Аукцион невинности. Его трофей (СИ) - Покровская Татьяна Евгеньевна
Всё это, конечно, весело. Да и соблазн был ляпнуть про то, что дескать да, угрожает, спасите-помогите, но…
Я поднимаю глаза на Адама. На его лице с чуть заметной улыбкой и слегка прищуренными глазами едва заметная снисходительность.
Снова смотрю на быка. Он пялится на Адама. И тут — та-дам! Видимо, что-то доходит: он слегка бледнеет, делает шаг назад, но тут же сдвигает брови, набычивается.
— Я в порядке, — тихо говорю я.
— Вы перепуганы до смерти, — настаивает незванный защитник.
Не знаю, как Адам это делает — одним взглядом — но сейчас сам бык выглядит перепуганным до смерти. Он не улепётывает сейчас со всех ног лишь из упрямства, гордости и тестостероновой смелости.
— Девушка вам ответила, — тихо и отчётливо говорит Адам. — Она в порядке. Вы правы в одном: причины быть испуганной есть. Ей действительно многое угрожает. Но в другом вы ошиблись. Для неё, угроза не я. Можете быть спокойным, Вячеслав Геннадьевич Кузнецов. Девушка под защитой. Моей.
От произнесённого Адамом полного имени, бык бледнеет сильнее, смотрит на Адама. Тот продолжает тем же тихим, пробирающим до нутра голосом. Несмотря на шелест листвы и шум в парке, отчётливо слышно и понятно каждое слово.
— Вячеслав Геннадьевич, вы ошиблись в выборе способа провести свой выходной день. Решили поснимать новых тёлочек в парке. Но вам лучше быть в другом месте. В вашу квартиру на Крылатской в данный момент едет ваша жена, разбираться с беременной любовницей. С адвокатами насчёт брачного контракта Марина Павловна уже встречалась. Рекомендую оказаться там раньше и перевести вашу шахерезаду, чаровницу и котеняшечку в другое место. У вас сорок три минуты, чтобы успеть. Не благодарите.
Мужика натурально перекосило.
— Я рад, что вам ничего не угрожает, — говорит он, размазывая ладонью пот по бычьей шее. — Извините, что побеспокоил.
Он бросает на меня психический взгляд, резко разворачивается и торопливо уходит.
Я вздыхаю.
— Откуда, Адам? — я спрашиваю, не надеясь на ответ.
— Пойдём, Виктория, — говорит он, и неожиданно отвечает: — Это моя работа. Знать.
Задумываюсь. Мы идём по дорожке парка, я ловлю себя на том, что я действительно рядом с Адамом чувствую себя парадоксально защищённой. Интересно, он для красного словца сказал, что мне многое угрожает, но угроза не он?
— И когда ты успел узнать? — пользуясь его ответом, спрашиваю я. — Когда наблюдал?
Адам молчит. Мы идём по дорожке между кустами, я смотрю на жёлтые цветочки на газоне.
Ответа уже и не жду и вздрагиваю, когда Адам отвечает.
— Виктория, я долго выстраивал процессы так, чтобы любой человек, попавший в сферу моего интереса и внимания тут же попадал в воронку извлечения и просеивания информации. В последние годы эффективность максимальна. Этот Кузнецов влетел в зону моего внимания, потому что смотрел на тебя и собирался подойти.
Вспоминаю, как на аукционе при приближении Адама люди в зале отодвигались вместе со стульями, стремясь оказаться подальше от него. Опасались ненароком привлечь его внимание?
Идти рядом с ним молча было жутковато. Но мне кажется… Не знаю, почему, из-за чего такой эффект, но мне кажется, что я знала его всегда. Странно. Ёжусь, ловлю его внимательный взгляд.
— Нет, мне не холодно, — предупреждая его вопрос, говорю я.
Набираюсь смелости — всё-таки он отвечает на подобные вопросы — и спрашиваю:
— Адам… Из твоей летней… Почему ты тогда так быстро собрался? Почему перевёз меня на другую квартиру? Это выглядело так, что тебе что-то угрожало.
От усмешки на его красивых губах по спине ползёт холодок.
— Скажем так, — после долгой паузы отвечает он, — безрассудные, кто считает, что может со мной играть на равных, появляются регулярно. Быстро жалеют.
— Убиваешь?
Холодно-задумчивый взгляд на меня.
— Я не убийца, Виктория, — медленная усмешка, от которой у меня натурально мороз по коже. — Но очень многие предпочли бы, чтобы это было не так.
Сейчас идеальный момент, чтобы спросить. По чистому наитию, набираюсь храбрости для вопроса.
— Аня тоже сейчас предпочла бы, чтобы ты был убийцей?
Адам молчит, глядя перед собой. Пожимает плечом.
— Не осведомлялся. Мы пришли.
Мужчина в чёрном костюме распахивает перед нами дверь, входим внутрь.
Ого, вот это интерьер! Сдержанная элегантная роскошь в нейтральных бежево-чёрно-серых оттенках — от их сочетания и гармонии захватывает дух.
Отдельная кабинка на двоих тоже впечатляет. Мы видим зал сквозь затемнённые стёкла, нас внутри не видит никто.
Адам заказывает для меня и себя на сенсорном экране, встроенном в стол, откидывается на кресло и смотрит на меня.
— Ну как ты? — спрашивает он с лёгкой улыбкой.
22. Выбор
— Как я? — переспрашиваю я.
Вообще-то я в некотором ахере от такой постановки вопроса.
— Да, Виктория, я именно это и спросил, — улыбка всё ещё на его губах, только вот синие глаза теперь чуть прищурены, — как ты?
— Ты же прекрасно знаешь, как я, — усмехаюсь, — осведомлённость, всё такое.
На столике загорается синий круг, Адам нажимает на него. Сквозь полупрозрачные стёкла на двери видно, как подходит официант.
Передо мной на огромной белоснежной тарелке произведение оформительско-гастрономического искусства: мясо, овощи, зелень выложены в замысловатую и на удивление гармоничную абстракцию. Запах тоже шедевральный.
У Адама огромный стейк средней прожарки с запечёными овощами и красивой незнакомой мне зеленью.
— Я знаю, как ты, — соглашается Адам, отрезая кусок стейка одним длинным точным движением. — Тебе нравится твоя новая жизнь, ты даже начинаешь осторожно себе в этом признаваться. По мне ты скучаешь, но запрещаешь себе думать об этом. Ты ждала меня. И сейчас рада меня видеть.
Пока я таращусь на него, он отправляет отрезанный кусок мяса в рот, довольно щурится. Указывает ножом мне на тарелку.
— Тёплое вкуснее. Ешь.
Прикрываю глаза. Делаю два глубоких вдоха в тщетной попытке обрести душевное спокойствие.
Открываю глаза. Адам заинтересованно посматривает на меня, неторопливо орудуя ножом и вилкой. Красивый гад. Я ждала? Рада его видеть?
Он приподнимает бровь и выразительно указывает мне взглядом на мою тарелку.
Пробую. Жмуруюсь от удовольствия. Взрыв рецепторов с долгим послевкусием.
Едим в молчании. Я даже благодарна Адаму за то, что даёт мне спокойно поесть. Если бы он начал вести со мной беседу, я бы точно потеряла аппетит.
Адам наливает мне и себе чай из ослепительно-белого пузатого чайника. Вздрагиваю от его тихого голоса.
— Я озвучил своё мнение относительно того, как ты, — смотрит на меня с тёплой улыбкой, — теперь я хочу услышать твоё мнение на этот счёт.
Адам разрешает официанту войти, пустые тарелки исчезают, передо мной возникает тирамису.
Вздыхаю и неожиданно для себя признаюсь:
— Я не знаю, как я, Адам, — не поднимая на него глаз, ковыряю кусочек десерта, — моя прежняя жизнь разрушена. Я не знаю, что мне делать.
— Но ты берёшь предлагаемое мною.
Я выпускаю десертную ложку, она звякает о блюдце. Откидываюсь на спинку дивана, скрещиваю руки на груди.
— У меня есть выбор? — со злостью спрашиваю я.
— Конечно, — серьёзно кивает Адам. — Выбор всегда есть. Даже, когда он не очевиден.
Моя первая реакция — закатить глаза с тяжким вздохом и возгласом “начинается” — тает под его взглядом. Просто молча смотрю на него.
— Там, на аукционе, — продолжает мысль Адам, поднося чашку к губам, — ты делала много выборов. Драться с амбалом, пытаясь вырываться. Потом стоять неподвижно. Выйти наружу без драк и истерик, — он наклоняет голову набок, — остаться в машине, несмотря на ключи, оставленные в замке зажигания.
— Я может и отбитая местами, как ты выразился, но не идиотка, — цежу я. — Нахрена было мне усугублять своё положение? Оно и так было в жопе.
— Именно, — улыбается Адам, — а почему потом со мной драться начала? Разве это не усугубило бы ситуацию?
