Без прелюдий (СИ) - Шагаева Наталья
Одергиваю руку и прохожу. Хочется сразу вцепиться этому гаду в лицо немедля, но мы не одни, и я каким-то чудом себя сдерживаю.
— Константин, что происходит? — недовольно спрашивает женщина, когда я прохожу в комнату и складываю руки на груди.
— Извини, Татьяна, давай перенесем нашу встречу на завтра. У меня тут, как видишь, неожиданно важные дела, — усмехается.
Неожиданно! А как же!
— Ой, простите, что испортила вам свидание, — выливаю на эту парочку яд. — Завтра Костик все наверстает и удовлетворит вас как следует. Он умеет, — выдаю я от злости. И прихожу в восторг, оттого что Костику это не нравится. Он так сжимает челюсть, что, кажется, она сейчас треснет.
— И за этот неадеквает тоже прости, — мягко обращается к своей Танечке. — Наталья и правда не в себе, — стреляет в меня гневным взглядом. Сжимаю губы, наблюдая, как Константин помогает женщине надеть пальто и прощается с ней, провожая.
Да, я не в себе. Но сам виноват. Довел.
Константин возвращается через пять минут и закрывает дверь комнаты.
— Зачем ты это сделал?! — кричу ему в лицо. А этот подонок только ведет бровью и наполняет свой бокал вином.
Смотри, какая циничная, невозмутимая сволочь.
— Ты! Ты… — задыхаюсь.
— Сядь и успокойся! — рявкает он на меня.
— Я – успокойся?! Это ты успокойся! Чем тебе помешала моя пекарня?! Зачем ты ее закрыл?! Что же ты такой жалкий, а? Просто никто не даёт? Только через шантаж и принуждение?! — выпаливаю ему я. На что Константин просто хмыкает и протягивает мне бокал с вином.
— Или ты сейчас успокаиваешься и обосновываешь свои обвинения, или я реально вызову тебе психушку.
Вырываю у него бокал с вином, которое расплескивается, но не для того, чтобы выпить. А для того, чтобы выплеснуть эту подачку барину в лицо. Что я и делаю. Вино заливает наглое лицо и белоснежную рубашку барина. А он лишь прикрывает глаза, делая глубокий шумный вдох. А когда открывает, то хватает меня рывком за грудки и прижимает к стене.
— Отпусти! Ненавижу тебя, мерзавца! — пытаюсь вырваться. Размахиваюсь, чтобы залепить пощечину, но он ловит мою руку и больно сжимает, еще сильнее прижимая к стене, лишая дыхания.
— Успокойся, дура! — рычит мне в лицо.
И весь мой воинственный запал резко проходит. Слезы брызжут из глаз. Вдруг понимаю, что я не сильная и независимая, какой хотела быть. А жалкая и беспомощная. Мне тридцать пять лет, а я ощущаю себя ребёнком. Маленькой девочкой, которую обидели. И кроме как разрыдаться, она ничего не может. Рыдаю, зажмуриваю глаза, начиная от беспомощности колотить Константина в грудь.
— Что ты от меня хочешь? Что? — всхлипываю я. — Бери! Любовницей твоей стать?! Ну бери меня, — в истерике начинаю расстегивать пуговицы на платье, дёргаю их, отрывая. — Давай, бери! Только останови это все!
А он молча на меня смотрит, продолжая сжимать свою брутальную челюсть.
— У меня квартира съемная, дочь несовершеннолетняя, которую нужно поднимать на ноги. Без пекарни нам не на что жить! Бери меня, как хочешь! Только верни пекарню! — задыхаюсь от истерики.
— Все, тихо, — уже спокойно и хрипло произносит Константин. Останавливает мои руки, которые отрывают пуговицы. Прижимает меня к себе, зарываясь в волосы, и я уже беспомощно рыдаю в его рубашку, залитую вином. — В чем бы ты сейчас меня ни обвинила, — тихо говорит, перебирая мои волосы, — это не я. Я ничего у тебя не отбирал. Сейчас ты успокоишься и все мне расскажешь без эмоций.
— Я тебе не верю, — всхлипываю. — Никто, кроме тебя, этого не мог сделать. Никому, кроме тебя, так не хотелось меня закрыть. Это ты меня шантажировал. Не верю!
Отталкиваю его от себя, утирая слезы, видимо, еще больше размазывая косметику. Но мне абсолютно все равно, как я выгляжу. Хуже уже не будет.
— Хорошо. Просто рассказывай, — произносит он, снимая пиджак и утирая салфеткой лицо. А я пытаюсь спешно запахнуть платье на груди.
— Да что рассказывать, — развожу руками.
Константин открывает дверь и накидывает пиджак мне на плечи, который я спешно надеваю, прикрывая распахнутое платье.
— Пойдём в другую комнату, — тоже хватает меня за руку, но аккуратно, и выводит за собой.
Мы перемещаемся в другую точно такую же отдельную комнату, но уже в чистую.
— Чай, воду и тирамису, — велит официанту и усаживает меня в кресло. — Внимательно, — вздергивает брови.
— Что «внимательно»?
— Внимательно тебя слушаю. Без эмоций и обвинений. Просто факты, — включает серьезный, деловой тон.
— Пришли люди из… — в голове всё путается. — В общем, закрыли и опечатали пекарню. Пока на девяносто дней, а там – по обстоятельствам. Прокуратурой угрожали.
— Причина?
— Кто-то отравился. Экспертиза, все дела. Говорят, точно моей выпечкой, пакеты там мои, чек... Но этого не может быть. У меня все свежее, и продукты натуральные, и поставщики надежные. А ведь дела только пошли лучше, а теперь… — качаю головой и замолкаю, когда официант приносит чай, воду и десерт. — Зачем ты это сделал? — спрашиваю, смотря, как он разливает чай. — Ну неужели нельзя было просто… — выдыхаю. — Быть мужиком. Поухаживать за мной и… — снова втягиваю воздух, потому что слова заканчиваются. Игнорирую его чай, отпивая воды.
— Еще раз повторяю: это не я! — выделяет каждое слово. — Зачем мне это?
— Ну, например, из мести. Я тебя отшила, ударила по… — сглатываю. — В общем, оставила ни с чем, когда мы были в твоей квартире, ну и не прибежала благодарить за бывшего мужа.
А этот гад усмехается, запрокидывая голову.
— Это не я, Наталья. За тобой, определенно, много долгов. Но, поверь, я бы нашел, как их взыскать, без координатных мер.
— А кто тогда? — распахиваю глаза.
— Ну, например, твой бывший супруг.
— А ему зачем?
— Подумай. На какую тему вы конфликтовали?
Задумываюсь.
— Как вы расстались? Мирно?
— Нет.
— Чего он хочет сейчас?
— Дочь… И, в общем, видимо, меня назад, чтобы обслуживала его потребности.
— Ты отказала, а он начал шантажировать дочерью?
— Да.
— Классика, — усмехается. — Если пекарня закрыта, на тебя заведено дело, за квартиру платить нечем, доходов нет, то кому отдадут на воспитание дочь? А вдруг и до суда не дойдет, ведь ты, такая несчастная, вернешься к нему от безысходности.
— Ммм, я смотрю, ты все схемы знаешь. Тоже такое проделывал? — продолжаю язвить на автомате.
— Я так понимаю, с меня обвинения снимаются? — ухмыляется.
— Не знаю. Никому не верю.
— Если докажу его причастность?
— А ты можешь?
— Твое предложение себя еще в силе? — выразительно смотрит на мое распахнутое платье, где видно черный бюстгальтер.
Сжимаю губы.
— Докажу, накажу виновных, открою пекарню, помогу с развитием, с финансами, — давит взглядом.
— А просто так помочь женщине слабо?
— Я помогаю только своим женщинам. Станешь моей?
Закрываю глаза, пытаясь не плеснуть в его самоуверенное лицо горячим чаем.
— Ты сама сказала, что, если бы я ухаживал, то ты была бы не против. Так зачем нам этот ненужный этап? — снова усмехается. — Будь просто слабой женщиной. Моей женщиной, и я все решу. Да или нет?
— Да, если докажешь, что это не ты, — стреляю в него гневным взглядом.
— Докажу. Мой водитель отвезет тебя домой. Отдохни. Выдохни. Завтра вечером приедешь ко мне отдавать долги.
Глава 13
Наталья
— Я не знаю, когда приеду. Скорее всего, поздно, — надевая в прихожей пальто, сообщаю дочери. — Никому не открывай, даже к двери не подходи. У меня есть ключи. Допоздна не засиживайся – завтра в школу рано вставать, — поправляю прическу, заглядывая в зеркало. Эта бордовая помада казалась мне уместной к черному платью, но я ее стираю. — Так, что еще… — посматриваю на Дашку. — Посуду помыть, блузку школьную погладить.