Соль под кожей. Том второй (СИ) - Субботина Айя
— Ты хочешь подсунуть ребенка Авдееву, — хмыкаю, оставаясь почти равнодушным к ее перформансу.
— Здравствуй, Шерлок, — ёрничает она.
— А что, иначе этот фрукт никак не дается в руки? Марин, ну ты же взрослая девочка, что за детский сад?
Она снова как будто готовится обрушить на меня праведный гнев (ну или поделиться болью), но в который раз раздумывает и вдруг с тихим, ни на что не намекающим стоном, бросается вперед.
Осколок проскальзывает у самого моего носа, чиркает по щеке, вспарывая кожу со странным и даже почти приятным звуком. Я давным-давно стал деревянным и неуклюжим, но в эту секунду тело вспомнило, что в нем еще теплится жизнь.
Если бы не мой почти каскадерский разворот — Марина загнала бы эту хуйню мне в через через глаз.
Возможно, в этом даже было бы даже некое милосердие.
Но как раз в ту секунду, когда она с криком разжимает пальцы и отскакивает назад, чтобы «полюбоваться» на результат своей работы, я вдруг жестко отдупляю, что ни хера не готов подыхать.
Не сегодня.
Не здесь.
Не в такой компании и точно не так.
— Боже, прости… прости… — Марина снова прикладывает ладони к лицу. Потом резко одергивает, почувствовав на коже теплую липкую кровь. — Шутов, ты же все равно уже…
Блять, как же больно.
На распанаханную рожу вообще насрать, но что делать с огнем в груди, который только что, кажется, достиг своего пика?
Мир делает кульбит у меня перед глазами.
И я, с высоты своего роста, падаю башкой прямо на угол ебучего дивана.
Глава пятьдесят восьмая: Лори
Глава пятьдесят восьмая: Лори
Настоящее
— Валерия Дмитриевна, беда.
Голос у адвоката, которому я поручила заниматься вытягиванием Андрея из тайской тюрьмы, звучит так, будто он собирается огласить о Конце света. Но речь, конечно же, всего лишь о моем благоверном. Что в принципе не исключает Конец света, но в каких-то локальных масштабах.
Буквально вчера я спровадила всю делегацию «освободителей» на рейс, снабдив каждого четкими указаниями о том, что им нужно в лепешку расшибиться, но сделать так, чтобы Андрей вышел из тюрьмы без обвинений и в тот же день был посажен на рейс домой с тремя штуками абмалов в сопровождении. Другой результат принимать я заранее отказалась. Для верности напомнив, что отцу Андрея альтернативный вариант развития событий тоже вряд ли понравится.
— Где Андрей? — не дожидаясь, пока адвокат найдет свои яйца и объяснит, что случилось, задаю единственный актуальный в этой ситуации вопрос. Если Андрей рядом, то все остальное бедой в принципе быть не может, потому что решается деньгами и связями.
— Валерия Дмитриевна, за ним приехали, — адвокат, похоже, смирился со своей расстрельной участью, собрал жопу в кулак и начал шпарить правду-матку как из автомата.
Хотя, конечно, мне все равно нужно приложить некоторые усилия, чтобы разобраться в бурном потоке его словесных оборотов. Но в целом суть такова: пока адвокат подписывал последние бумаги и закрывал последние вопросы с начальником местного отделения полиции, Андрей успел сделать пару звонков. И бывал таков на сопровождении из трех тачек без опознавательных сигналов.
— Я же предупреждала, чтобы не давали ему телефон. — Закрываю глаза и устало откидываюсь на спинку кресла в своем офисе. Ощущение такое, что скоро я буду проводить в нем девяносто девять и девять процентов своего времени, а на улицу выходить чисто чтобы не терять навык социализации.
— Но Юрий Степанович…
— Что «Юрий Степанович»? — слишком резко выкрикиваю в трубку, но только через секунду понимаю, что речь не об абстрактом страхе перед главным начальником, а о вполне конкретной ситуации. — Завольский вышел с вами на связь?
Адвокат снова что-то мычит, но в целом даже эти нечленораздельные звуки более чем внятный ответ «да».
Интересный ребус получается. От меня эта жирная тварь шифруется, все мои попытки хотя бы формально держать с ним контакт рубит на корню, но адвоката нашел на другом конце света. Значит, старый боров в курсе, что его сыноча-корзиночка вляпался по самые небалуйся и решил действовать у меня за спиной.
— Ну и зачем вы тогда мне звоните? — Встаю, с трудом переставляя уставшие ноги. А ведь это я уже начихала на дресскод и неделю хожу в туфлях, которые скорее подходят к образу городского жиголо, чем к моему строгому платью и пиджаку. — Решайте вопросы с Юрием Степановичем, он ведь держит руку на пульсе.
— Юрий Степанович сказал, чтобы вы… — Адвокат так нервно сглатывает, будто продолжать разговор ему мешает «прибор» Завольского. — Он сказал, что этот вопрос должны решать вы.
— Так и сказал? — Останавливаюсь у зеркала, разглядывая свое бледное лицо и отсутствие румянца хотя бы в зачаточной стадии. А ведь я собиралась после работы смотаться на тренировку, хотя бы подышать на гантели.
— Да.
— Нет, он ведь явно сказал как-то по-другому. Перескажите слово в слово, Виктор, да не тряситесь — глаза я вам не выцарапаю и горло не перегрызу, потому что мобильные технологии настолько далеко еще не шагнули.
— «Вопрос с Андреем должна решить Валерия Дмитриевна, потому что если она этого не сделает — я ее в землю собственными руками положу», — нестройной скороговоркой пересказывает адвокат и в конце трагически выдыхает.
Подозреваю, что Завольский по привычке назвал меня сукой, а не по имени-отчеству, но не суть. Куда интереснее внезапно всплывший факт, что старый боров напрямую со мной контактировать не хочет, но руку на пульсе происходящего держит более-менее основательно. А это значит что?
Проверка «ТехноФинанс» глубоко и основательно запустила свои руки в его грязные делишки, но жирный боров будет изо всех сил пытаться откосить и перевесить на меня всех собак. Могу поспорить, что при таком варианте развития событий, если бы в один «прекрасный» день меня в наручниках вывели из офиса, он сделал бы круглые глаза и перед иконами поклялся, что видит меня впервые в жизни. Ну не прямо в такой абсурдной обертке, но сам факт того, что он сейчас изо всех сил будет стараться создать видимость, что я с самого начала действовала у него за спиной как полностью автономная фигура. А он, святая невинность, знать не знал, слыхом не слыхивал и т. д.
— Валерия Дмитриевна? — напоминает о себе адвокат, пока я прокручиваю все это в голове и показываю Завольскому все, что я о нем думаю полным арсеналом мимики и жестов.
— Когда Юрий Степанович снова с вами свяжется, передайте ему… — В моей голове есть несколько подходящих едких фраз, но все это будет выглядеть как будто я приняла его дурацкий вызов. А мне игра в догонялки его отбитого сыночка уже осточертела. — Нет, ничего не передавайте.
— Ничего? Но ведь нужно что-то делать…
Мне этого бедолагу даже немного жаль. Попал между молотом и наковальней и прекрасно понимает, что чтобы он не сделал — прилетит в любом случае хотя бы от одного из нас. Что само по себе уже звучит как фиговый сценарий на жизнь.
— Делайте все, что считаете нужным. Держите контакт с Юрием Степановичем, раз он все равно в курсе. Меня по поводу Андрея больше не беспокойте. Если сможете вернуть его домой — отправляйте прямиком в реабилитационный центр «Ре-Нова», все необходимые документы я подпишу, счета оплачу.
Кладу трубку, нарочно не прощаясь, потому что не хочу желать ему ни удачи, ни всего доброго. Ловить окончательного слетевшего с катушек разбалованного сыночка папаши-садиста — это лотерея, в которую забыли положить выигрышные номера.
До зала сегодня я все-таки доезжаю — как бы не старалась стряхнуть с себя послевкусие этого разговора, оно оседает на мне мертвецки тяжелым саваном, избавиться от которого удается только после умеренной тренировки (насколько получается в моем далеко не радужном положении). Но зато сразу после душа чувствую себя значительно лучше и даже испытываю умеренный аппетит. Самое время наведаться в тот мясной ресторан, где подают нежнейшую телячью печень — я уже дней десять, как не могу до него доехать.
