В этот раз в следующем году (ЛП) - Кент Элисон
И он был прав, когда, все еще помешивая ароматную тушеную говядину с бочоночным пивом, когда услышал неровное шарканье носков по полу. Он на секунду обернулся и опять вернулся к своему занятию. Ему это было не нужно…
Ее спутанные волосы ото сна и все еще заспанные глаза надолго засядут в памяти.
Как и остатки её страха.
— Как твоя лодыжка?
— В порядке. Больно, но думаю, что растяжения нет.
Её голос был низким и немного хриплым. Он слышал его лишь через дверь и на улице, когда бушевала стихия, и сейчас он показался ему интригующим, неожиданным. А еще сексуальным.
— По большому счету только синяк от резкого поворота. Но тебе нужно быть с нею аккуратней.
— Так и сделаю. Спасибо, что высушили мои джинсы. Уверена, они очень промокли.
Кивая, он положил половник на подставку рядом с печкой и повернулся, чтобы впервые как следует рассмотреть её. По пути сюда на лошади он понял, что она была высокой. Знал, также, что у нее была аппетитная фигура.
У него не было времени рассмотреть ее раньше, и он делал это сейчас. Любовался. Высоко оценивал. Нелепо желал. Чего только стоили ее голые ноги.
— Извини за то, что… стянул их без разрешения, но это нужно было сделать.
Пожав плечами, она заправила локон каштаново-кофейных волос за одно ухо.
— Не извиняйтесь. Я уверена, что замерзла бы до смерти, если бы мне не посчастливилось встретить вас. Я не из тех, кто обижается на предпринятые меры при спасении жизни.
Ему понравилась её отношение к ситуации, так же, как и голос, и ему стало интересно, такое отношение было от природы или стало результатом её обучения на медсестру.
— Раздевать женщину до трусиков точно доставляет большее наслаждение, чем вскрывать грудь сгоревшего в военном джипе.
Её глаза расширились.
— Вы военный врач?
— Военный в запасе. Уже какое-то время, — он подошел ближе, и протянул руку, чтобы обменяться рукопожатиями. — Диллон Крейг.
— Бренна Китинг.
— Внучка Доноты.
— Вы знаете бабушку? — она выдернула свою руку и обхватила себя за талию, будто от холода. Или неопределенности.
Хмм. Странно.
— Видел её этим утром, — он сказал это, надеясь успокоить её. — Она сказала мне, что ты приедешь сегодня вечером. Когда я увидел надпись «Госпиталь Дюка Роли» на стекле, то был уверен, что это ты в сугробе.
— Ух. Вы знаете бабулю, и вы знаете, что я работаю в «Госпитале», — в этот раз она более пристально и обеспокоенно разглядывала его своими зелеными глазами. Фривольно в каком-то смысле. — Почему я о вас ничего не знаю?
Ну, это было легко. Люди, о которых он заботился, знали, что он не участвовал в разборках, не строил теорий. Не задавал вопросы, на которые, возможно, не хотел получить ответы.
То, что он пережил, сделало его таким.
— Не понимаю даже, зачем я затронул эту тему.
— Вы что шутите? — её волосы снова упали на лицо, и она откинула их назад. — Бабушка рассказывает мне обо всем, что тут происходит.
Он не хотел ввязываться в это — не сейчас, не с ней, еще не время — и повернулся обратно к плите.
— Ты голодна?
— Вообще-то я умираю от голода. Я планировала приехать к бабушке на ранний ужин… — Фраза оборвалась, поскольку она резко вдохнула. — О Боже. Ей уже плохо от мыслей о том, где я. Мой телефон был вне зоны покрытия, и я не могла ей сообщить, что со мной все в порядке.
— С ней все в порядке. Она знает. Я связался с ней по местной линии, перед тем как из-за бури оборвалась связь.
Бренна села на стул у стола и сложила коленки вместе, когда подалась вперед.
— Спасибо вам. Боже, спасибо вам. Я не представляю, как сильно она могла разволноваться.
Диллон достал из шкафа две глубокие тарелки, положил себе больше тушеного мяса, чем ей, а затем передумал и добавил ей еще одну полную ложку.
— Она сказала передать тебе, чтобы ты не беспокоилась. Её слова. Что она отложит выпечку печенья до твоего приезда.
— Я полагаю, сегодня уже поздно ехать к ней.
Было только девять вечера, но они не собирались куда-то ехать в ближайшее время. Он поставил наполненные тарелки на стол, от них поднимался пар.
— Слишком поздно и слишком опасно. Не похоже, что погода наладится в ближайшие дни.
— Дни, — она выпрямилась и выглядела озадачено, когда пыталась встретиться с ним взглядом. — Что вы имеете в виду под словом «дни»?
— Я имею в виду дни, — он сел на стул напротив неё. Нужно сказать правду в открытую потому что эти дни станут напряженными. — Синоптики назвали это бурей столетия. Я боюсь, что ты застряла тут на некоторое время.
— Но я не могу тут застрять. Мне нужно добраться к бабушке. Это же Рождество.
— Ты и доберешься. В конечном счете.
— Подождите. Подождите. В конечном счете? — Она покачала головой, как будто это движение могло избавить её от правды. — Нет, так не пойдет.
— У тебя нет выбора.
— Вы привезли меня сюда верхом. Просто отвезите меня к ней точно так же. — Это звучало так просто и очевидно, когда она говорила это.
Но он знал, что это таковым не было, и набрал в ложку тушеного мяса, чтобы оно остыло.
— Не могу этого сделать. Я не выведу Странника наружу в такую бурю. Это небезопасно для меня, для тебя, и для него.
— Я не могу поверить в это. Не могу поверить, — она обмякла на стуле, её глаза закрылись, а её голос стал очень тихим. — Я пропущу Рождество с бабулей.
Такая возможность была, и он не собирался ничего ей обещать, но даже если и мог, то сделал бы так, чтобы этого не случилось. — Буря должна рассеяться к концу недели. Еще четыре дня до Рождества.
— Буря не должна была дойти сюда до полуночи, и посмотрите, что случилось. И все мои вещи в машине. Боже, моя машина. Она застонала, затем открыла глаза. И наконец-то, взяла ложку и опустила в еду. — Вы разбираетесь в машинах? Думаете, она еще сможет ехать? Если нет…
Он лучше разбирался в том, как собрать тело в одно целое.
— Немного разбираюсь.
— Там с ней ничего не случится? Не врежется ли в нее другой водитель, как думаете?
— Не могу представить, что какой-то водитель будет на дороге в такое время.
Её зрачки сузились.
— Погода не была такой, когда я отправилась в путь. Такого не должно было произойти еще в течение нескольких часов.
— Нужно любить Матушку Природу.
— Или нет, — проворчала она.
Настало время двигаться дальше.
— Ты из тех, кто любит сидеть дома?
— Я из тех, кто не собирается ждать смерти в сугробе, — сказала она, перемешивая тушеное мясо. — В остальных случаях, я люблю бывать на природе. Вот почему я так сильно люблю приезжать к бабуле. Конечно, и ее проведать.
— Она замечательная женщина.
— Так и есть. Я не знаю, что бы я делала без неё.
— Твои близкие где-то за границей, да?
— У них акушерская клиника в сельской местности Малайзии. — Нахмурившись, она покачала головой, и между ее бровями появилась морщинка. — Я не могу поверить, что вы знаете такое о них. И то, что знаете обо мне.
Это было совсем не сложно.
— Ваша бабушка рассказывает обо всех вас. Много рассказывает. Она очень гордится тобой и твоим отцом.
— Я полагаю, в этом есть смысл, — она съела еще немного тушеного мяса. — А что насчет вас? У вас есть семья поблизости?
Он опустил взгляд на тарелку.
— Нет. Только я.
— Но не всегда же так было, верно?
— Нет, не всегда, — он замолчал. И начал снова есть. Он обвинял горячую еду за то, что она развязала его язык. — Этот дом принадлежал отцу. Мама умерла, когда я был ребенком, а папа — во время моего второго визита в Афганистан. Гора показалась хорошим местом, чтобы жить здесь после отставки.
— Как долго вы прослужили? — она положила свою ложку, полностью внимая его рассказу.
Внимание, от которого он начал испытывать раздражение.
— Восемь лет. Армейский Резерв. Несколько раз принимал участие в неотложной медицинской помощи и спасательных операциях, в том числе и во время теракта одиннадцатого сентября. Кажется, там были чрезвычайные происшествия за границей, и я подходил для того, чтобы помочь, и…