Яма (СИ) - Тодорова Елена
— Теперь, давай, нормально поговорим.
— Одеться хоть можно? — хотела, чтобы голос прозвучал раздраженно, но даже на этот окрас не хватило сил.
— Вперед, — пожал мужчина плечами, напоследок окидывая ее с головы до ног жадным взглядом. — Я тем временем покурю.
— Лучше тоже оденься. А то я… так не смогу.
To ли у Градского нервы не выдержали, то ли ее слова действительно показались ему смешными, — он засмеялся. Раскатисто и хрипло, смущая Нику пуще прежнего.
Путаясь в эмоциональных реакциях и никак не определяясь с тактикой дальнейшего поведения, она поспешила спрятаться в ванной, чтобы выкупаться, согреться, духовно окрепнуть. Но уже по пути во временное убежище вытекание густой теплой жидкости из промежности спровоцировало у Кузнецовой новый приступ паники. Убеждала себя, что этот процесс естественный и абсолютно безобидный, в конце концов, она, как дочь врача-гинеколога, понимала подобные вещи лучше других женщин. Но на эмоциях реагировала, словно глупый подросток. Боялась взглянуть вниз, рисуя в своем воображение какие-то дикие и странно- волнующие картинки. Подмывалась на ощупь, с плотно сомкнутыми глазами. И отстраненно надеялась, что последствия этой близости не настигнут ее через две- три недели.
Когда шла к Градскому, немного по-другому воображала то, что должно случиться. Да что там немного… Он ее размазал. Все ее чувства, принципы и представления.
Вернувшись в спальню, не без опаски заметила, что теперь горит весь верхний свет. Не спрячешься, будто на сцену вышла. Градский, ожидая ее, стоял у окна. Убрав руки в карманы брюк, смотрел в темноту. Ника замерла по центру комнаты, не решаясь его даже окликнуть. Взволнованно натягивая манжеты платья на кисти, глядела на мощную мужскую спину и чувствовала, как само по себе сбивается дыхание. Мысли становились откровенно пугающими. Одна, поразительно ясная, разнесла сознание буквально на щепки: любить его будет до последнего вздоха.
Что бы ни делала, чем бы и кем бы ни заполняла свою жизнь — ничто не изменит того, что случилось с ними шесть лет назад.
Эту любовь невозможно пережить.
Такие чувства проносят через всю жизнь. С ними умирают.
— Начинай, Республика. Я тебя внимательно слушаю.
Слушал, но видеть, очевидно, не хотел.
— Ты… злишься? — ее голос дрогнул.
Но на фоне всего, что происходило с ними в каком-то совершенно неправдоподобном онлайн-режиме, это казалось совсем незначительной мелочью.
— Злюсь. Но это мои проблемы. Тебя не коснется.
Обернулся.
Глянул так, что Нику горячей волной накрыло. Эмоции пошли разноплановые, даже не пыталась вычленить какую-либо конкретную и определить более значащую. Широко распахнутыми глазами следила за тем, как Сергей медленно, крадучись, будто зверь, запугивающий свою добычу, приближается.
— Сейчас я хочу понять тебя, Доминика. Будь добра, вывернуть все, что имеется в твоей прелестной головке. Зачем ты, мать твою, это сделала? Что за цирк с замужеством устроила?
Склонив голову, Кузнецова заговорила едва слышно, от усталости удивительно беспристрастно, уже не пытаясь окрасить голос какими-либо эмоциями, которые продолжали сотрясать ее душу:
— Ребенок — не мой. Саврань — не муж. Пока. Очень старается им стать. Завтра мы вдвоем едем к моим родителям. Его родня тоже появится на ужине. Наверное, Олег сделает официальное предложение. Знаю, что он уже купил кольцо, случайно Алине проболтался, а она — мне… — пожала плечами, словно ей плевать. Хотя в какой-то степени именно в тот момент так и ощущалось. — Олег очень хороший. Правда. Порядочный и добрый. Улыбчивый, любит пошутить. С ним легко и нескучно. Он никогда не переходить границы, не заставляет меня чувствовать себя дискомфортно. Он… даже никогда ко мне не приставал. Очевидно, решил, что свадьба — единственное, что позволяет сократить дистанцию.
Не стала добавлять, что именно она своей холодностью и отчужденностью удерживала его на этой дистанции. Стыдно было признаться даже себе самой, что у Олега о ней сложилось какое-то слишком возвышенное представление: будто она, наперерез современным реалиям, этакая последняя непорочная дева. А ведь Ника даже до этого вечера ею не являлась. Градский пробудил ее женскую чувственность и показал ей взрослый мир еще шесть лет назад.
Олег целовал нежно и осторожно. Не впечатывался в тело Ники с одержимой страстью. Никогда не проявлял грубость, даже ненароком за грудь не прихватил. Мягкий и обходительный, он Нику порой немного раздражал. Очень редко, но все же случалось… В остальном же ей нравилось болтать с ним обо всем на свете, смотреть фильмы, ходить в кафе, гулять по городу и просто проводить время.
Все было относительно хорошо, пока в ее мир не врывалась какая-либо информация о Градском. Порой, чтобы участилось сердцебиение, хватало увидеть новый рекламный щит "СтройГрада" или столкнуться в университете с Валентиной Алексеевной. А уж если видела самого Сергея в городских новостях или слышала о нем какую-то конкретную информацию — ток по телу проходил.
Точно такая же реакция возникла у нее сейчас, когда Градский, выслушав ее откровенные и серьезные пояснения, попросту рассмеялся. От этого низкого ощутимо невеселого звука ей вдруг враз сделалось страшно.
— Сука… Я хренею просто, — закрыл ладонями лицо, растирая пальцами глаза.
Мазнув ими еще и макушку, опустил руки, чтобы через мгновение сжать в кулаки. Замер, напряженно глядя ей в глаза.
— Ты, хотя бы примерно, представляешь, что сделала? — по его жесткому напряженному тону предполагала, что Градскому не нужен ее ответ незамедлительно. Он продолжал погружать ее глубже, на самое дно холодного сознания, чтобы сама осмыслила всю мощь ожидаемых последствий. — Если по правде, не стоило тебе сегодня приходить. Ты же меня знаешь, Ника. Знаешь… — и не было ничего удивительного в том, что у него это получалось. Видя его суровые темные глаза и заострившиеся черты лица, осознавала, что остановок больше не будет. Никаких отсрочек и времени, чтобы подумать. Поблажки закончились. Он целенаправленно понижал голос, углубляя их общее погружение. — Ты же меня, черт тебя побери, Республика, очень хорошо знаешь… Я, бл*дь, не позволю, чтобы он даже дышал рядом с тобой! Ты это, мать твою, понимаешь? — рявкнул с такой силой, что Нику заколотило. — Понимаешь???
— Понимаю!
— И?
— Я теперь не знаю… Не знаю, что теперь делать, — в голос проступила та самая паника, которой он добивался.
— Не знаешь, так я тебе подскажу, — заявил Градский, тяжело и шумно выдыхая. — Завтра ты позвонишь этому хрену и в убедительной форме сообщишь, что все кончено. Все. Точка.
Получив этот бескомпромиссный принудительный "совет", Ника неожиданно для самой себя разозлилась.
— Тебя шесть лет не было, Сережа! Шесть лет! Ты меня вышвырнул! Думаешь, я сейчас жизнь свою перечеркну и буду делать все точно, как ты велишь, только потому, что тебе вдруг снова интересно со мной стало??? — задыхалась между словами. Совершала слишком шумные и резкие глотки воздуха. Срывалась между словами. Но продолжала. — Да кто ты такой? Кто тебе дал право указывать мне, что делать? Пошел к черту!
Попыталась развернуться и гордо покинуть место, где отдала ему свою девственность. Но стоило ей повернуться к Градскому спиной…
— Стоять!
Вовсе неделикатно вцепился пятерней ей в шею и, резко разворачивая, подтащил обратно к себе. Прижался лицом к ее лицу. Горячо задышал в губы.
— Зачем же ты столько лет целку свою берегла, а, Плюшка? — хрипло и жестко заговорил, одномоментно раздражая абсолютно все ее нервные окончания. — Я тебя силой не волок. Время тебе давал. Ты же сама пришла. Не к нему. Ко мне! Хочешь теперь сказать, что все просто так случилось? Совпало?
30.2
— Ничего больше я тебе объяснять не собираюсь!
— Объяснять она не собирается… — Напряженно отметила, как разительно упал и замедлился его голос. — Да ты себе, бл*дь, объясни. Ника… — растянул гласные, в попытках достучаться. — Включи голову и подумай, что натворила!
