Нора Робертс - Обманутые иллюзии
Она запрокинула голову.
- Попробуй!
Он выругался, он бранил и ее, и себя всякий раз, когда отрывал губы от ее губ. В нем бушевала ярость, даже когда он потянул ее к кровати, и они вместе рухнули на покрывало. Без любви, без нежности он мял ее тело руками, разрывая шелк, раня плоть и ненавидя сам себя за дрожь возбуждения, которая пронизывала его тело при каждом ее стоне или всхлипе.
Теперь они оба попадут в ад, мелькнуло у него в голове. Но сперва, Господи, их ждала быстрая, горячая гонка через рай.
Сквозь путы желаний и страхов она почувствовала его злость. И его страстность. Он солгал, подумала она, вскрикнув, когда его рот жадно стиснул ее грудь.
О, как же он солгал!
Она запустила пальцы в его волосы. Ее била дрожь. Только это была правда, этот отчаянный, захватывающий вихрь ощущений был правдой. Все остальное - иллюзии, притворство, обманы...
Он поднял голову и посмотрел в ее глаза, чувствуя себя бездыханным и избитым. Но каким-то образом весь его гнев исчез, словно фокусник в клубе дыма.
Под ним дрожало ее тело, точно готовая к гонке безукоризненная машина. Он мог управлять ею, это-то он понимал, но боялся, ужасно боялся, что не справится, и они сорвутся в пропасть, разобьются, сгорят.
Понимая, что пропал, он тихо прижался лбом к ее лбу.
- Рокс, - прошептал он, нежно поглаживая ее плечи.
Без тени сомнения она крепко обняла его.
- Слушай, Каллахан: если ты сейчас остановишься, то мне придется тебя убить.
Люк засмеялся, но смех не снял напряжения, распиравшего его изнутри.
- Рокси, сейчас я смог бы остановиться, только если бы уже был мертв! он поднял голову, и она увидела на его лице знакомое выражение сосредоточенности, как перед сложным фокусом или опасным номером. - Мы перешли черту, Роксана. Я не отпущу тебя сегодня.
На ее губах медленно расцвела улыбка.
- Слава Богу.
Он покачал головой.
- Ты лучше бы помолилась, - предупредил он ее и наклонил голову для поцелуя.
19
Наконец-то. Это была последняя связная мысль, промелькнувшая в мозгу Роксаны, когда горячие раскрытые губы Люка прижались к ее губам. Наконец-то.
Другая женщина могла бы захотеть ласковых слов, осторожных движений, нежных уговоров. Но Роксане все это было не нужно. Любое ее потайное желание, любая выдуманная фантазия - все становилось правдой под его дикими, властными, требовательными руками и губами.
Она преподнесла ему самый желанный и редкий подарок, который женщина может сделать мужчине. Она полностью отдалась на его волю.
В этом была ее сила и ее трумф.
Все желания, лукаво пронизавшие ее душу, в один миг выросли и расцвели, как пышные маки. Но вместе с ними выросли и страхи, причинявшие теперь такую сильную боль, что Роксана содрогалась от нее. Она никогда не знала, и даже в самых смелых фантазиях не могла представить, что будет чувствовать себя такой... такой...
Беспомощной и всесильной. Сумасшедшей и здравомыслящей.
Она опять засмеялась от этого полного упоения, от этой безрассудной, отчаянной гонки по американским горкам, устремляясь вверх, ныряя вниз на внезапных поворотах, молнией пролетая по темным, темным туннелям тайных желаний. Она прильнула к нему, но не за поддержкой, а чтобы убедиться, что он - рядом с ней в этой ужасной скачке.
Каждый вздох, каждый стон лишь усиливал его жажду. Под ним была Роксана, ее гибкое, подвижное тело дрожало от его прикосновений, ее жадный рот впивался в его, ее запах гнал остатки сознания из его мозга.
Ему не нужно было больше думать - да он и не смог бы больше думать. Позднее он вспомнит рассказ Макса о том, как животные ведут себя при случке. Но сейчас Люк был одним только гигантским желанием - взять то, чего так яростно хотело его тело.
В каюте все еще ярко горел свет, совсем не подходяще для любовников. Они забыли снять с постели покрывало, и оно казалось жестким и узловатым для голой кожи. Узкая кровать покачивалась от движения корабля. Но, изогнувшись, Роксана прижалась к Люку, и ничего больше не было в мире, кроме нее, и она так дерзко себя предлагала...
Ему хотелось большего, ему надо было большего, и он сорвал оставшиеся лохмотья ее рубашки, чтобы обнажить ее тело все целиком.
Нетерпеливая, спешащая, его рука метнулась вниз, и он нащупал пальцами горячее, влажное, ждущее. И одним грубым ударом он отшвырнул ее в первый, неистовый оргазм.
Она почувствовала, что ее тело разрывается пополам так же легко, как шелковая рубашка. Оно дернулось, изогнулось в конвульсиях и взорвалось до того, как ее ум успел понять, что же произошло. Едва эта волна отхлынула, оставив Роксану ослепленной и потрясенной, как он опять грубо толкнул ее обратно, жадно терзая влажную, трепещущую плоть.
Она хотела крикнуть ему: подожди, дай мне прийти в себя и отдышаться. Но он уже безжалостно тащил ее дальше, и вместо воздуха рыдания бились у нее в легких, а прийти в себя было невозможно.
Как голодный зверь, он жадно наслаждался ее грудями: кусал, целовал, щекотал языком - и в ответ глубокое саднящее чувство пронзило ее тело так, что оно затрепетало все, до мозга костей.
- Пожалуйста, - ее руки искали точку опоры, пальцы сжимали измятое покрывало. - Пожалуйста, - не стыдясь, опять повторила она вместе со стоном.
Тяжело дыша, он содрал со своих бедер ненужные плавки. Кровь стучала у него в голове, безжалостно колотилась в чреслах. Дрожа, как жеребец, он наклонился к ней, обхватил ее бедра, приподнял и бросился в глубину.
Она закричала, изогнувшись дугой, когда острая боль разорвала ей все внутри, до самой окровавленной плоти, как жар разрывает лед. Ее бедра инстинктивно отдернулись, чтобы избежать боли, а у него вырвался стон.
- О Боже, Роксана, - на лбу у Люка выступили капли пота, он изо всех сил сдерживался, чтобы больше не шевелиться и не сделать ей опять больно. О Господи!
Девственница. Он покачал головой в отчаянной попытке прийти в себя, а тело его вибрировало на лезвии бритвы, между разочарованием и завершением. Она была девственницей, а он въехал в нее, как грузовик с пьяным шофером.
- Извини. Извини меня, малышка, - бессмысленные и бесполезные слова, подумал, он, глядя, как по ее щекам скатываются первые слезинки. Он уперся руками, напряг мышцы и вышел из нее так осторожно, как только смог. - Я больше не сделаю тебе больно.
Ее дыхание судорожно вырывалось из приоткрытых губ. Боль еще была, жгучая боль, и другая - глубокая, саднящая, затихающая. Но где-то за ними были еще не достигнутые восторг и упоение. Почувствовав, что он отстраняется, она инстинктивно выгнула бедра.
- Не двигайся, - у него внутри все сжалось в скользящие узлы, когда она потянула его обратно, к себе. - Ради Бога, не... - он чуть не сходил с ума от струившегося по жилам наслаждения. - Я сейчас остановлюсь.
Она распахнула глаза и уставилась на него.
- К черту ты остановишься! - сжавшись перед следующей вспышкой боли, Роксана схватила его за бедра. Ей показалось, что он выругался. Но она уже ни в чем не могла быть уверена. Потому что боли не было совсем, а только бесконечное, разрывающее, упоительное наслаждение. И Роксана бросилась в него, чувствуя, как дрожит и вибрирует ее тело, и не осталось в мире ничего, кроме дикого восторга, что она обрела своего самца.
Он не смог устоять. Его тело предало его волю, и он был благодарен за это Богу. Он спрятал лицо в ее волосы и позволил ей овладеть своим телом.
Сейчас она казалась сама себе хрупкой, словно стеклянной. Она боялась двигаться из страха, что разлетится на тысячи сверкающих осколков. Так вот что воспевали поэты, подумала она. Ее губы лукаво изогнулись. Конечно, это здорово, но Роксана сомневалась, что она лично стала бы сочинять сонеты об этом событии.
Хотя... Она вздохнула и осмелилась погладить Люка по спине. Как это прекрасно - лежать и чувствовать, как быстро и тяжело колотится сердце ее любовника рядом с ее собственным сердцем. Она была бы счастлива остаться вот так, рядом с ним, на долгие дни...
Но вот он пошевелился. Роксана поморщилась от скрипа кровати. Ей все еще было немного больно там, где он вошел в нее. Не желая потерять это теплое ощущение близости, она прильнула к нему, когда он перевернулся на спину.
Нет таких слов, чтобы точно передать, какая же он дрянь, думал тем временем Люк, глядя в потолок. Он взял ее, как животное, без ласки, без утонченности. Люк закрыл глаза. Если он сам не подохнет от чувства вины, то его убьет Макс.
Пока же ему надо было кое-что сделать, чтобы исправить то, что он так необдуманно разрушил.
- Рокс.
- Мммм...
- Это я виноват.
В полудреме, она поудобнее устроила свою голову у него на плече.
- Угу.
- Я не хочу, чтобы ты переживала или чувствовала себя виноватой.
- Из-за чего?
- Из-за этого, - в его голосе зазвенело раздражение. Какого черта она разговаривает так сонно, так обольстительно, так удовлетворенно? - Это была ошибка, но она не должна все разрушить.
