Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
— Мсье, — прошептала она.
— Дорогая мадам, как можно… вы без сопровождения, — неловко улыбнулся Доминик. — Окажите же мне такую честь — пригласить вас на танец. Вы выглядите чем-то расстроенной.
Она глубоко вздохнула.
— Я просто… просто я убежала кое от кого, — помедлив, проговорила она.
— Тогда мне очень жаль этого «кое-кого», — проговорил Доминик с легкомыслием, к которому он прибегал крайне редко, но ему очень хотелось, чтобы она улыбнулась. И его желание исполнилось. Она даже рассмеялась.
— О нет… он был таким… таким противным!
— Тогда я уберу свое «жаль» и возненавижу его, — заявил Доминик.
Шарлотта замерла. Мистер Ануин, очевидно, не знал, что этот ненавистный «кто-то» был ее собственный супруг. Случилось так, что Вивиан проходил мимо итальянской статуи, возле которой стояла его жена с одним веселым молодым человеком. Молодой человек был немногим старше Шарлотты. Оба, приняв драматические позы, что-то декламировали, обратив взоры к луне. Для Шарлотты это был миг веселья и вдохновения, которые она так редко испытывала в последнее время. И тут на них упала тень зловещего разбойника с костылем. Он был в ярости. Шарлотта сразу заметила, что Вивиан сильно пьян. Воспламененный вином, он уже не смущался, что гости могут увидеть его в таком состоянии. Указав на жену костылем, он свирепо произнес:
— Прекратите этот нелепый спектакль! Вы, видно, совсем позабыли, мадам, что являетесь леди Чейс и хозяйкой нашего бала. Будьте любезны вернуться к вашим гостям. А вы, сэр, — обратился он к обескураженному «древнему греку», — а вы, сэр, выберите себе какую-нибудь незамужнюю девицу и развлекайтесь с нею вашей идиотской игрой!
Сгорая от стыда и позора, Шарлотта подхватила свои длинные юбки и устремилась через сад к дому.
И вот она оказалась рядом с приемным братом Сесила. Он сразу заметил, что она взволнована и расстроена. Она все время пугливо озиралась по сторонам, словно боясь приближения человека, которого назвала «противным». Вне всякого сомнения, какой-нибудь не вполне трезвый джентльмен удостоил ее своими неуклюжими ухаживаниями, подумал Доминик. Итак, маленькая леди Чейс была строгих правил. Это хорошо, порадовался он, которому нравились женщины скромные и благоразумные.
— Как любезно было бы с вашей стороны разрешить мне вернуться в замок, — тихо проговорил он. — Я чувствую себя человеком, который вмешивается не в свое дело.
Но она с неподдельной искренностью ответила, что была бы очень рада, если бы Доминик сопровождал ее в замок. Она понимала, что нравится этому мужчине, которого в сравнении с ее семнадцатью годами можно было бы назвать пожилым. Однако он был очарователен и обладал яркой индивидуальностью. Возможно, он и не соответствовал идеалу молоденькой девушки, в нем не было ничего от искрящейся красоты того Вивиана Чейса, которого она когда-то полюбила. Но она впервые ощущала подобную тонкость натуры и какую-то скрытую мощь, исходящую от этого человека. Доминик Ануин был индивидуальностью, а за его степенной, спокойной внешностью явно скрывались сила и страсть. И еще легкий налет печали, весьма заинтриговавший ее.
Когда они стояли на террасе, она изучала его со всей серьезностью. Шарлотта чувствовала, что в этой веселой разношерстной толпе он совершенно одинок, словно какой-то таинственный остров, которого невозможно достигнуть. Она никогда еще не встречала в ком-нибудь такого чувства одиночества. И разговаривала с ним, как со старинным другом.
Доминик был выше Вивиана и так изящно сложен, что создавалось впечатление, будто он огромного роста. С его темными волосами он походил на испанца. Шарлотта, глядя на его смуглую кожу, предположила, что он много времени проводит за границей под лучами палящего солнца. Его волосы под париком барристера, надетым только для ночного увеселения, были цвета воронова крыла и непослушно выбивались на широкий лоб. Его худое лицо с выступающими скулами, сжатыми губами и резко очерченным носом поначалу казалось суровым, но, когда он улыбался, выглядел очень молодо и приветливо. Но что особенно заинтересовало Шарлотту — так это его глаза. Ибо они оказались не карими, чего можно было ожидать при таком цвете волос, а какими-то бездонными и фиалково-синими. Где же и у кого она видела похожие глаза? Она задавалась этим вопросом, но так и не смогла найти ответ. Для мужчины это были очень красивые глаза, полные глубочайшей грусти. «Какова же история этого человека?» — подумалось ей.
Внезапно Доминик сказал:
— Вы так вопросительно смотрите на меня, леди Чейс. — Она покраснела. Он нашел очаровательным ее движение, когда она коснулась своей зардевшейся щеки кружевной перчаткой и извинилась.
— С моей стороны было весьма неучтиво так пристально смотреть на вас.
— Что вы, меня интересует вовсе не это. Меня интересует, что вы хотите спросить меня?
— Н-ничего… — с улыбкой произнесла она, запинаясь.
— Мне известно, — проговорил он, наклонив голову, — что вы слышали кое-что… но не все… о моих родственных связях с Энгсби. Вам хотелось бы узнать побольше? Или я просто льщу себе?
— Вообще-то вы совершенно правы, мистер Ануин.
— Знаете, а ведь множество людей интересуются положением, которое я занимаю в замке Энгсби.
— О! — воскликнула Шарлотта. — Мне кажется чрезвычайно невежливым вторгаться в личную жизнь моего гостя. Уверяю вас, что…
Но Доминик перебил ее:
— Почему-то я чувствую, что должен рассказать вам о себе. — И тут же добавил: — А такое желание у меня появляется очень редко.
— Я польщена.
— Давайте немного погуляем, — внезапно предложил он. — До тех пор, пока вы не пожелаете потанцевать.
— Я с большим удовольствием прогуляюсь с вами.
— А вы не замерзнете? Ночь обещает быть холодной.
— Мне совсем не холодно, — поспешно возразила она.
Она взяла Доминика под руку и медленно направилась с ним к озеру по залитой серебристым лунным светом лужайке. Мимо проходили другие пары, весело смеясь и оживленно беседуя. Шарлотта испытывала какое-то странное чувство радости, в котором не могла разобраться. Она знала лишь одно: ей хочется продолжать беседу с Домиником Ануином и слушать его. А какой у него голос! Это был великолепный голос прирожденного оратора.
Она вспомнила, как Сесил рассказывал ее мужу о том, какое сильнейшее впечатление произвел Доминик во время своего первого выступления в Парламенте. Сейчас Шарлотта чувствовала приятное тепло, исходящее от этого человека, о чем тоже говорил лорд Марчмонд. Находясь рядом с Домиником, она ощущала беспредельное доверие к нему, какое, верно, и вело за ним многие тысячи людей, избравших его в Парламент.
— Вы действительно прежде не бывали в Клуни? — спросила она. — Вивиан рассказывал, что в прошлом ваша семья бывала здесь, но вы?..
— Нет, поскольку у нас с Сесилом очень большая разница в возрасте, — ответил он. — И у нас редко были одни и те же друзья. Вы, наверное, забыли, что мне уже скоро сорок.
— О, как бы мне хотелось, чтобы мне тоже было сорок… — вздохнула Шарлотта.
— Почему? — с улыбкой спросил он, разглядывая ее юное красивое лицо.
— Потому что, когда человек молод, он всегда совершает ошибки, — ответила она, не задумываясь.
— Я нахожу в вас очень много здравомыслия. К тому же вы обладаете познаниями, намного превосходящими познания ваших сверстников.
— Благодарю вас, — проговорила она, испытывая огромную радость.
— А прежде чем я расскажу вам немного о себе, — продолжал он, — мне хотелось бы узнать кое-что о моей очаровательной хозяйке… или это дерзко с моей стороны?
— О Боже, вы никогда не сможете стать дерзким, мистер Ануин!
— Тогда расскажите мне о себе. Похоже, Сесил ничего о вас не знает. Чаще он рассказывал мне о вашем муже и их мальчишеских выходках в Оксфорде. Но никогда ничего не говорил о вас.
Шарлотта смешалась.
— Я… ну, в основном, все было в прошлом, — неуверенно проговорила она, вспоминая о постоянных требованиях Вивиана никому ничего не рассказывать о своей прежней жизни. Но было что-то такое в проницательном взгляде этого человека, что ей совсем не хотелось лгать.
Тут Доминик ровным, спокойным голосом произнес:
— Знаете, у меня тоже многое случилось в прошлом, леди Чейс.
Они дошли до конца длинного овального озера, покрытого мелкой рябью. В лунном свете водная гладь напоминала серебряную простыню. Доминик какое-то время стоял молча, едва ощущая легкое, как перышко, прикосновение Шарлотты, которая держала его под руку. Ему казалось, что еще немного, и она воспарит и растворится в воздухе. Его очень взволновала собственная реакция на это прикосновение. Она была ребенком, но ангельским ребенком. И в то же время он мог разговаривать с ней так, как не смог бы говорить с женщинами много старше ее.
