Не дразни меня (СИ) - Рузанова Ольга
Стайка воробьев, встревоженная нашим приближением срывается с голых веток березы и проносится над головами серым облаком. Яркое полуденное солнце бьёт в глаза.
- Надень очки, Яра. Нас снимают, - говорит мама, чуть склонив ко мне голову.
- Не хочу.
Я почти месяц света не видела. С папиных похорон прошло три недели. Неожиданно наступила весна, и пришло тепло.
Сжав мой локоть так, что на нем наверняка появятся отметины, она сохраняет совершенно невозмутимое выражение лица. Кожа бледная, на лице чёрные очки, на голове чёрная шляпка.
В составе пяти человек, среди которых два охранника, мы идем к могилам папы и Марата.
Остановившись у свежего холмика, она оборачивается к Владимиру Петровичу, забирает у него охапку бордовых роз и ставит их в керамическую вазу.
- Здравствуй, Женя.
Я здороваюсь с отцом мысленно. Смотрю на его портрет, поражаясь, насколько сильно поменялось мое восприятие. Теперь я вижу в его взгляде не презрение, а усталость и тоску. Он словно успокоился и теперь смотрит на нас с ожиданием. Дескать, ну, рассказывайте, что у вас нового.
У меня - ничего. Нет света в конце тоннеля.
- Хочу скульптуру в его рост здесь установить, - вдруг говорит мама своей кузине, которая живет с нами с момента папиной гибели, - И шатер из мрамора.
- Зачем? - не удерживаюсь от вопроса.
Мама и так заказала статьи и некрологи, выкупила несколько баннеров на центральных улицах, дала интервью скандальному каналу. Зачем она выпячивает свой траур? Думает, что после смерти папы люди вдруг проникнутся им и его семьей? Или московские, глядя на её стенания, сжалятся и возьмут нас с ней на попечение?
Я не понимаю, чего она добивается, потому что горе, которое мама демонстрирует окружающим, несколько преувеличено. Иногда мне кажется, что она, похоронив мужа, вздохнула с облегчением. Словно проснулась ото сна и расправила крылья.
- Затем, чтобы нам было приятно сюда приходить.
- Нам?...
- Затем, чтобы не стыдно в глаза людям смотреть было.
Ясно. Можно было не спрашивать.
Отвернувшись, наблюдаю за веселой сорокой, прыгающей с ветки на ветку.
Мама с тётушкой о чём-то шепчутся, стоящий чуть поодаль Владимир Петрович с кем-то негромко говорит по телефону.
Отвыкшая за почти месяц заточения от уличной прохлады, я вскоре начинаю мерзнуть. От исходящего от земли холода коченеют ноги.
- Пора, - спустя ещё десять минут дает команду мама, и наша небольшая траурная процессия выдвигает в обратный путь.
Положенное для посещения могилы любимого мужа время вышло. Наблюдающие за нами проныры-журналюги не скажут, что мы не чтим память моего отца.
Неспешно шагая по широкой аллее кладбища, я смотрю только под ноги.
- Адвокат Литовского связался с нашим, - вдруг обернувшись, говорит мама, - По поводу вашего развода.
Я спотыкаюсь, словно кто-то вышибает землю из-под ног. Холод пробирается внутрь и заполняет собой каждую клетку.
- Слышишь? - обращается ко мне, - Говорит, что имущественных претензий он не имеет.
Адам не дождался действий с моей стороны и сам начал бракоразводный процесс?
Действительно, а чего тянуть?...
У меня было время подумать о том, что случилось в тот вечер, когда я видела его в последний раз. Я его сильно оскорбила. С Литовскими нельзя так разговаривать, особенно в присутствии подчиненных.
Конечно, сожалею о своей грубости - подобные вещи стоит обсуждать за закрытыми дверьми.
- Я потребовала, чтобы его решение было заверено нотариально, - говорит мама уже своей сестре.
- Конечно, - соглашается та, - Такими деньгами не шутят.
- Им ничего от нас не нужно, - подаю голос, - Я сотни раз это говорила.
Меня словно не слышат. Вцепившись друг в друга, они медленно плывут по аллее.
- Я всё равно буду добиваться справедливости, - продолжает рассуждать мама.
- Это правильно.
- Они должны ответить за смерть Жени.
Мы не раз говорили с ней об этом. Я не хочу никакого возмездия, я мечтаю уехать подальше отсюда - в столицу, Питер или вернуться в Европу. Но для начала - встретиться с Адамом, потому что мне нужно закрыть эту страницу раз и навсегда. Мне нужна правда.
Мне необходимо знать, зачем они сделали это.
Выйдя за территорию кладбища, мы рассаживаемся по машинам. Мама с теткой в одну, я и Владимир Петрович - в другую. Забившись в угол у двери, я прикрываю глаза.
- Холодно? - спрашивает начбез, - Могу печку прибавить.
- Нормально, - отзываюсь я и спрашиваю: - От Лени есть новости?
Его короткий острый взгляд пронзает догадкой. Он все знает?
Невольно вздрогнув, я выпрямляю спину. Наша машина разворачивается и выезжает с парковки.
- Он у Лютых, - отвечает негромко.
Я теряюсь, не зная, как реагировать, но удивление изображать не решаюсь.
- Знала, да? - догадывается он.
- Да. Накануне папиной смерти я видела, как он разговаривал с людьми Литовских.
- Он их человек, - поясняет так спокойно, что у меня волосы дыбом встают.
- Вы знали?! С самого начала?!
- Нет. Узнал, когда он исчез.
- И что думаете по этому поводу? Он предавал вас и моего отца столько времени!
Владимир Петрович отвечает не сразу. Будто не слыша вопроса, молча ведет машину. Оборачивается ко мне, когда наша машина останавливается перед светофором.
- Я не могу его судить, ясно?... Он выбрал того, за кем правда.
- Правда?... Вы считаете, они имели право убивать Марата и отца?!
Мужчина раздраженно морщится, и я вдруг ясно вижу его мысли. В груди начинается невыносимое жжение.
- Твой брат был наркоманом...
- Я знаю.
- Понятия не имею, кто вложил в его голову, что он сможет нагнуть Литовских, но именно Марат развязал войну.
- Папа? Он всегда их ненавидел.
- Возможно. Твой отец был слишком самонадеян, Яра, - вздыхает Владимир Петрович, - Он считал себя исключительным.
- Марат покушался на Яна?
- Да. Тот чудом выжил.
Его Лена спасла. Я помню ту историю.
- А что вы думаете по поводу этой аварии? - спрашиваю, затаив дыхание.
Он молчит некоторое время, словно размышляя, нужна мне правда или нет. Я подаюсь вперед и хватаюсь руками за подголовник переднего пассажирского кресла. Сердце в груди стучит дробно и часто.
- Экспертиза показала, что тормозная система была исправна, - проговаривает он на одной ноте.
- Мама уверена, что они купили экспертизу. Что думаете именно вы?
Прочистив горло, через зеркало заднего вида он бросает взгляд на следующую за нами вторую нашу машину.
- Литовские не имеют к этому никакого отношения.
Мир вокруг меня начинает раскачиваться. Я закрываю глаза и вжимаюсь лбом в подголовник.
- Твоя мать скрыла настоящие результаты вскрытия.
- Что там? - спрашиваю шепотом.
- Обширный инфаркт.
- Боже!...
Глава 50
Ярослава
- Обширный инфаркт?! - кричу, врываясь в мамину комнату.
Обернувшись, она мгновенно вспыхивает. Несется мимо меня к двери и, предварительно выглянув наружу, плотно ее прикрывает.
- Ты чего орешь, как ненормальная?!
- У папы был обширный инфаркт! Вскрытие показало!
- Откуда знаешь? Литовские роют?...
- У тебя всегда и во всем Литовские виноваты?... - с каждым словом осознание проникает в меня все глубже. Масштабы свершившейся катастрофы шокируют, в ушах начинает шуметь, - В том, что отец пил и сам довел себя до инфаркта, тоже Лютые замешаны?!
- Да! Кто же ещё?!
- Мама! Ты понимаешь, что творишь?! - шепчу надтреснутым голосом, - Ты хотя бы представляешь последствия?!
- Они. Его. Убили.
- Нет!!! - взвизгиваю я, - Нет!!! Не выдавай свои фантазии за реальность! Они не причастны к его смерти! Не причастны!...
- Дура!... То, что у него случился инфаркт, не отменяет того, что Литовские организовали покушение, Яра! Ему могло стать плохо в момент, когда он понял, что тормоза не работают!
