Вне пределов (ЛП) - Энн Джуэл Э.
В воздухе не витает аромат сахарного печенья, пекущегося в духовке.
В воздухе не чувствуется запаха детской присыпки.
Морган начинает суетиться, поэтому я встаю и прохаживаюсь по комнате, слегка подпрыгивая на месте. Под телевизором, закрепленным на стене, находится камин, на котором стоят фотографии в рамках. Я узнаю родителей Нейта: они на пляже, придерживают свои широкополые шляпы, чтобы их не унесло ветром. На одной из фотографий Натаниэль и Дженна в день свадьбы стоят у дверей собора, а лепестки роз разлетаются вокруг счастливой пары, когда они выходят на улицу. Я давно не видела у Нейта такой улыбки. Может, она умерла вместе с его женой.
С каждым шагом по комнате моё сердце сжимается все сильнее. Здесь нет ни одной фотографии Морган. Должен быть классический больничный снимок, который может понравиться только родителям, и снимок с Нейтом. Почему никто не сфотографировал его спящим на диване с Морган, прижавшейся к его груди, — официальная фотография первого свидания папы и ребёнка?
В доме царит тишина, которую можно сравнить со стрекотанием сверчков, но без самих сверчков. Даже несколько звуков, напоминающих стрекот, могли бы свидетельствовать о присутствии жизни.
Никакого бормотания телевизора на заднем плане.
Никакой музыки или тихих звуков от генератора белого шума10.
Никаких заводных игрушек, воспроизводящих детские песенки.
Мне почти физически тяжело находиться здесь, но я не могу уйти. Этот дом — эта семья — нуждается в двух опорах и импульсе для движения вперёд.
— Когда мне начать?
Ей следовало бы поинтересоваться моим согласием на эту работу, прежде чем обсуждать условия контракта или договариваться о размере оплаты. Но она этого не делает.
— Завтра слишком рано?
— Завтра — идеально, если в контракте все в порядке. Я прочитаю его, когда вернусь домой, и сообщу тебе. Не думаю, что возникнут проблемы.
Мы болтаем ещё час, пока я кормлю Морган из бутылочки и меняю ей подгузник.
— У тебя это хорошо получается. У нас с Натаниэлем уходит на это целая вечность.
Глаза Рейчел светятся удивлением, как будто я только что продемонстрировала чудеса левитации.
Это всего лишь смена подгузника и три застёжки на комбинезоне. Этот бедный ребёнок обречен, если двадцатиоднолетняя незнакомка окажется лучшим специалистом по уходу за ней.
∞
— РАССКАЖИ, КАК прошел твой день, Суэйз.
Гриффин кивает на перевернутое двадцатилитровое ведро в нескольких метрах справа от него. Именно там я люблю устраиваться, когда он занимается делами в своем тщательно организованном гараже. По обе стороны от его верстака вдоль стены стоят блестящие красные ящики с инструментами и доски со всевозможными инструментами и кабелями. За моей спиной его «Харлей», укрытый чехлом, а чёрный грузовик ждёт своего часа, припаркованный на улице под навесом из старых дубов.
— Я хочу ребёнка.
Он приподнимает бровь, глядя на меня, пока возится с мотоциклом своего соседа.
Мне нравится его дом с двумя спальнями и гаражом на одну машину, который он использует для подработки. Он находится в центре старого района, где много деревьев и домов с характером, в отличие от обычных домов в более новых районах. Тот факт, что дом находится в двух кварталах от дома его родителей, тоже не может не радовать.
Он близок со своей семьей. Иногда я завидую его жизни. В ней нет ничего показного, но она наполнена по-настоящему ценными вещами, которые, как мне кажется, я упустила, когда мои родители пытались развить во мне какие-то выдающиеся способности.
— Прежде чем я заткнусь или ты вмажешь мне по яйцам, не могла бы ты уточнить, это факт или просьба?
Я шаркаю поношенными подошвами своих шлепанцев по серой штукатурке на полу его гаража и шевелю пальцами ног. Мой голубой лак для ногтей знавал лучшие времена.
— Я получила работу няни. Начинаю завтра.
— Да, точно. Ты сегодня утром ходила знакомиться с малышкой… Морган, да?
Его гаечный ключ издаёт звуки, похожие на скрип, в быстром ритме.
Я нахожу этот звук, смешанный с жужжанием вентилятора, висящего в углу, довольно успокаивающим. Наблюдать за тем, как Грифф работает над мотоциклами, — одно удовольствие. Его руки просто волшебны. Тепло разливается по моей коже, оседая между ног, при одной мысли о его сильных, умелых руках.
— Я люблю тебя, парень из продуктового магазина.
Он прекращает работу и смотрит на меня своими пронзительными глазами, которые покорили меня при нашей первой встрече в продуктовом магазине. Я перестала щипать себя и смирилась с тем фактом, что он видит во мне что-то, чего я в себе не замечаю. Мы многое «любили» друг в друге: его татуировки, мое родимое пятно, его тело, мои волосы, его пальцы, мой рот. Но никто из нас никогда не говорил этого напрямую.
— Ты беременна.
Я улыбаюсь, ничуть не обижаясь на его утверждение.
— А если бы и так?
Его взгляд скользит по моему лицу. Если бы я была беременна, я бы боялась мыслей, роящихся в его прекрасной голове. Но я не беременна, поэтому просто наслаждаюсь ожиданием его следующих слов.
— Мне пришлось бы сконструировать автомобильное кресло.
— И именно за это я люблю тебя.
Он откладывает инструмент, с которым работал и приближается ко мне на коленях, стараясь не касаться меня своим вспотевшим телом и испачканными машинный маслом руками. Так получилось, что я люблю его в любом состоянии. Каждый сантиметр моего тела был бы рад его прикосновению, даже если бы оно оставило несколько пятен.
— Один из моих «мальчиков» выскользнул?
Он трется своим носом о мой, а затем покусывает мою нижнюю губу. От него пахнет маслом, потом и мятой от его любимой жвачки. Не самая удачная комбинация, но это моя слабость.
— Нет. — Я улыбаюсь. — Это особенность организма. Когда женщины берут на руки младенцев и вдыхают их аромат, их яичники начинают работать активнее.
— Значит, ты не беременна, но хочешь забеременеть?
Его взгляд скользит по моему лицу, затем по шее, а после медленно спускается ниже, словно следуя за движениями, которые, я знаю, он хотел бы совершить своими руками и губами.
— Нет, — отвечаю я с легким придыханием.
Мне знаком этот его взгляд, как и моему телу.
— Но ты сказала… — его взгляд быстро вернулся к моему, — что любишь меня.
— Да. Но я люблю тебя, потому что ты спрашиваешь, как прошел мой день — каждый день. И ты запоминаешь все, что я тебе рассказываю. Ты наблюдателен. Знаешь мой любимый цветок, потому что знаешь запах моего любимого лосьона. Ты знаешь размер моей одежды, потому что много раз срывал её с моего тела. Ты протягиваешь мне салфетку за пять секунд до того, как я заплачу во время грустной сцены в фильме, даже не смотря на меня. Ты просто… знаешь.
Он пожимает плечами, глядя на меня так пристально, что у меня по спине пробегает дрожь.
— Это потому, что… — Он прикусывает нижнюю губу.
— Я к этому и веду.
Я улыбаюсь и приближаюсь к нему, слегка касаясь его губ своими, пока он не отвечает мне улыбкой.
— Это потому, что я люблю тебя, — шепчет он мне в губы.
— Спасибо… — Я целую его один раз —…за то, что вспомнил имя Морган.
Целую его снова — ещё крепче, ещё глубже, — пока мои пальцы расстегивают пуговицу на его джинсах.
— Детка, — бормочет он, — у меня грязные руки.
Я расстёгиваю его молнию.
— Тогда засунь их в задние карманы. Мне не нужна твоя помощь.
Он стонет мне в рот, когда моя рука скользит в его боксеры, и, как хороший мальчик, засовывает руки в задние карманы. Я люблю его тело и то, как его глубокие стоны удовольствия отзываются на моих губах каждый раз, когда я прикасаюсь к нему.
— Суэйз… — Он отрывает свой рот от моего и опускает подбородок, наблюдая, как я поглаживаю его. — Блядь, детка…
Его пресс напрягается при каждом вдохе.
— Мама сказала, что ты купишь лотерейные билеты для сбора средств моего хора.
Мы с Гриффином одновременно поворачиваем головы в сторону его сестры Хлои, стоящей у входа в гараж. Он стоит к ней спиной, пряча мою руку, обхватившую его член. У нас есть ужасная привычка отключаться от остального мира, когда мы вместе. Возможно, стоило бы закрыть дверь гаража, прежде чем признаваться друг другу в любви.
