Наталья Калинина - Театр любви
Теперь Саша не приходил в кафе один, а только с приятелями, с которыми выпивал. Стрижевская почти всегда была рядом с ним. Она выглядела веселой, но как-то на виду у всех устроила Саше сцену, приревновав к молоденькой киоскерше, оставлявшей ему «Музыкальную жизнь».
Потом — дело было в апреле — пришло письмо от Кириллиной. Стрижевская вытащила его из кармана Сашиного пиджака, который он повесил на спинку стула в кафе. Хозяйка квартиры рассказывала, что они скандалили всю ночь. Утром их снова видели вместе…
В тот же день Саша попал в больницу.
Валентина сумела проникнуть в морг и долго разглядывала труп Стрижевской. Она сказала, что мертвая Стрижевская была еще красивей, чем живая.
— Спасибо, — сказала я Валентине и поспешила на улицу.
Она догнала меня возле автобусной остановки.
— Он никудышный мужик. Дерьмо в постели, — сообщила она, приноравливаясь к моему шагу.
Я не удостоила ее ответом.
— Я не дам вам жизни. Я прокляну вас. Если бы не я, Сашки уже бы не было в живых.
— Уйди.
— Я знаю твой адрес. Я подожгу твою квартиру. Я…
Она вдруг замолчала. Я обратила внимание, что у нее дрожат руки.
— Успокойся. Я не собираюсь привязывать его к себе силой. Я не ты, ясно?
Я видела из окна автобуса, как Валентина понуро плелась к своей парикмахерской.
Я испытывала чувство вины перед Стасом. Мне казалось, Эмили была бы сейчас жива, если бы я не приехала к ним прошлым вечером.
В столовой пили чай две старухи. Лицо одной из них показалось мне знакомым. Увидев меня, она встала из-за стола и вышла в сени.
Похоже, родственники уже знали, кому Эмили завещала дом и все остальное.
Стас схватил меня за локоть и потащил в ту комнату, где я спала в прошлую ночь.
— Где ты была? Я волновался за тебя. Ты его видела?
Я покачала головой.
— Наступит время, и те, кто когда-то потерял друг друга, снова обретут… — пробормотал Стас и смущенно отвернулся.
— Думаю, ты сам не веришь в эту галиматью.
Я подавила вздох.
— Он не придет сегодня. И завтра тоже… Но наступит время…
— Заткнись, пожалуйста. Или расскажи про своих земноводных.
— Я в них разочарован. Как выяснилось, крокодилы тоже поддаются дрессировке. Дело в том, что у них быстро вырабатываются условные…
— Стас, любовь тоже условный рефлекс? — серьезно спросила я.
— Безусловный. Это то, что есть в крови каждой отдельно взятой особи. Правильней это назвать стремлением к продолжению рода.
— Почему же тогда мы с тобой не последовали ему?
Он пожал плечами и отвернулся.
— Ты вспоминаешь когда-нибудь свою Ленку? — спросила я, когда мы пили на кухне кофе.
— Она часто приходит в зоопарк. Она просила, чтобы я нашел ей там работу.
— Заливаешь.
— Тогда зачем задавать глупые вопросы?
— Но я думала…
— Ты думала, я сделал это из-за Ленки? Эмили тоже так думала. До самой последней минуты.
— Я не имела права спрашивать об этом. Прости.
Он глянул на меня в упор.
— Прощаю. — Он подлил себе кофе. — А знаешь, если бы не я, ты бы никогда не познакомилась с Кириллиными.
Это была сущая правда. Стас занимался в биологическом кружке, который посещал время от времени Саша. Это Стас подсказал, чтобы меня отдали в ту школу, где учился Саша.
— Я думал, он всерьез интересуется биологией, — неожиданно изрек Стас. — А он никогда ничем всерьез не интересовался.
— Можно подумать, ты интересовался, — ехидно заметила я.
— Да. Но мне помешали осуществить задуманное. Правда, я ни о чем не жалею.
— Что помешало?
— Моя глупая любовь. С безусловными рефлексами совладать невозможно.
— Я так и думала. Эта твоя Ленка небось растолстела и превратилась в обычную мымру.
— Женщины ревнуют даже тех мужчин, которые им безразличны.
— Ты мне не безразличен, Стас.
Мне показалось, будто в его глазах что-то вспыхнуло.
— Она на самом деле растолстела. Она говорит, что я совсем не изменился. Она хотела переспать со мной.
— Стас, а у тебя женщины были? — с неожиданным любопытством спросила я. — Правда, это не мое дело, но я…
— Она чем-то напоминала тебя. Мы провели с ней в постели трое суток. Потом я попал в больницу.
— Ты хочешь сказать, что…
— Я все сказал. — Он встал и вышел в сени. Вернулся с бутылкой домашней наливки.
Я украдкой следила за ним. Как он достает из буфета рюмки, моет под краном яблоки, очищает апельсин. Я никогда не догадывалась, что Стас был в меня влюблен. Думаю, Эмили тоже.
Но почему тогда она поручила мне заботиться о Стасе?..
Мать с Китом приехали за час до похорон.
Мать удивилась, увидев меня с покрасневшими от ледяной воды руками, орудующей большим ножом над ведром с картофельными очистками. Кит подошел, нагнулся к моему уху:
— Рыцарь спит на тахте в гостиной. Он обожает фруктовый пломбир. У меня такое ощущение, что он живет у нас со щенячьего возраста. Я научил его открывать холодильник.
— Спасибо, Кит. Я так тебе благодарна, ты не представляешь.
— Ты, как после тифа, — сказала мать, проведя ладонью по моей остриженной макушке. — Доченька, у меня такое чувство, будто ты перенесла тяжелую болезнь.
Мать уткнулась носом в пушистый клетчатый шарфик.
Потом она переключила свое внимание на Стаса, который с утра не проронил ни слова. Я видела, как он склонил голову к ней на плечо, а она гладила его по спине и что-то говорила.
Когда завершились недолгие поминки и хмурые родственники потянулись жиденькой цепочкой к вокзалу, Стас с Китом разнесли по комнатам стулья и столы, и мы вчетвером сели на кухне пить чай. Потом Кит ушел к машине. Перед каждой поездкой он минут двадцать хлопотал возле нее.
— Ты поедешь с нами, — сказала мать.
— Нет. Я останусь со Стасом.
— Мы можем и его с собой прихватить. У нас много спальных мест.
— Не в том дело, мама.
— А в чем, доченька? Ты так осунулась и побледнела.
— Я здорова, мама.
— Здорова… — Мать вздохнула: — К телефону у тебя какая-то деревенская старуха подходит. Мы, как всегда, ничего не знаем.
— Это мать Саши Кириллина.
Она остолбенело уставилась на меня.
— Да. Его настоящая мать. Но об этом в другой раз. Когда, как любит говорить Кит, остынет молоко. А Варвара Аркадьевна умерла.
— Я догадалась, что все это с Кириллиными связано. Тогда, когда Никита Семенович сказал, что едет на Фрунзенскую. Так значит, Рыцарь…
— Не думаю, что из-за этого ты станешь к нему хуже относиться.
Мать молчала, переваривая услышанное.
— Опять эти Кириллины, — прошептала мать. — Пора бы оставить нас в покое. Сколько зла…
— Добра тоже, мама.
Она пропустила эту фразу мимо ушей.
— Доченька, он, наверное, женат. И дети есть. Поверь мне, вторгаться в это так болезненно…
— Верю, мама.
— Ты на что-то надеешься?
— Давай не будем об этом. Ты тоже когда-то надеялась.
Я глядела в ее покрасневшие глаза. В них что-то шевельнулось.
— Доченька, ты помнишь своего отца? — едва слышно спросила она.
— Почти нет. Вы с бабушкой старались, чтобы я его забыла.
— Он был хороший человек. Чистый и очень наивный. Он и пострадал из-за своей наивности. Я по молодости лет спасти его надеялась, от всего на свете своей любовью защитить. Да сил не рассчитала.
— Ты сказала — был. Но ведь он жив, правда?
— Не знаю. — Мать вздохнула: — Он сел в тюрьму за растрату. По пьянке с напарником в кассу руку запустили, а он всю вину на себя взял — у Петьки Маслюченко четверо маленьких детей было. Я ему посылки посылала, пока письмо от него не пришло, что он женился в заключении и тем самым снимает с меня всю ответственность за его судьбу. Помню, я сон потеряла, места себе не находила, ехать к нему собиралась. Да бабушка твоя отговорила. Потом молодость свое взяла. Ведь я до тех пор будто и не жила — время трудное было, голодное. Да и ты у меня в девятнадцать родилась.
— Я тебя не осуждаю. Я всегда верила в то, что отец жив. Саша уговаривал меня разыскать отца. Жаль, что я его не послушалась.
— Он совсем чужой тебе человек, доченька. Я хочу сказать по духу. Тем более после тюрьмы.
— Откуда ты знаешь?
Она пожала плечами, вынула из сумки губную помаду.
— Ты у нас интеллигентная девочка. Как говорит Никита Семенович, изящная душой и телом. — Мать жалко улыбнулась: — А он всего семилетку закончил.
— Но ты ведь недаром полюбила его…
— Доченька, Никита Семенович уже запряг лошадиные силы и ждет не дождется, когда мы изволим сесть в карету. — Мать поправила перед зеркалом маленькую черную шляпку с вуалью, нетвердой рукой провела по губам помадой. — Может, надумаешь с нами?
— Нет, мамочка. Я позвоню вам, когда приеду в Москву. Не волнуйтесь. Скажи Киту, чтобы Рыцаря за меня в лоб поцеловал. Не забудь, ладно?
