Яма (СИ) - Тодорова Елена
— Готова?
После уверенного кивка жены закружил ее под мощные перекаты глубокой лирической композиции, ощущая, как самого крайне сильно пробрала вся эта казавшаяся ранее дурацкой нелепостью ваниль.
Красивые. Влюбленные. Счастливые. Достигшие своего безоблачного "вместе".
В первую законную ночь, сдерживаясь, любил ее с особой осторожностью. И дело было не только в медленных и неторопливых движениях. Касался ее с невероятным трепетом, ловил каждый взгляд, каждый вздох, предугадывал желания.
— Моя.
— Мой.
***А в начале июня девятнадцатого года Доминика родила Градскому сына. Пока у нее длились схватки, у него сердце билось раз в час. Не способен был нормально функционировать, все силы на нее направил. Сжимал тонкую женскую кисть и, казалось, в тот момент все, что можно было, ей отдавал.
Ника глухо стонала, царапая кожу его ладони и оставляя на ней выразительные ссадины.
— Я тебя люблю… Я его люблю… — шептала она между схватками. — Но еще чуть- чуть, и я выть буду… Се-рё-жа…
Пробирало до костей это ее разорванное и просительное "Серёжа".
— Что?
— Ты меня любишь?
— Люблю.
— Ты меня всегда… всегда будешь…
У нее не хватило сил, чтобы окрасить голос вопросительными нотками, но Град, конечно же, понял, что сейчас, когда Нике так больно, ей нужны тысячные заверения и утешение.
— Всегда буду, красивая моя.
— Вчера… Сегодня… Завтра…
— Вчера. Сегодня. Завтра.
— Хорошо.
— Ты моя умница. Ты очень сильная. У нас все получится.
— Расскажи мне… что-нибудь… Говори… Се-рё-жа… Говори…
Протерев пальцами глаза, тяжело вдохнул. Слова не находились. Хоть бы тему подкинула… У него самого все мысли в разные стороны разметались.
— Если не знаешь, что рассказать… Пой…
Градский и запел, хрипло и фальшиво. Не попадая в ноты и путая слова, пел национальный гимн, просто потому, что именно он звучал фоном, когда Ника сообщила ему о своей беременности. Она, конечно, и тут умудрялась его поправлять и регулировать высоту голоса.
— Такого семейства у нас еще не было, — со смехом сокрушалась прибегающая на проверку врач. — Молодцы какие! Браво!
И они, конечно же, справились.
Сделанный по болтливому залету Никита Сергеевич родился богатырем — весом четыре килограмма сто пятьдесят грамм и ростом пятьдесят пять сантиметров. Взяв впервые на руки сына, Градский задохнулся от эмоций: горло перекрыло спазмом, грудь огнем обдало, веки нестерпимо зажгло.
И ему, взрослому сильному мужчине, так сложно было все это смирить и приглушить. Обнимал Республику, скупо благодарил, вновь говорил о любви, но все это не передавало и сотой доли его истинных чувств. Надеялся, что она понимает и видит полноту этого счастья по его глазам.
На выписку собрались все многочисленные родственники, включая троих шумных детей. Встречая жену с сыном, ошалевший от счастья Град врубил-таки Киркорова, заставляя всех временных жителей и медперсонал с любопытством высунуться из окон. Собравшиеся пили шампанское, танцевали и подпевали, выпуская в небо сотни разноцветных воздушных шаров. А Доминика смеялась и восторженно попискивала, принимая поздравления и пожелания.
Вечером того же дня Градский сидел и, словно завороженный, смотрел, как жена кормит их сына грудью. До сих пор не мог поверить, что у них с его Республикой все по-настоящему получилось. Она смущалась и просила не смотреть "так"…
А он ведь не мог. Не умел по-другому.
Любил ее в полную силу. До краев. Возможно, в какой-то мере эта любовь являлась ненормальной. Но Градский не хотел останавливаться.
Он излечился полностью. Он заполнил все бреши в своей и ее груди. Ок больше никуда не спешил и не гнался. Он состоялся. С Доминикой вне времени, вне целого мира — стал монолитным.
Ее любовь, ее искренность, ее женская сила привели его в совершенную гармонию.
Конец
