Аукцион невинности. Его трофей (СИ) - Покровская Татьяна Евгеньевна

— Почему же? — улыбаюсь я. — Ты мой любимый. Я очень хочу сделать приятное тебе. Ты ведь хочешь?

Снова его нежный поцелуй и взгляд, переполненный предвкушением.

— Очень хочу, Вика. Да.

Эпилог

Шесть лет спустя.

.

Подхожу к обеденному столу на моей любимой просторной светлой кухне. Поправляю вазу с роскошным букетом цветов. Наклоняюсь и вдыхаю тонкий аромат.

На мою талию опускаются родные руки. Лёгкий поцелуй в плечо.

— Тебе так идёт это светлое платье, я ещё одно подобное присмотрел, закажу, — шепчет Адам, заправляя прядь волос за моё ухо. — Я завёз детей к сестре.

— Она согласилась? — улыбнулась я, прижимаясь к нему спиной. — В прошлый раз они ей чуть дом не разнесли.

— В этот раз Ева позовёт Римму, — с непередаваемым ехидством в голосе, сказал он. — Эти пацанки от одного её взгляда по струнке ходят.

Меня передёрнуло. Да уж. Римма умеет застроить. Хорошо, что Адам быстро просёк мою реакцию на Римму, и отправил её помощницей к своей сестре.

Да-да, оказывается, у Адама есть сестра, Ева. Адам на это сказал, «не знаю, что было насчёт имён в голове у моих родителей, не вникай».

Своих детей у Евы нет, но она души не чает в наших девчонках-близнецах и охотно берёт их к себе на выходные. Чем беззастенчиво пользуется Адам, чтобы, по его выражению, безудержно и без помех как следует отжарить жену.

Вдруг я оглушительно чихаю. Совсем некрасиво хлюпаю носом и ёжусь.

— Простыла? — в голосе Адама сдержанное беспокойство.

— Вряд ли, — пожимаю плечом я. — Вообще я готовить собралась.

— Давай вместе, — говорит он, — я себе сегодня раздвинул день, всех застроил, сегодня никто не должен звонить.

— Ого, да ты просто монстр управления, — уважительно говорю я.

— А то! — горделиво заявляет он, — я ещё и не на такое способен!

Я смеюсь. Адам отпускает меня, погладив по волосам, ставит чайник на плиту.

— Тебе надо горячего попить, — распоряжается он. — И носки надень, вечно босиком.

Морщусь, но плетусь в комнату надевать носки и тапки. В этом плане Адам настоящий деспот. Проще сделать сразу.

Мы готовим вместе еду, потом я доделываю за компьютером фотографии для выставки, пока Адам своим тихим страшным голосом застраивает кого-то по телефону.

Поневоле сочувствую собеседникам Адама, а потом, подумав, перестаю сочувствовать. Видимо, реально накосячили: Адам пускает в ход средства морального устрашения только за дело.

Вообще, я удивлена, как он умудряется находить время на меня и детей. Фирма Адама расширяется, подгребая под себя конкурентов, становясь, по сути, монополистом на рынке информации.

Женившись, он, как объяснил мне, вышел полностью из “сероватой” сферы в “белоснежное” поле, мотивируя тем, что не собирается даже близко рисковать семьёй.

Меня это полностью устраивает. Потому что после свадьбы ещё несколько месяцев Адам имел дело с моими ночными кошмарами. И ни он, ни я, не хотим к этому возвращаться.

Дважды за день созваниваюсь с детьми. Девчонки трещат без умолку, у Евы им очень хорошо.

К вечеру мне уже конкретно так плохеет. Чихаю, насморк, кашель, всё по полной программе.

Адам вызывает врача, даже не сопротивляюсь и не прирекаюсь, одного взгляда на мужа достаточно: бесполезно.

Ну да, ну да. Адамово сокровище изволило простыть, поэтому весь мир должен прогнуться и повернуться нужной стороной, чтобы обеспечить не только выздоровление, но и максимальный комфорт.

Вечер вдвоём мы проводим до жути романтично. На диване перед большим экраном с нашей любимой романтической комедией. Я завёрнута в плед, с бумажными салфетками в носу, а Адам обнимает меня.

— Сорвала тебе романтические выходные, — хриплю я и тут же кашляю.

Он протягивает руку к журнальному столику и даёт мне термо-чашку с горячим малиновым чаем.

— Пей давай, срывщица, — приказывает он.

— Да не могу я уже это пить! — возмущаюсь я.

— Слушай, если ты заболела, чтобы я тебя не трахал, я и так могу тебя не трахать, пока сама не захочешь, но здоровая ты у меня будешь, — хмурится он.

Я смеюсь.

— Да причём здесь это? — улыбаясь, отвечаю я. — Это уже третья чашка с начала фильма, я у тебя пощады прошу!

— Какой ещё пощады? — интересуется он.

— Такой. Пощади меня, о Адам! Заботливый и непреклонный! — и добавляю миролюбиво: — Слушай, ну правда хорош. Я уже просто обречена на выздоровление, ты уже сделал много и даже больше, чем просто много, больше чем максимально.

Обнимает меня крепче, забирает чашку и возвращает её обратно на туалетный столик.

— Я тебя люблю, жена, — серьёзно говорит он. — Тебе, конечно, очень идёт этот бледный вид. Ты, когда болеешь, совершенно невыносимо трогательная, нежная, хочется рассматривать, окружать теплом и заботой. Но я готов пренебречь своим эстетическим чувством прекрасного. Не хочу, чтобы тебе было плохо. Хочу, чтобы тебе было хорошо.

Вздыхаю. Трусь о него щекой.

— Я тоже тебя люблю, муж, — отвечаю я. — Постараюсь побыстрее поправиться. Надеюсь, я детей не заразила. Да и тебя тоже.

— Мы с тобой вместе звонили Еве, они в полном порядке, — отвечает он. — Если хочешь, болей сколько влезет. Все твои заказы подождут. Я не заражусь. Зараза к заразе не липнет.

Устало смеюсь и прижимаюсь к нему щекой. Гладит меня по голове. Не хочу с ним спорить.

Я знаю, что я поправлюсь очень быстро. В окружении адамовой заботы просто невозможно иначе.

Так и засыпаю в его объятиях, не досмотрев фильм. Сквозь сон чувствую, как он бережно несёт меня в спальню и укладывает на кровать.

В следующие дни я выздоравливаю очень быстро. Адам, как и обещал, остаётся здоровым. Дети тоже в порядке. Планируем семейный отпуск.

— Хочу от тебя ещё детей, — заявляет Адам как-то за ужином, когда дети уже спят. — Ты хочешь?

Смотрю в его глаза. Смотрит на меня выжидающе, прищурившись. А я… Вот как он вечно догадывается, что именно я хочу?

Смеюсь, встаю и иду к нему. Усаживаюсь верхом на его колени, обнимаю за шею, чувствуя, как его сильные руки надёжно держат меня за спину.

— Я думаю, самое время, Адам, — улыбаюсь я и тянусь к его губам. — Конечно, да.