Виктория Клейтон - Дикие сердцем
— Мне все равно. — Прим выстрелила глазами исподлобья. — В бриджах удобно ухаживать за садом. В отличие от тебя, я не считаю внешний вид таким уж важным для человека.
— Достойный подражания подход. Конечно, если ты говоришь искренне, — Гай саркастически улыбнулся.
— Мне лучше знать, насколько я искренна…
— Пожалуйста! — простонала я. — У вас же получалось не ругаться какое-то время. Я не смогу проглотить ни кусочка, если вы будете продолжать в том же духе.
— Я ведь не серьезно, — сказал Гай. — Мы так забавляемся. — Гай приобнял Прим. — Поцелуй меня, старушка, ради нашей многолетней дружбы.
Прим покраснела до корней волос и отпрянула от Гая.
— Ты ведешь себя неподобающим образом, совсем не как джентльмен. Садись, поешь и заткнись, наконец.
Я сделала вид, что ничего не заметила.
— Прим, ты наверняка была знакома с Вером. Гай рассказывал о нем ужасные вещи.
Прим сидела в кресле по другую сторону от камина.
— Да, я знала его…
— Это больше, чем я собирался рассказать, — промолвил Гай. — Мне было двадцать, когда Вер ушел из дома. После начальной школы его отправили в Винчестер, а меня в Харроу[34]. Каникулы никогда не были для нас слишком длинными, мы с радостью заново знакомились друг с другом. Я любил охотиться зимой и играть в крикет летом. Вер катался в одиночестве на велосипеде или, запершись в комнате, читал книги. Он был настоящим отшельником, темной лошадкой.
Прим засмеялась.
— А помнишь тот злополучный турнир по теннису? — спросила она. — Парчменты проводили турнир ежегодно. Это был гвоздь сезона: клубника, вино, танцы до полуночи после соревнований. Твой отец заставил Вера принять участие в соревнованиях, когда нам с ним было по шестнадцать. Я никогда не видела, чтобы кто-то играл так плохо. Не думаю, что Вер вообще знал правила. Каждый раз он умудрялся попадать в сетку или выбивать мяч далеко за пределы корта. А один раз ударил так сильно, что мяч взлетел высоко в воздух и наверняка не вернулся на землю. С тех пор никто не предлагал Веру играть в теннис.
— Я помню этот турнир очень хорошо. Поли Парчмент было пятнадцать, а мне тринадцать. Мы заперлись во флигеле и сняли с себя всю одежду. Ее задница была как два теплых персика. Сейчас она разжирела до безобразия. Ее бедра стали похожи на две толстые колоды. Вер прекрасно знал правила. Он играл в теннис в команде нашей начальной школы. Вер играл совсем неплохо. Затем ему взбрело в голову, что теннис — не то, чем он желал бы заниматься.
— Оглядываясь назад, я вижу, что Вер не был счастлив, не так ли? — произнесла Прим задумчиво.
— Они с отцом не сошлись характерами. Наверняка нелегко быть белой вороной в семье. Мы все не ангелы, но Вер умудрялся вести себя хуже всех. Помню, как однажды на Рождество он напился в стельку. Кажется, это было его последнее Рождество в Англии. Вер умудрился вылакать самостоятельно бутылку кларета. Горели свечи, коньяк маслянисто поблескивал в наших бокалах. Вдруг Вер встал, наклонился над столом и вырвал прямо на пудинг. Он погасил все свечи. Мы тут же оказались в темноте. Когда свечи вновь зажгли, Вер присел и обратился к пожилой леди Фриск, которая сидела рядом с ним: «Прошу прощения, миледи. Вы рассказывали что-то о вашей лошади. Прекрасная породистая морда, длинные ноги и поджарый зад. А может, вы говорили о своей дочери?» После этих слов Вер свалился лицом в блюдо с орешками и изюмом. Слуги отнесли его наверх, в спальню. Летом он сбежал…
— Все это правда? — обратилась я к Прим.
— Не могу поручиться, что история с пудингом произошла в действительности.
— Отец относился к своей любовнице как к последней шлюхе. Большую часть времени он оставался холодным и язвительным, но он не мог без нее в постели. Когда отец узнал, что Вер забавляется с его подружкой по ночам, то его хватил удар. Он лежал, онемевший, не способный двигаться, в течение нескольких месяцев. Постепенно ему стало лучше. Насколько я помню, отец рыдал по ночам. Очевидно, она все же была ему небезразлична.
— Сомневаюсь. — Прим с яростью затушила сигарету. — Думаю, что он рыдал от бессилия. Ненависть — самое большое удовольствие, сказал один поэт. Твой отец знает, что такое ненависть. Хотя я сочувствовала ему в то время. Насколько это унизительно, должно быть, когда тебя предают так явно.
— Ты превратилась в циника, Прим, — засмеялся Гай и страстно ущипнул меня за бедро. — Но правда в том, что родственные отношения не такие уж идеальные при ближайшем рассмотрении.
Я хранила молчание. Меня беспокоило собственное предательство. Слова Прим больно жалили в самое сердце. Мой побег выставил Алекса дураком. Я не дала ему ни единого шанса, не объяснив причину моего поступка. Я решила, что должна вернуться в Лондон и встретиться с ним сразу же, как только почувствую себя достаточно хорошо, чтобы перенести долгое путешествие. Не может быть и речи, чтобы остаться здесь до уик-энда. Я задолжала Алексу достойное объяснение.
Раздался стук в дверь. Сердце подпрыгнуло в груди. Так как я думала об Алексе в эту минуту, то была абсолютно уверена, что это он разыскал меня. Улыбающаяся физиономия Джорджа показалась в дверном проеме.
— Кто сделал это, тот продал. Тот, кто купил это, не хотел покупать. Тот, кто использовал это, никогда его не видел. Отгадайте, что это?
— Не знаем, сдаемся, — сказал Гай с нетерпением. — Что ты хочешь, мальчишка?
Джордж погрозил кулаком Гаю.
— Не называй меня мальчишкой. Если будешь продолжать в том же духе, я не отдам тебе письмо.
— Отдай письмо, ты, задница! И больше не наглей!
Джордж подошел к Гаю и сказал, нахмурившись:
— Я не задница. Я в сто раз умнее, чем ты, мистер Гай. Это ты тупица. Дед говорит, что именно из-за тебя так мало родилось ягнят. У тебя остался только старый козел, и он уже не справляется со стадом. Дед сказал, что ты худший фермер в Дорсете и не можешь самостоятельно даже починить изгородь. Он говорит, что другие должны исправлять твои ошибки. Вот так! — Джордж смотрел Гаю прямо в глаза.
Гай опешил.
— Он такое сказал? Не может быть! — Гай расхохотался. — Старый черт всегда был таким подобострастным. Да, он совершенно прав. О Джордж, перестань глазеть на меня, как королева трагедии. Тебе следует играть в театре — ты ведь обожаешь шумовые эффекты.
Джордж снова поднял кулак.
— Ты опять смеешься надо мной, мистер Гай. Больше так не шути, я могу одним ударом сбить тебя с ног. Посмотри, какой я сильный, — Джордж согнул в локте худенькую ручку, чтобы продемонстрировать едва заметные мускулы.
— Хорошо, ты настоящий силач. Возьми десять пенсов и можешь идти.
— Письмо адресовано не тебе, — сказал Джордж после того, как сунул монету в карман. — Если, конечно, твое имя не… — он посмотрел на конверт —…мисс Эльфрида Сванн.
— Кто отправитель письма? — я попыталась разглядеть конверт. Я до смерти боялась увидеть аккуратный почерк Алекса.
— Ты не отгадала загадку, — Джордж смотрел на меня умоляюще. — Тот, кто сделал это, тот и продал. Тот, кто купил это, не хотел покупать. Тот, кто использовал, никогда не видел этого.
Я старалась изо всех сил.
— Тросточка для слепого?
— Неплохая догадка, — протянул Джордж недовольно. — Тросточка может быть разгадкой, но я имел в виду другое. Сдаетесь?
— Сдаемся! — хором воскликнули мы.
— Разгадка — гроб!.. Вот твое письмо.
Взглянув на большие, слегка вытянутые буквы, я сразу узнала почерк Виолы.
— Думаю, что ответ Фредди был более интересным, — сказал Гай.
— О, помолчи хотя бы минуту, Гай! — оборвала его Прим. — Джордж, ты уже ужинал? У нас остался вареный картофель и немного тушеного мяса. Если ты, конечно, не возражаешь.
— Я не буду возражать, мисс Ярдли.
Тем временем я открыла письмо.
Глава 12
Дорогая Фредди!
Большое спасибо за открытку. Я почувствовала настоящее облегчение, узнав, что ты благополучно добралась до места. Надеюсь, что все в порядке, а коттедж в приличном состоянии. Всем не терпится узнать, куда ты сбежала. На многочисленные вопросы я отвечаю, что ты уехала в Бразилию. Когда раздался первый телефонный звонок, я ела орешки, слово Бразилия непроизвольно сорвалось с языка. В любом случае, Бразилия неплохое место для того, чтобы спрятаться от любопытных глаз. Вряд ли кто-нибудь отважится поехать туда вслед за тобой. Неожиданно я стала невероятно популярной. Даже Жаннета Кингсли (помнишь ту смуглую худощавую девушку, похожую на персонаж картины Эль Греко?) позвонила сегодня утром, чтобы выведать, не знаю ли я чего-нибудь. Она призналась, что невероятно сочувствует Алексу и хочет пригласить его на обед. Без сомнения, она собирается запустить коготки в него. Если ты вдруг передумаешь и захочешь вернуться, ее не опасайся — у нее нет шансов.
