Три килограмма конфет (СИ) - "Нельма"

— Вот это сюрприз! — довольно искренне воскликнула она, дёргая за рукав своего парня. — Мы с братом Полинки были одноклассниками!

«И не только…» — пронеслось у меня в мыслях, пока я старательно натягивала на себя подобие дружелюбной улыбки.

***

Языки пламени стелились по серым камням очага, прорывались за их пределы и игриво облизывали жаром наши колени; алым маревом отражались от стеклянных стен и прорывали холодную мглу своим тревожным светом, создавая атмосферу таинственности и волнующей интимности.

Никита со своим другом по очереди напевали песни под гитару, горячий глинтвейн обжигал горло и разливался по телу терпкой истомой, приятной тяжестью сползавшей в низ живота. По мере того как плед и свитер перестали достаточно согревать меня, а количество уже выпитых мной стаканов перевалило за отметку три, я как-то постепенно переползла из-под бока Максима прямиком к нему на колени, при этом вцепившись в него руками и ногами так крепко, словно детёныш, опасающийся потерять маму среди опасных тропических зарослей.

Фантазия неизменно подкидывала мне образ двух светловолосых и голубоглазых мальчишек, притаившихся снаружи и завороженно наблюдавших за происходящим на веранде сквозь стекло, и чем отчётливее я представляла их детский восторг, тем больше нежности испытывала к этому огромному, тёплому и самому надёжному парню, в чьих объятиях пригрелась.

Моему парню. Мо-е-му.

От мысли этой я таяла быстрее, чем от бушующего рядом огня, лукавыми отблесками отражающегося в его глазах. Воровато склонялась к его шее, оставляла на ней поцелуй, еле сдерживаясь, чтобы не прихватить горячую кожу зубами и не оставить на ней яркую и пошлую отметину, а в ответ получала лёгкий щипок за ягодицу, предупреждающий о том, что за эти дерзкие попытки раздразнить его меня ещё будет ждать наказание, стоит нам только остаться наедине.

А мы не ангелы, парень, нет, мы не ангелы,

Тёмные твари и сорваны планки нам.

Если нас спросят, чего мы хотели бы,

Мы бы взлетели, мы бы взлетели…

Это был бы просто потрясающий вечер, если бы на расстоянии вытянутой руки от меня не сидела первая девушка моего брата. Та самая, которая много лет назад бросила его, разбила ему сердце, но не стеснялась годами держать на коротком поводке и прибегать к нам домой, как только ей нужна была помощь. Та самая, которую по не поддающимся логике причинам безмерно обожали мои родители, наседая на Костю каждый раз, когда тот решительно пытался оборвать с ней всё общение.

Маленькая пиявка с милой улыбкой и коровьим взглядом, которую я ненавидела всеми фибрами души за ту боль, что она играючи причинила моему брату.

Первые минут десять после своего появления Алина успела задать мне столько вопросов и столько раз произнести имя Кости, что у меня скулы свело от попыток держать непринуждённое выражение лица. К счастью, неприятно всё это слушать оказалось не только мне, и сам Ярослав в итоге очень резко и уверенно оборвал её на полуслове, подарив мне возможность почти на час расслабиться и забыть о том, кого мне на сегодня подкинула судьба-злодейка.

— Полин, а вы с Аней что, больше не общаетесь? Только недавно с ней тебя вспоминали, — вновь подала голос Алина, стоило только музыке стихнуть. Мне захотелось громко выругаться, ведь моя бывшая лучшая подружка Анька жила с ней в одном подъезде, и нет сомнений, что в течение нескольких дней они обязательно обсудят столь неожиданную встречу пиявки со мной. Вопрос только в том, как быстро пересказ этого вечера дойдёт до Анькиной мамы, а от неё — к моей.

— Если бы она хотела пообщаться, то наверняка бы управилась с кнопочкой вызова на своём телефоне, — съязвила я, включив внутреннюю стерву, до этого момента во всей красе просыпавшуюся лишь во время нашей лютой ненависти с Ивановым.

— Избавиться от неё? — тихо мурлыкнул он мне на ухо и лизнул мочку, отчего я мгновенно покрылась мурашками, еле удержавшись от того, чтобы совсем неприлично охнуть.

— Нет. Лучше ещё глинтвейна.

— Говорят, женский алкоголизм не лечится, — ехидно заметил Максим, жестом попросив Тёму наполнить нам ещё один стакан, а сам в это время тщательно подоткнул под нас края пледа, чтобы тот не сполз в самый неподходящий момент. И, например, не продемонстрировал всем присутствующим, насколько ему нравится моё воинственное настроение вкупе с постоянным ёрзанием у него на коленях.

— Так давай спиваться вместе? — игриво предложила я, намеренно устраиваясь на нём поудобнее. Вернее — на одной отдельно взятой его части.

— Ох, ну сам бы я никогда и ни за что, но разве можно тебе отказать? — улыбнулся он и потрепал меня по макушке, своими плавными и слегка заторможенными движениями вовсю продемонстрировав, что сегодня опьянение настигло его не многим позже, чем меня.

Я помню белые обои, чёрная посуда,

Нас в хрущёвке двое, кто мы и откуда?

Задвигаем шторы, кофеёк, плюшки стынут

Объясните теперь нам, вахтёры, почему я на ней так сдвинут?

Голос у Ярослава был красивый: низкий, с приятной хрипотцой, гармонично вливающейся в гитарные аккорды в исполнении Никиты. Для меня вообще стало шоком, что среди богатеньких избалованных деток, к коим так или иначе относились Максим и его братья, могут быть популярны вечерние посиделки с гитарой, а не тусовка в вип-ложе какого-нибудь пафосного ночного клуба. И это навевало лёгкую ностальгию по тем временам, когда Костя брал меня с собой на похожие квартирные встречи со своими друзьями, где мне тоже отводилась роль маленького домашнего цветочка, при котором все старались вести себя как паиньки.

Наверное, поэтому сейчас мне так хотелось хотя бы напиться, лишь бы показать всем — и самой себе в первую очередь — что я могу быть не только робкой, послушной и застенчивой отличницей, никогда не смевшей перечить собственным родителям и живущей в мире, где всё имеет исключительно розовые оттенки с радужными переливами. Ведь никакая я на самом деле не хорошая девочка, а просто запуганная, закомплексованная и неуверенная в себе настолько, что не решаюсь показать людям своё истинное лицо.

Не решалась. Пока Иванов бесцеремонно не ворвался в мою спокойно-унылую жизнь и не перевернул в ней всё вверх тормашками, вынудив меня сначала высунуть голову из-под своей толстой брони, а потом и нерешительно подставить ему уязвимое брюшко.

— И всё равно, Полина, я так удивлена увидеть тебя здесь! — защебетала Алина, стоило только Ярику вместе с Никитой уйти на кухню за последней порцией приготовленного глинтвейна. — Тебя ведь родители раньше вообще никуда без Кости не выпускали.

У меня аж дыхание перехватило на мгновение, как чётко и метко эта пиявка смогла попасть по самому наболевшему, словно читала мои мысли. Ладонь Максима тут же сильно сжалась на моём бедре, но я даже подумать не успела, пытается ли он таким образом меня успокоить или всё же хочет влезть в наш разговор и как следует поставить её на место.

Максим это умеет и любит, мне ли не знать. Его вспышки гнева раньше пугали меня настолько же сильно, насколько теперь начали возбуждать.

— Им пришлось пересмотреть свою позицию. Наверное, потому что Костя умер?

— Ой, Полина, я не то хотела сказать, — она быстро захлопала своими длинными чёрными ресницами, как обычно умело эксплуатируя образ святой невинности.

— Да забей, Алина, нетактичные вопросы как герпес — могут случиться с каждым, — весело заметил Артём и нарочито громко чокнулся с Мишей, впервые при мне прыснувшим от смеха.

Больше Алина голоса не подавала, что не могло не радовать, ведь алкоголь окончательно ударил мне в голову и в таком состоянии я могла бы сказать много того, о чём бы сильно жалела на следующее утро. Какой бы гадкой она мне ни казалась, это вовсе не являлось разумной причиной превращать отличный дружеский вечер в бабскую склоку и показывать себя конченой истеричкой.

Время тянулось издевательски медленно, а горячие и совсем обнаглевшие ладони Максима гладили мои бёдра и ягодицы, бесстыдно ныряли под свитер с футболкой, чтобы пальцами пробежаться по голому животу и очень многообещающе оттянуть в сторону резинку на леггинсах. Понятия не имею, как мне вообще удавалось сдерживаться, чтобы не застонать или не наброситься на него с поцелуями прямо здесь и сейчас; более того, сквозь хмельную дымку, затягивающую остатки разума, я пыталась убедиться, не видно ли остальным, что он творит под прикрытием пледа.