Наталья Калинина - Не жди моих слез
— Я не собираюсь быть твоей нянькой. Послушай…
Я имела неосторожность сесть на край кровати. Никита тут же этим воспользовался. Мы катались клубком по кровати, царапали друг друга ногтями, я даже укусила Никиту до крови за плечо.
Я первая пришла в себя.
— Все равно нам нужно ехать в Москву, — сказала я, доставая из угла парик. — Можно обойтись и без милиции. Ты был в Риге или в Ленинграде. Или же захотел взглянуть на Тихий океан. Потом что-нибудь придумаем.
— Правда? — В его глазах блеснула надежда. — Ты на самом деле что-нибудь придумаешь? Ты меня не бросишь?
— Если будешь меня слушаться.
— Буду. Как ручная болонка.
…Мы вполне благополучно добрались до столицы. С вокзала я направилась к себе. Я запретила Никите звонить, тем более появляться у меня дома.
Он пообещал быть послушным.
С Чезаре я познакомилась в ресторане гостиницы «Советская», где наша группа гуляла на свадьбе Лильки Манукян. Он говорил по-английски и даже немного по-русски. К концу вечера я уже много о нем знала. Живет в Парме. Торгует предметами сантехники, мраморной плиткой и так далее. Жаждет завязать контакты с русскими бизнесменами. Верит в перестройку и Горбачева. Ну и прочая чепуховина.
Он был симпатичным малым и выгодно отличался от наших мужчин не только своим костюмом и обувью, но еще и манерами. Он пригласил меня покататься по ночной Москве. Я согласилась.
Потом мы заехали к нему в гостиницу и часа два проболтали за коктейлями в ночном баре. Я упилась в стельку, но мозги соображали без помех. Я поняла, что очень нравлюсь Чезаре.
Похоже, мои горизонты расширялись.
Он пригласил меня в Большой на «Спящую красавицу», и я, ясное дело, приняла приглашение.
— Заедем днем в «Березку», и я куплю тебе нарядное платье и туфли, — сказал Чезаре, стараясь тактично не смотреть на мои изрядно поношенные замшевые сапоги и бархатную юбку, которую привез мне из Парижа покойный Баруздин.
— Но у меня есть что надеть, — сказала я, испытав приступ стыда за свою совковость. — Просто сегодня я пришла в ресторан прямо из института.
— О, я знаю. — Чезаре широко улыбнулся и похлопал меня по плечу. — Но я люблю делать подарки. Я очень люблю делать подарки.
Это был восхитительный день. Мы посетили несколько «Березок», где на меня с завистью пялились размалеванные под валютных проституток продавщицы. Платье, костюм, сапога, две пары легких туфель, белье… Он оказался щедрым парнем, этот Чезаре.
Он сам напросился ко мне домой на чашку кофе.
— Очень уютно. Такой я и представлял твою квартирку. Ты не замужем?
Пока мы пили кофе с пирожными, я рассказывала Чезаре недолгую историю своего замужества, разумеется, сглаживая все острые углы и замазывая щели.
— Юная вдова, — сказал он и погладил меня по руке. — Очень, очень сожалею. Хотел бы увидеть твоего сына. Я так люблю маленьких детей. Особенно мальчишек.
Я случайно взглянула на часы и чуть не выронила чашку с кофе. Полтора часа назад я должна была быть на даче у Кудимовых, то есть в постели с Никитой. Я уже несколько раз откладывала наше свидание из соображений безопасности — родители не спускали с Никиты глаз. Сегодня был день его рождения. Господи, что же делать?
— Что случилось? — Чезаре, заметив мое волнение, ободряюще пожал мне руку. Это был жест мужчины, привыкшего по мере возможности ограждать знакомых женщин от всевозможных неприятностей.
— У меня… была назначена деловая встреча, а я про нее совсем забыла. Мне было так хорошо с тобой, Чезаре.
Он встал, обнял меня за плечи. Потом я почувствовала на своей шее прикосновение его мягких пальцев.
— Говоришь, важная встреча, малышка? — спросил он томным голосом. Я поняла, что Чезаре заводится.
— Да. Этот человек… он решит, я его обманула и… Он может сделать мне много неприятностей.
— Позвони ему, — посоветовал Чезаре. — Скажи, что приболела. Врать, конечно, нехорошо, но иногда Бог может нас простить.
Он уже протягивал мне телефонный аппарат.
Мой голос дрожал и срывался на хрип, когда я поздравляла мать Никиты с именинником. Потом трубку взяла Наташка.
— Где же ты? — с места в карьер спросила она. — Мой братик уже налакался коньяка и поцапался с предками. Знаешь, последнее время он так ругается матом. Мама считает, он связался с какой-то проституткой. Она хочет затащить его к врачу.
— Аня, прошу вас, приезжайте как можно скорее, — услышала я в трубке голос Наташкиного отца. — Хотите, я пришлю за вами машину. Ему очень плохо.
— Я заболела, Максим Кириллович. У меня высокая температура. Наверное, это вирусный грипп.
— Очень жаль. Она заболела гриппом, — сказал он кому-то, очевидно, Никите. — У нее высокая температура.
— Я к тебе приеду. Я сейчас к тебе приеду. — У Никиты заплетался язык. — Мы… отметим мой день рождения вдвоем. Так будет еще лучше.
— Нет, прошу тебя, не приезжай. Я сама завтра приеду. Обещаю тебе.
— Я не доживу до завтра.
В трубке запищали короткие гудки.
— Это твой парень, да?
Чезаре крепко сжал мои плечи.
— Да. То есть это не совсем так. Ему всего пятнадцать лет, и он вбил себе в голову, будто влюблен в меня. Он брат моей подруги.
— Я тоже был влюблен в пятнадцать лет. Еще как влюблен, — мечтательно сказал Чезаре. — Она была старше меня всего на два года, но вертела мной как хотела. Один раз я застал ее с другим парнем. Если бы не мой отец, я бы вскрыл себе вены. В пятнадцать смотришь на мир слишком серьезно.
— Боюсь, он отмочит что-нибудь, — сказала я, со страхом думая о том, что Никита вполне способен рассказать своим родителям о наших с ним отношениях. И, что самое страшное, они ему поверят. Наташка говорит, они не поверили его трепне про то, будто он болтался на киносъемках в Одессе.
— Поезжай к нему, — сказал Чезаре, еще сильней стискивая мне плечи. — Бог любит добрые дела. Поход в Большой театр можно перенести на завтра.
Мы вышли из моего подъезда за пять минут до появления машины, которую все-таки прислал за мной Кудимов.
Чезаре мгновенно поймал такси и весело помахал мне на прощание.
У меня болели губы от его поцелуев.
— Аня, мне нужно поговорить с вами. — Максим Кириллович поджидал меня утром возле ванной комнаты. — Быть может, пройдем в мой кабинет?
Я покорно плелась за ним. Никиту всю ночь выворачивало наизнанку. Потом он пытался разбить об стенку голову, и нам втроем пришлось его держать. Мать боялась вызвать неотложку — парня могли упечь в психушку. Заснуть удалось только под утро. Никите сумели засунуть пару таблеток ноксирона, и он еще спал.
Я села в свое любимое старое кресло возле книжного шкафа, где когда-то мне было так уютно от близости всех этих Дон Кихотов, Жюльенов Сорелей, Печориных и прочих литературных персонажей, которые не посягали на вмешательство в судьбу, жизнь. Я мысленно пробежала отрезок собственной жизни длиной в последние полтора года.
«Леня, — пронеслось в голове. — Во всем виноват он».
— Мне трудно начать этот разговор, но я чувствую всем своим существом, что мой сын находится на краю пропасти, — услышала я голос Максима Кирилловича. — По всей вероятности, он свалится туда. Вряд ли мы сумеем ему помочь. Аня, скажите, как давно это началось?
Я посмотрела на него круглыми от страха глазами. Отпираться было бессмысленно. Отец Никиты знал о наших отношениях.
— Вскоре после зимних каникул. Когда я переехала к вам. Но сначала… сначала я думала, ему просто не хватает материнской ласки.
— Это так и есть. — Максим Кириллович закурил трубку и опустил на грудь свою красивую седую голову. Эта поза показалась мне ненатуральной. Похоже, он хотел, чтоб я почувствовала глубину его скорби. Благородной скорби. — Продолжайте, Анечка, прошу вас.
— Он меня повсюду преследовал. Грозился повеситься на крюке от люстры в своей комнате, если я… не позволю себя ласкать.
— Мать избаловала его с пеленок. А потом вдруг взяла и отдалила от себя. Я понимаю, она еще молодая женщина, но…
Мне почудилась в его голосе фальшь. А ведь разговор шел о родном сыне.
«Берегись, — сказала я себе. — И думай в первую очередь о том, как выйти сухой из воды».
— Я все время порывалась поговорить с вами или с Вероникой Сергеевной.
— С ней бесполезно говорить на подобные темы, — неожиданно резко перебил меня Максим Кириллович и принялся нервно выбивать трубку. — Она остепенится только на его могиле. Да, вы не ослышались, я сказал — на могиле. Мы с вами легче найдем общий язык.
Он посмотрел на меня слишком внимательно. В глазах его мелькнул странный огонек.
— Мне пришлось скрываться у родителей, — продолжала я, глядя Кудимову в глаза. — У меня есть жених. Можете себе представить, что он теперь обо мне думает. Он был у меня, когда…
