Уильям Локк - Счастливец
— Это можно будет исправить, — сказал лорд Френсис.
Лишь только представился случай, Поль прилетел в Четвуд-парк и высказал своей принцессе все, что думает о ней, называя ее богиней, ангелом и другими хорошими именами. И принцесса, которая была одна, угощала его драгоценным русским чаем в скорлупках из китайского фарфора и английскими бисквитами.
Она приняла его не в официальной гостиной, как некогда, но в интимной обстановке ее собственного будуара, среди мягкого света, мягких тканей и подушек. Когда чай был выпит, Поль сознался ей в своем несправедливом недовольстве Френсисом Айресом.
— Вы слишком ревнивы, — сказала принцесса.
— Поэтому-то вы сказали «Какой же вы глупец»? — спросил он.
— Отчасти.
— А какие же были другие причины?
— Каждая женщина имеет тысячу причин, чтобы назвать мужчину глупым.
— Назовите же мне хоть часть из них!
— Хорошо! Ну, разве не глупо стараться поссориться со своим лучшим другом, когда предстоит разлука на три или четыре месяца?
— Разве вы скоро уезжаете?
— На будущей неделе!
— О! — воскликнул Поль.
— Да. Я еду в Париж, потом на мою виллу на Мон-Борон. У меня тоска по родине. Потом, к весне, в Венецию.
Поль печально смотрел на нее. Жизнь сразу показалась ему бледной и пустой.
— Что я буду делать все это время без моего лучшего друга?
— Должно быть, найдете другого и забудете.
София откинулась на подушки цвета пурпура и терракоты, а круглая черная подушка обрамляла ее голову, как нимб.
Поль тихо сказал, наклонившись вперед:
— Неужели вы допускаете, что вы женщина, которую можно забыть?
Их глаза встретились. Игра становилась опасной.
— Будут помнить принцессу, — ответила она, — но забудут женщину.
— Если бы не женщина в этой принцессе, что могло бы меня заставить ее помнить? — спросил он.
— Но ведь и тут вы видите меня не слишком часто!
— Знаю. Но вы здесь, вас можно видеть, не всегда, когда я хотел бы, потому что это значило бы каждый час на дню, но вы все же видимы. Вы здесь в атмосфере моей жизни.
— А если я уеду, то больше не буду в этой атмосфере? Не говорила ли я, что вы забудете?
София рассмеялась. Потом быстро качнулась вперед и, упершись локтями в колени и подбородком в руки, пристально взглянула на него. — Мы разговариваем, как парочка из сочинений мадемуазель де Скюдери[39],— сказала она раньше, чем он успел ответить. — А ведь мы живем в двадцатом веке, мой друг. Мы должны быть разумными. Я знаю, что вам будет недоставать меня. И мне — вас. Но что вы хотите? Мы должны повиноваться законам того мира, в котором живем.
— Должны ли? — спросил Поль смело. — Зачем это нам?
— Мы должны. Я должна ехать к себе на родину. Вы должны оставаться дома, работать и стремиться достигнуть своей цели. — Она сделала паузу. — Я хочу, чтобы вы стали великим человеком, — и нежность прозвучала в ее голосе.
— Если вы будете около меня, — сказал он, — я смогу завоевать весь мир.
— Как ваш добрый друг, я всегда буду около вас. Видите ли, мой дорогой Поль, — она быстро перешла на французский язык. — Я совсем не такова, какой кажусь людям. Я одинока и не слишком счастлива, у меня были разочарования, которые наполнили горечью мою жизнь. Вы в общем знаете мою историю, она — общественное достояние. Но я молода. И сердце мое исцелилось, и ему недостает веры, нежности и… дружбы. Многие льстят мне. Я не уродлива. Многие ухаживают за мной, но они не трогают моего сердца. Никто из них мне не интересен. Не знаю, почему. А потом — мой титул, налагающий на меня обязательства. Иногда я хочу быть самой обыкновенной женщиной, которая может делать все, что ей вздумается. Но в конце концов я делаю, что могу. Вы пришли, Поль Савелли, с вашей молодостью, верой и талантом, и вы ухаживаете за мной, как и остальные. Да, правда — и пока это было забавно, я допускала это. Но теперь, когда вы интересуете меня, — другое дело. Я желаю вам успеха. Желаю от всей души. Это кое-что в моей жизни, признаюсь вам, quelque chose de trèls joli[40] — и я не хочу расплескать этого. Так будем же добрыми друзьями, прямыми и откровенными, без всякой мадемуазель де Скюдери. — Она взглянула на него глазами, утратившими всякую томность, хорошими, чуть увлажнившимися верными глазами.
— А теперь, — сказала она, — будьте так добры, подложите полено в камин.
Поль встал, подбросил полено на тлеющие уголья и подошел близко к принцессе. Он был глубоко взволнован. Никогда раньше она не говорила так. Никогда раньше она не показывала своего настоящего женского образа. Ее фразы, такие естественные и искренние, такие ласковые, сказанные на ее родном языке, звучали в его ушах. Светский блеск исчез, оставалась только милая и прекрасная женщина.
— Будет так, как вы желаете, моя принцесса, — тихо сказал Поль. В эту минуту он не мог сказать больше. В первый раз в жизни он потерял дар слова в присутствии женщины, потому что в первый раз в жизни любовь к женщине захватила его сердце.
София встала и улыбнулась ему.
— Добрые друзья, честные и преданные?
— Честные и преданные.
Она дружески протянула ему руку, но в глазах ее была любовь… Такова уж, сплошь и рядом, манера женщин.
— Может ли прямой и откровенный друг писать вам время от времени? — спросил Поль.
— Конечно. И прямой и честный друг будет отвечать.
— А когда я вновь увижу вас?
— Разве я не сказала вам, — ответила она, звоня в колокольчик, потому что наступило время прощания, — что буду в Венеции к весне?
Поль вышел на морозный воздух, яркие зимние звезды светили ему. Часто в такие ночи он смотрел на небо, стараясь узнать, какая из них — его звезда, звезда его счастья. Но в эту ночь такие мысли не приходили ему в голову. Он не думал о звездах. Он не думал о своей судьбе. Его душа и ум были охвачены одной мыслью — о возлюбленной. Наконец-то пришла она — великая страсть, бесконечное желание. Она пришла в мгновение, вызванная к бытию ласковыми звуками французской речи: «Но я молода, сердце мое излечилось, и ему страшно не хватает веры, нежности и… и… — восхитительное замешательство, — и дружбы». — Дружбы, конечно! Но все, кроме ее уст, говорило «любовь». Он шел под зимними звездами, человек, весь поглощенный мечтой.
До этого момента она была только его принцессой, изысканной леди, которую забавляло странствование с ним в «pays tendre»[41]. Она была так же недосягаема, как эти звезды, на которые он сейчас не обращал никакого внимания. Она пришла в домино, наброшенном на усыпанную звездами одежду, и встретила его карнавальным смехом. Прекрасная маска! Он, узнав ее, попал под власть ее чар. Он был Поль Кегуорти, Поль Савелли, как хотите; Поль — авантюрист, Поль — человек, рожденный для великих дел. Она была прекрасная женщина, носящая титул принцессы, титул, который с волшебной силой тяготел над его жизнью с тех пор, как впервые явилось ему его Ослепительное Видение, когда он, лежа в траве, подслушал слова благоуханной богини, давшей ему его талисман, агатовое сердце.
Горячая и страстная любовь — была его мечта с детства. Странные обстоятельства «поравняли» его с Софией Зобраска. Она была принцесса. Она была очаровательна. Она любила его общество и казалась заинтересованной его карьерой искателя приключений. Она была романтична. Он тоже. Она была его Эгерией[42]. Он поклонялся ей на средневековый итальянский лад, и она принимала его поклонение. Все это было очень искусственно. Все это было в стиле мадемуазель де Скюдери.
Но сегодня впервые настоящая женщина, сбросившая карнавальное домино, сбросившая звездное одеяние, заговорила с простой женственностью, и ее пленительные глаза сказали то, чего не говорили никакому другому мужчине, живому или мертвому. И все искусственное, все мишурное слетело с Поля в минуту этого откровения. Он любил ее, как мужчина любит женщину.
Он громко засмеялся, и его звонкие шаги по замерзшему тротуару вторили смеху. Она знала и не сердилась! Было ясно, что ей нравится его любовь. Он мог любить ее так до конца своих дней. Чего еще мог он желать? Для человека в двадцать девять лет «довлеет дневи красота его».
Вдохновенный юноша сидел в этот вечер за обеденным столом Уинвудов. Некрасивая старая наследница, мисс Дарнинг, которой мисс Уинвуд ласково дразнила его несколько месяцев тому назад, сидела рядом с ним. Он пел ей песни об Аравии и рассказывал сказки далекого Кашмира, где никогда не бывал. Что в точности произошло в гостиной после ухода дам, перед возвращением мужчин, — неизвестно. Но раньше чем дамы легли спать, мисс Уинвуд отозвала Поля в сторону.
— Дорогой Поль, — сказала она, — вы ведь не собираетесь жениться на старой женщине из-за денег, не так ли?
— Ну, конечно, нет! Драгоценнейшая леди, что это вам пришло в голову?
