Наталья Андреева - Наследник империи, или Выдержка

Наталья Андреева

Наследник империи, или Выдержка

Негатив

— А где труп? — спросил я.

— Как где? В морге! — ответила милая девушка.

— В… каком?

— То есть?

— Морг в нашем огромном городе и его окрестностях не один, — терпеливо пояснил я. — Хотелось бы узнать адрес.

— А вы ему, простите, кто? — Она посмотрела на меня с интересом. Я машинально отметил: хорошенькая.

— Никто.

— Тогда зачем вам адрес?

— Мы вместе работали. Родных у него нет, организацией похорон придется заняться нам.

— А-а… — протянула она. — Так бы сразу и сказали!

И она назвала адрес. Вот и все. Но в моем сердце еще теплилась надежда, с которой я и приехал в психиатрическую лечебницу, находящуюся в районе Битцевского лесопарка. Говорят, здесь спокойно. Пациентов порой выпускают погулять по парку, где потом находят трупы… Что за чушь лезет в голову! Я-то знаю, что этот человек не был сумасшедшим! Он был абсолютно нормален. Я развел руками:

— Не понимаю, что случилось? Почему он попал к вам?

— Белая горячка, — охотно пояснила хорошенькая. Я тоже симпатичный, поэтому мы быстро нашли общий язык. — В народе говорят, «белочка». Что ж тут удивительного?

— Да он вроде бы не пил, — с сомнением сказал я.

— Совсем? — прищурилась хорошенькая.

— То есть завязал.

— Ну, значит, развязал! А это еще хуже. Уж вы мне поверьте! Когда завязавшие алкаши срываются, их уже ничем не остановишь!

Я все еще сомневался. Хотя и на работе поговаривали: ушел в запой. Исчез на две недели. И вот вам результат: горячка белая, психиатрическая лечебница, внезапная смерть. Если бы я не знал предысторию, то поверил бы, как и все. Но дело в том, что я-то ее знаю! За этим человеком охотились. Вернее, за снимками, которые он сделал. Он был профессиональным фотографом. Работал в гламурно-глянцевом журнале, параллельно занимался халтурой. А я был его напарником. Но что это за снимки и почему они вызвали такой интерес у сильных мира сего, я не знал. Однако очень хотел бы узнать. Как и все, я мечтал прославиться. А это могло бы стать громким делом. Представьте себе: миллионный тираж, моя фотография крупным планом и надпись огромными буквами: «СЕНСАЦИЯ!» Поэтому я принялся обольщать хорошенькую:

— Скажите, а он ничего не просил мне передать?

— А как же! — Она даже подпрыгнула, я — тоже. Вот оно! Удача! — Я все ждала, когда вы спросите!

Она, понимаете ли, ждала! «Спокойно-спокойно-спокойно». Я всегда так делаю в критических ситуациях. Повторяю про себя скороговоркой раз пять: «Спокойно-спокойно-спокойно». Она, понимаете ли, ждала! Нет, чтобы сразу сказать: вот то, что тебе нужно, и проваливай отсюда. Нет, она ждала. Это потому, что я ей нравлюсь. Вот она и кокетничает, время тянет. А времени у меня нет, поэтому я нетерпеливо протянул руку:

— Давайте.

Она слегка обиделась, ведь я отказался от флирта, но полезла в ящик своего стола. Покопалась там и протянула мне конверт. Плотный, белый, большой. В таких еще посылают поздравительные открытки нестандартных размеров. Ни марки, ни адреса на нем не было. Я пригляделся. Крупными печатными буквами на нем написано от руки: «НЕГАТИВ».

— Леонид Петровский? — официально спросила девушка.

— Он самый.

— Документ.

Она вредничала. Какие документы? Это что, заказное письмо? Бандероль? На конверте даже адреса нет! Ни адреса, ни марки. На деревню дедушке. А может, она хочет взглянуть на мою прописку? Скорее на ту страницу, где ставят штамп о регистрации брака. Эта страничка в моем паспорте девственно чиста, поэтому я без колебаний протянул ей требуемый документ. Она открыла его и прочитала:

— Леонид Петровский.

— А я что говорю?

— Что ж…

С конвертом она рассталась охотно, а вот с паспортом расставаться не спешила. Так и есть: принялась его листать. Мне наплевать, пусть хоть съест. Я жадно схватил конверт. Вот оно! Я автор сенсации! Его убили! На сто процентов! Из-за этого снимка! Или из-за снимков! И я сейчас получу негатив! Ай да молодец, коллега! Не пожадничал! О чем это я? Его же убили!

Все эти мысли молнией сверкнули в моем мозгу, с десяток таких ярких вспышек, но гром не раздался. «Спокойно-спокойно-спокойно», — сказал я себе. В моей руке подрагивал конверт. Он был подозрительно толстый и бугрился. Я открыл его и заглянул внутрь. Потом посмотрел на девушку, которая с интересом изучала мой паспорт. Потом вновь заглянул внутрь и спросил:

— Что это?

— А что такое? — Она оторвалась от паспорта и невинно посмотрела на меня. По ее взгляду я понял: о содержимом конверта осведомлена прекрасно. Как и вся психиатрическая лечебница. Должно быть, первым его с интересом изучил главврач. Потому что эту коллекцию мог собрать только сумасшедший! Это же диагноз!

— Что это? — повторил я.

И высыпал на стол то, что было в конверте. И даже потряс его, чтобы ничего не пропустить. Выпало семечко. Семя подсолнечника, если уж быть точнее. Из таких посредством пресса выдавливают растительное масло. Семечки лузгают деревенские, сидя на завалинке. И не деревенские тоже. И не сидя. И не на завалинке. Твою мать! Она смотрела на стол и улыбалась. Я тоже смотрел. Но не улыбался. Передо мной лежали:

дешевые бусы,

моя собственная фотография три на четыре,

стоптанная набойка с каблука женской туфли,

использованный одноразовый шприц,

семечко,

проездной билет в метро на текущий месяц,

старый значок — пятиконечная октябрятская звездочка, эмаль облупилась, булавка отвалилась,

открытка «С праздником Восьмое марта!».

Я потряс конверт еще раз: а где же негатив? Потом заглянул внутрь, не веря своим глазам. Пусто! Девушка улыбалась.

— Вы уверены, что это все мне? — спросил я и выразительно посмотрел на разложенное «богатство».

— А как же! Он сказал: придет красивый молодой человек…

Я жадно схватил открытку. На обратной стороне прочел текст: «Дорогая мама! От всей души поздравляем тебя с Международным Женским Днем! Желаем тебе крепкого здоровья, счастья в личной жизни и успехов в труде! Любящие Лена, Коля и Дима».

— … блондин. Холостой.

— Когда он это говорил, он был в своем уме? — подозрительно спросил я.

— А как же! — Она с обидой посмотрела на мои волосы, потом зачем-то заглянула в мой паспорт.

Черт возьми! Я и в самом деле блондин! И из себя ничего. Холост, это правда. Значит, он соображал, что делает. Но по содержимому конверта этого не скажешь.

— И я могу все это забрать? — подозрительно спросил я, имея в виду «богатство».

— А как же!

— А кто такие Лена, Коля и Дима? — уцепился я за соломинку. Вдруг негатив хранится у семьи, пославшей поздравительную открытку?

— Лена — дочь сестры-хозяйки, — охотно пояснила девушка. — Коля — ее муж, а Дима — сын. Они живут в другом городе.

— Где именно? — с надеждой спросил я.

— Во Владивостоке.

— Ого!

Соломинка сломалась, я рухнул в пропасть. За неделю он мог, конечно, слетать во Владивосток. Но вряд ли сделал это. Он сумасшедший, но не настолько. Нет, дело тут не в открытке. Тогда в чем?

«Спокойно-спокойно-спокойно…»

Я сгреб со стола обратно в конверт «богатство», включая и семечко. И спросил:

— Интересно, долго он ползал по полу, собирая свою коллекцию?

— Не знаю, — мило улыбнулась девушка. — Знаю только, что открытку он стянул со стола сестры-хозяйки, значок выпросил у нянечки. А что касается бус… — Она покраснела. — Это мои.

— У вас хороший вкус, — похвалил я. — Надеюсь, вам их не жалко?

— Что вы! Забирайте! Он так просил за вас!

— То есть?

— Непременно просил передать вам этот пакет. Сказал: «Он поймет».

Признаться, я ни черта не понял. Но что делать? Я небрежно засунул добычу во внутренний карман пиджака. Подумаю на досуге. Особенно над открыткой. «Дорогая мама! Поздравляем тебя…» Все. Мне здесь больше делать нечего. Или…

А если узнать историю всех этих вещей? Включая семечко. Интересно, она жареное? А на зуб попробовать? Я усмехнулся. Что за бред! Главврач посмотрел на все это и мигом поставил диагноз. Фетишизм. Мужчина предпенсионного возраста коллекционирует рухлядь. Старые вещи. А при чем же тогда одноразовый использованный шприц? Сказать, что это тоже винтаж, язык не повернется. Реалии нашего времени — использованные шприцы. Все мы сидим на игле. Раздумывая над этим, я направился к выходу.

— А паспорт? — окликнула меня девушка.

— Ах да!

И я вернулся.

— Тридцать лет, и все еще не женаты, — укоризненно сказала она, возвращая мне документ. Как будто я был злостным неплательщиком алиментов.

— Бывает.

— В гражданском браке жили?

— И это случалось. — Я посмотрел на нее повнимательнее: хорошенькая. И все. Больше ничего не увидел. Но сказал: — Знаете, я еще вернусь.