Жестокие наследники (ЛП) - Вильденштейн Оливия

— Напуган и испытывал облегчение.

— Что?

— Что я чувствовал в тот день, когда тебя ужалил дайла.

Моему одурманенному мозгу потребовалась целая минута, чтобы вычислить, в чём он признался.

— Почему?

— Потому что, Амара…

Был ли это румянец, снова покрывший его лицо? Вместо того чтобы поддразнивать его по этому поводу, я подождала, добавит ли он что-нибудь. «Потому что, Амара» это было не очень-то подходящее объяснение.

— Что хорошего в герое без злодея?

Мои глаза расширились, затем я моргнула. А потом я рассмеялась.

— Я твой злодей? — в перерывах между приступами веселья я сказала: — Тот ещё злодей. Боится привидений и совершенно не умеет подниматься по лестнице, — я вытерла уголки глаз и толкнула его локтем здоровой руки. — Никто не стал бы читать эту историю.

И хотя он даже не улыбнулся, его глаза заблестели. Даже его губы, казалось, сияли. Вероятно, это эффект выпитого мной вина, которое сделало его черты такими сияющими. Когда я снова подняла на него глаза, то обнаружила, что он смотрит на меня с тревожной напряжённостью.

Моё дыхание сбилось, рассеивая слишком много кислорода по всему телу. В голове у меня стало легко, в груди тоже. А потом всё во мне стало слишком напряжённым. Я выхватила вино из его рук и выпила.

— Я всё ещё буду злодеем в твоей истории, если мы выберемся отсюда?

— Когда.

Я нахмурилась.

— Когда мы выберемся отсюда. Никаких если. И если ты перестанешь быть злодеем, тогда я перестану быть героем.

— Ты столько раз спасал злодея, что заслужил статус героя на всю жизнь.

— Да? — его голос звучал забавно, одновременно хриплый и слегка пронзительный.

Очевидно, он тоже выпил слишком много вина.

Я положила голову ему на плечо.

— Возможно, ты даже стал героем злодея.

Я не просто так это сказала. Я крепко зажмурилась, жалея, что не могу испепелить эти слова.

— Это говорило вино.

Его плечо дёрнулось, и я подумала, что он отталкивает меня, но затем он обвил руку вокруг моей спины и положил ладонь на мой ноющий бицепс. Должно быть, я поморщилась, потому что он скользнул пальцами по моим ребрам.

— Здесь я надеялся угостить тебя алкоголем, чтобы получить второе бесплатное пип-шоу3; вместо этого зарабатываю статус героя на всю жизнь. Тюрьма — не так уж плохо.

Я улыбнулась, его юмор развеял моё растущее унижение.

— Да ладно, это ужасно, но твоя сокамерница просто потрясающая.

Он усмехнулся, и вибрации в сочетании с его теплом заставили меня ещё немного погрузиться в него.

— Хотя её сложно держать в руках.

Сделав несколько вдохов, я сказала:

— Хорошо, что у тебя такие большие руки.

Опьянённый мозг сделал мои мысли очень щекотливыми.

Упомянутая большая рука сжала мой бок чуть сильнее, а затем Римо упёрся своей щетинистой челюстью мне в лоб.

— Мы должны попробовать поспать.

— Да. Мы должны.

Хотя бы для того, чтобы перестать произносить позорные пьяные заявления. Большие руки? Серьёзно, Амара?

Несмотря на то, что я не думала, что засну, я явно недооценила свой уровень усталости, потому что провалилась в кроличью нору сна так же быстро, как провалилась через портал.

ГЛАВА 20. ОБЛОМКИ

Я медленно проснулась во рту у меня стоит привкус уксуса, нёбо несвежее, левая рука налилась свинцом, а ухо онемело оттого, что оно всё ещё прижато к плечу Римо. Я заморгала, оглядываясь по сторонам и задаваясь вопросом, спала ли я минуту или несколько часов. Моё шевеление, должно быть, разбудило Римо, потому что его голова оторвалась от моей, а ладонь оторвалась от моей грудной клетки.

Я подвинулась, чтобы он мог убрать свою руку с моего плеча, а затем встала и потянулась. Прежде чем молчание успело стать неловким, я сказала:

— Готов проверить, осталось ли что-нибудь от нашего мира, герой?

Моя реплика заставила его улыбнуться. Что, в свою очередь, заставило меня улыбнуться.

Хорошо. У нас всё было хорошо.

Он провёл ладонями по щекам, затем встал.

— Как твоя рука? Опухла?

Из-за тканевой повязки, компрессионного рукава и слабого освещения я не могла ничего сказать.

— Не знаю.

Он отодвинул белую ткань и ткнул пальцем в мою плоть. Мне показалось, что тыкнул прямо до самой кости. Когда я зашипела, он прекратил тыкать и спрятал мою руку обратно в ткань.

— Сломана, не так ли? — спросила я.

— Я не уверен. Но что бы ты ни делала, не используй её сегодня.

— Сомневаюсь, что смогла бы, даже если бы захотела. Как твоя голова?

Вчера вечером я съела кусок пирога; Римо, насколько мне известно, ничего не ел, а вино на голодный желудок было убийственным.

Он потёр лоб.

— Бывало и хуже.

Мне было любопытно, когда это могло быть хуже, потому что лично мне казалось, что мой мозг подпрыгивает внутри черепа.

— Хватай виту, и пошли.

Я подняла свою татуированную руку к шару, который, словно перышко, опустился мне на ладонь. Поскольку это был наш единственный источник света, я не выключала его, пока мы пробирались к выходу.

Прежде чем отпереть дверь, Римо сказал:

— Встань позади меня.

Поскольку я не хотела, чтобы меня ещё больше потрепали, я так и сделала.

Щёлкнула задвижка, а затем Римо распахнул дверь, и сложилось впечатление, что каждый предмет мебели и каждый кирпич гостиницы собрались в подвале. Клянусь, всё продолжало надвигаться, рушиться, катиться. В какой-то момент я подумала, что нас заживо похоронят под стульями, треснувшей керамикой и разбитыми зеркалами, но, к счастью, наплыв прекратился. К сожалению, к тому времени, когда он прекратился, куча, на которую нам нужно было взобраться, была предательски высокой и усеянной зазубренными остриями.

— Есть какие-нибудь советы относительно того, какой инструмент я могла бы сделать из своей пыли? Кроме зажигалки… Вряд ли устраивать погребальный костёр было бы очень безопасно, учитывая, что здесь нет выходов.

— Гипс. Тебе следует наложить гипс.

— И как это нам поможет?

— Это обездвижит твою руку и защитит её.

Эта забота заставила меня сжать губы и кольнула в сердце. Отложив его доброту, чтобы проанализировать позже, я уставилась на гору, пока меня не осенила идея. Та, которая помогла бы нам. Не только мне.

— Отойди, Фэрроу.

— Зачем?

— Затем что я хочу кое-что попробовать.

— Стоит ли мне беспокоиться?

— Всегда. В конце концов, я — Трифекта.

Он едва заметно ухмыльнулся и отступил назад.

Я превратила свой светящийся шар в ведерко с клеем, которое протянула ему, потому что оно было чертовски тяжёлым.

— Ты можешь его подбросить?

Его брови поползли вверх.

— Что это?

— Клей. Он скрепит обломки вместе и покроет все острые края.

— Ты думаешь, этого достаточно?

— Ха. Это волшебный клей.

Я не была уверена, убедили ли его мои слова, но, тем не менее, он выплеснул мою смесь виты на кучу веток и стекла. Через несколько минут я ткнула ботинком в основание кучи. Она была твердой, как бетон. Римо проверил место повыше в куче. Когда отдачи не последовало, он полез наверх. Потолок был таким низким, что ему приходилось пригибаться.

— Ты умная маленькая хитрюга.

Он протянул мне руку.

Я улыбнулась, моё сердце билось в такт со здоровой рукой. Я схватила его протянутые пальцы, находя опору для ног в неподвижном холме. Оказавшись наверху, мы поползли туда, где должна была быть лестница. Края сломанных предметов впивались нам в колени и голени. Римо покопался в куче мусора, пока не обнаружил одну из цементных ступенек. Как только ему удалось встать, он кивнул на неподвижный холм.

— Собери свою пыль.

Моя пыль? Неужели это сорвалось с его языка?

Я начала водить ладонью по холму, когда он сказал: