Фред Стюарт - Титан
И снова она пораженно смотрела на него, пытаясь уяснить то, что он сказал.
— Ну хорошо, — проговорила она. — Если ты так говоришь, значит, все так и есть. Но это не объясняет смысла того концерта, который ты закатил со своим Мишей перед всеми нами!
— Все просто, — улыбаясь, сказал он. — Мне необходимо было, чтобы какой-нибудь влиятельный член германского правительства считал себя обязанным мне жизнью. — Он наклонился к ней и поцеловал. — Похоже, эта кровать не использовалась по назначению со времен Бисмарка, — шепнул он. — Пожалуй, надо устроить ей проверку, а?
— Ах ты, византийская змея! — воскликнула Эдвина и чмокнула мужа в самый кончик носа. — Я чувствую, что какой-нибудь твой очередной безумный план будет предусматривать покушение уже на нас обоих! Мне давно следовало бросить тебя. Но знаешь, почему я до сих пор этого не сделала?
— Конечно знаю, — засмеялся он, — потому что ты обожаешь меня.
— Ты прав, негодник! Пошли в постель.
Она поднялась, и он снова поцеловал ее, только уже всерьез. Вдруг она оттолкнула его.
— Нет, постой, — прошептала она. — Надеюсь, ты не собираешься продавать немцам оружие? Неужели ты все затеял именно с этой целью?
— Конечно нет, — ответил он уклончивым тоном.
— Ник, ты грязный лжец! Ну конечно же, именно это у тебя на уме! Ибо какая другая цель заставила бы тебя отвалить двадцать пять тысяч на это представление? Скажи мне правду: ты собрался продавать им оружие?
Он не ответил, выражение его лица стало каменным.
— О Боже, ты не посмеешь! Или ты уже забыл ту войну, которую они развязали тринадцать лет назад? Милый, ну в самом деле… Да и потом это ведь противозаконно, не так ли? Ведь насколько я знаю, американским военным компаниям запрещено сотрудничать с Германией, разве нет?
— Да.
— А ты собираешься все равно продавать?
И снова он не ответил. Отвращение сменило на ее лице ту любовь, которой оно светилось еще минуту назад. Она отвернулась от него и молча пошла к постели.
— Я не в настроении для секса, — сказала она, ложась. — К тому же из-за этой проклятой бури у меня разболелась голова.
Она потушила лампу-ночник и стала думать о Раймонде Аските и лорде Роксэйвидже, об Иво Чартерисе и миллионах других молодых людей, чьи жизни были загублены первой мировой. Когда пять лет назад Ник стал подбираться к покупке «Рамсчайлд армс», ему пришлось столкнуться с решительным сопротивлением Арабеллы Рамсчайлд, чья ненависть к «этому еврею», как она презрительно про себя именовала Ника, превратилась после смерти мужа, а затем дочери в какую-то исступленную одержимость. И хотя остальные держатели акций с удовольствием соблазнились на предложение Ника купить их доли на пятнадцать долларов за акцию дороже рыночной цены — тем более что компания несла тогда страшные потери, — Арабелла отказывалась, громогласно заявляя, что она никогда не продаст свою долю Флемингу. Затем Арабелла очень кстати умерла, а ее наследники с радостью согласились на цену, предложенную мистером Флемингом. К концу 1923 года Ник — а также Саксмундхэмский банк: отец Эдвины согласился финансировать это дело — наконец держал под контролем всю «Рамсчайлд армс компани».
Она услышала, как он лег с другой стороны скрипучей кровати, потом почувствовала его руку на своем бедре. Она резко оттолкнула ее.
— Отвали, — прошипела она.
— Ты не справедлива, милая. Просто я не могу сказать тебе, что задумал…
Она села на кровати:
— Ник, я не хочу об этом разговаривать! Ты знаешь, что я не хотела, чтобы ты и отец покупали эту треклятую военную компанию. Вы только посмотрите на него! В то время когда человечество, еще не оправившись от прошлой войны, с ужасом предчувствует новую, мой муж из всего прочего предпочитает приобрести фирму по производству оружия! Ты что, газет не читаешь? Тебе что, не известно, как называют таких, как ты? Торговцы смертью! О, я знаю, что это преувеличение, но все же тебе не следовало покупать эту компанию, а что до меня, то я ее просто ненавижу!
— Я даю тебе слово, что и в мыслях не держу продажу оружия немцам.
Она внимательно посмотрела на него. После десяти лет семейной жизни ей все еще доставляло удовольствие любоваться мужем.
— Это правда?
— Да.
— Ты говоришь это только для того, чтобы я заткнулась?
— Ради всего святого, Эдвина, не отказывай ты мне в порядочности! Я не преследую целей начинать войну. Мы с твоим отцом купили компанию Рамсчайлдов вовсе не для того, чтобы становиться торговцами смертью. Мы купили ее потому, что это было хорошее вложение капитала, как оказалось. Из собственного опыта в прошлой войне я знаю к тому же, что оставаться в стороне от военного бизнеса — это не самый лучший способ предотвращать войны. Являясь владельцем компании Рамсчайлдов, я имею уникальную возможность точно знать, что происходит в мире. И если тебе так хочется знать правду, именно поэтому я и прибыл сейчас в Германию.
Она смотрела на него смущенно, находясь под сильным впечатлением от всего услышанного.
— Ну хорошо, мне все равно непонятно, что ты задумал, но я беру назад свои слова насчет того, что ты собрался продавать им оружие.
Он опять положил свою руку ей на бедро:
— Тогда как с этим?
Ее гнев улегся, и она рассмеялась:
— О Ник, я все время проигрываю тебе! Ты всегда знаешь, как добиться своего. Наверно, поэтому я и люблю тебя. Я не в силах одолеть тебя, поэтому остается только любить.
Она с улыбкой развела руками, а его рука скользнула по ее животу.
— Ты не жалеешь об этом? Я имею в виду нашу женитьбу и все эти годы?
— Что ты! Это были восхитительные годы! Даже ссоры.
— Так не жалеешь?
— Если бы у тебя еще было чуть-чуть больше супружеской верности… Я прекрасно видела, как сегодня за ужином ты раздевал глазами эту итальянскую графиню, как бишь ее…
— А я заметил, что ты клеишься к сыну графа.
— Просто чтобы оставаться в форме. Мой рейтинг верности намного выше твоего, милый. Если верить хотя бы половине всех слухов, которые ходят о тебе в Голливуде, то ты неплохо проводишь время на том кожаном диванчике, который я, дура, купила для твоего офиса.
— Не верь тому, что обо мне болтают. О шефах киностудий всегда сплетничают.
Она нежно взглянула на него:
— О Ник, ты не понимаешь. Я вовсе и не жду от тебя образцовой верности. Это, наверно, потому, что я не имею привычки безумно ревновать, в отличие от некоторых. Я же знаю, что тебе почти ежедневно приходится встречаться с десятками длинноногих красоток, которые тебя соблазняют. И ты соблазняешься. Да мне было бы скучно с тобой, если бы ты не обращал внимания на женщин. Я даже не возражаю, если ты дашь слабину… иногда! Меня, однако, раздражает, что мне ты вообще никакой свободы не даешь.
Он нахмурился:
— Ты жена и мать…
— О да! Имея семерых детей, еще бы я не была матерью! Не надо мне напоминать об этом. Но я еще женщина и просто человек. У меня нет любовника, я не ищу его, но если бы вдруг появился кто-нибудь… кто мне понравился бы, ты же не примиришься с этим, разве нет? Ты ведь никогда не скажешь мне то, что я тебе говорю: «Не возражаю, если иной раз расслабишься».
Он думал всего секунду.
— Не скажу.
— Вот видишь! Таков американский двойной стандарт!
— В Англии, конечно, все иначе?
— Да, иначе. По крайней мере, в высших слоях общества. И ты это знаешь. В Англии все гуляют на стороне, как дворняги, и никто не возражает, пока это делается без шума. Это гораздо более цивилизованный подход.
— Я позволил тебе одного любовника. Рода Нормана.
— И тебе потребовались долгие годы, чтобы ты смог забыть и простить меня! Кстати, если по правде, я до сих нор не уверена, что ты простил. А ведь сказано: поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой. Так нет же!
Он раздраженно поморщился:
— Но я люблю тебя. Ты моя.
— И я люблю тебя. И ты мой.
Они посмотрели друг на друга.
— Ну ладно, черт с тобой, — сдался он. — Если когда-нибудь тебе встретится человек, с которым тебе захочется переспать, скажи сначала мне. Я обдумаю.
— Ха! Так я тебе и поверила.
— Нет, честно. Ты в чем-то права. Мне это не нравится, но я признаю, что в чем-то ты права. Только не заводи себе любовника за моей спиной.
— А тебе, значит, можно заводить любовниц за моей спиной?
Молчание.
— Ну что, мы будем заниматься любовью или спорить дальше?
Она поцеловала его.
— Будем заниматься любовью, — сказала она. — Но подумай над тем, что я говорила.
Буря начала утихать к пяти часам утра, а к половине восьмого, когда Ник спустился вниз, она утихла окончательно и сменилась тонкой дымкой тумана, который придал лесу, окружавшему замок Винтерфельдт, сказочный вид. Нику сразу припомнились древние тевтонские легенды о Зигфриде, драконах и троллях, скрывавшихся в герсинианских лесах задолго до того, как Германия стала сторожевой заставой Римской империи.
