наши литературные и музыкальные вкусы полностью совпадают, — произнес он.
— Да, действительно, — вторила ему Шарлотта, поднимаясь.
Она почувствовала какое-то внутреннее озарение, ощутила, что отныне не так одинока в этом бренном мире. Ее рука по-прежнему сжимала визитную карточку Доминика.
Она не видела ни малейшей возможности когда-либо воспользоваться ею или предложенной дружбою. Они жили в разных мирах. Он — полностью поглощенный своей карьерой, она — в своем замкнутом кругу. И все же доверительные слова, которыми они обменялись этим ясным утром, выковали звено цепи, соединяющей ее с этим необычным человеком, которого, казалось, ничто на свете не может сломить.
«Ему можно полностью довериться», — подумала Шарлотта.
Больше она не виделась с ним наедине. В огромной столовой был накрыт обильный завтрак, после которого гости разъехались, и ей нужно было отправиться к ребенку. Она спрятала визитную карточку Доминика за корсет, чтобы сохранить ее там. Глядя на нее, она вспоминала бездонные проницательные фиалково-синие глаза Доминика, такие добрые, такие нежные, когда он прощался с нею в вестибюле замка.
— От всего сердца благодарю вас за то, что пригласили меня, — с низким поклоном проговорил он, целуя ей руку. — И, пожалуйста, поблагодарите от моего имени хозяина.
Потом карета Чейсов повезла Доминика и молодого графа на Харлингтонский вокзал. Из окна детской Шарлотта долго смотрела вслед карете, пока та не скрылась из виду за поворотом. На дороге осталось лишь легкое облачко пыли.
Она с чувством подумала: «Теперь мрак снова опустится на мою жизнь, ее закроет черная туча! Он уехал. Он уехал… а я могла бы полюбить его! И я люблю его, как своего единственного верного друга, и, хотя мы больше никогда не встретимся, я буду вечно помнить о нем».
Когда нянечка передала Шарлотте дочку, крошечное создание протянуло ручку и вцепилось Шарлотте в грудь. Она склонилась над младенцем с глазами, полными слез. И в полном отчаянии принялась за свои материнские обязанности. Потом, почувствовав некоторую усталость, вышла из детской. Не успела она войти к себе, как услышала громкий голос мужа, доносящийся со стороны его покоев:
— Шарлотта! Шарлотта! Где вас носит, черт побери? Немедленно идите сюда!
У нее замерло сердце. Она устремилась в опочивальню Вивиана. Вольпо там не оказалось. Занавеси были все еще задернуты, и солнечный свет не попадал в мрачные покои Вивиана. Эта красивая просторная комната показалась Шарлотте отвратительной, а стоящий в ней затхлый запах оскорблял ее обоняние. На огромной кровати с пологом, свисающим с четырех столбиков, лежал Вивиан. На нем была атласная ночная рубашка, золотистые волосы всклокочены, лицо опухло и приобрело нездоровый цвет, глаза покраснели. Он являл собой весьма отталкивающее зрелище. На прикроватном столике стоял наполовину опорожненный графин с вином. На красивых вышитых простынях виднелись винные пятна. Атласное стеганое пуховое одеяло тоже было забрызгано вином. Рядом на столике валялась стопка еще не разрезанных французских романов.
