Вне пределов (ЛП) - Энн Джуэл Э.

— Маргаритка11. Почему ты её так назвала?

Обхватив ладонями её крошечный затылок, я шепчу: ш-ш-ш-ш, — пританцовывая.

— Не знаю. Она много спит, поэтому я назвала её ленивая маргаритка, и это прозвище, должно быть, просто… — Я пожимаю плечами, — … прижилось. А что?

Он качает головой.

— Ничего… просто так.

Через несколько минут Морган засыпает, и я укладываю её обратно в кроватку. Нейт отступает от двери, когда я выключаю свет.

— Тебя мучают кошмары, в которых ты теряешь жену? — спрашиваю я шёпотом, когда мы оказываемся лицом к лицу в коридоре.

Нейт хмурится. Я жду, когда он ответит.

— Иногда.

— Возможно, и её тоже.

Я прижимаю ладонь к его сердцу.

Он напрягается под моей рукой.

— Я не навязываюсь тебе. Я лишь хочу напомнить, что прикосновения — это естественная потребность человека, и это один из способов выражения любви. Если бы ты не нуждался в успокоении, то не ходил бы к доктору Грейсону. — Я убираю руку. — Прикосновения — это единственный способ выражения любви, который Морган может испытывать в данный момент. Поэтому помни об этом, когда в следующий раз будешь считать часы, которые я провожу, обнимая её, пока ты на работе.

Сдерживая эмоции, которые вот-вот готовы вырваться наружу, я хватаю рюкзак и выбегаю за дверь. Пройдя несколько кварталов, останавливаюсь, наклоняюсь и упираюсь руками в колени. На глаза наворачиваются слёзы.

— Боже, Нейт. Что с тобой произошло?

Выпрямившись, смотрю на свою руку. В тот момент, когда прижала её к его груди, я почувствовала биение его сердца. Моя проклятая рука помнит биение его сердца. Как это возможно? И почему он не может вспомнить меня?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ЖУРЧАНИЕ фонтанчика в углу кабинета доктора Грейсона заглушает приглушенные голоса в приемной. Кому-то нужно полить грустный, увядающий папоротник на подоконнике. Аромат кофе наполняет воздух, но я знаю, что к тому времени, как я уйду, он сменится ароматом мяты.

Пять.

За сеанс доктор Грейсон съедает в среднем пять мятных конфет — которые продаются в маленькой баночке с белыми бумажными вкладышами.

— Может, сегодня обсудим что-то новое? — спрашиваю я, обнимая темно-синюю подушку с белым компасом, вышитым на лицевой стороне.

Может, он любит плавать, а может, это символ того, что он помогает пациентам найти направление.

— Мы можем обсудить все, что хочешь.

Доктор Грейсон принимает три позы за сеанс: руки сложены на коленях, руки сложены на столе и руки сложены на груди, подбородок покоится на переплетенных пальцах.

Сейчас его руки сложены на коленях, — именно с этого мы обычно начинаем каждый сеанс. Ещё через двадцать минут они окажутся на его столе, а к концу — в самой созерцательной позе.

Я обращаю внимание на случайные вещи.

— В последнее время у меня было несколько моментов дежавю, но не из тех, которые кажутся странными на несколько секунд, а затем проходят. Это не просто мимолётные воспоминания, которые быстро забываются. Это яркие воспоминания, такие же яркие, как воспоминания о весёлой вечеринке в честь моего шестнадцатилетия или выражение лица моей мамы, когда доктор сообщил нам о смерти отца.

Доктор Грейсон меняет положение рук и теперь его пальцы сложены в форме домика.

— Расскажи об этих воспоминаниях.

Я провожу ногтем по компасу на подушке, которую прижимаю к груди.

— Недавно я встретила парня, и я его знаю, но не в том смысле, что он кажется мне знакомым. Я имею в виду, что я знаю его не в настоящем времени, а в прошлом.

— В прошлом?

— Да.

— Значит, ты знала его, когда была ребёнком?

Вопрос на миллион долларов

— Нет.

Его губы сжимаются, а брови хмурятся.

— Мне известно кое-что о нём с тех пор, как он был ребёнком. Не о нас, когда мы были детьми.

Я смеюсь. Произносить это вслух кажется ещё более странным, чем в мыслях.

— Он тебя знает?

— Нет.

— Ты часто меняла школу. Уверена, что когда-то вы не были одноклассниками?

Я медленно качаю головой. Это вызывает у меня смешанные чувства: удивление, смятение, безумие и… душевную боль, потому что я помню его прикосновения — биение его сердца.

— У тебя есть старые ежегодные альбомы, которые ты могла бы просмотреть?

Я продолжаю отрицательно качать головой.

— Его не будет ни в одном из них.

— Почему ты так уверена?

— Потому что он на пятнадцать лет старше меня.

Крышка баночки с мятными конфетами открывается, и слышится шуршание фантика. Он достаёт конфету и кладёт её в рот. Мне кажется, он использует это время, чтобы сформулировать другой вопрос или найти подходящий профессиональный ответ, в котором не будет слова «сумасшедшая».

— Не могла бы ты рассказать о своих воспоминаниях подробнее?

— Что вы хотите знать? Его любимый цвет? Планировка дома, в котором он вырос? Его причуды и манеры поведения? Как сильно его отец ненавидел то, как он шаркал ногами по полу, словно ему было лень поднимать их и ходить, как «нормальному человеку»? Я знаю о нем все, по крайней мере, мне так кажется.

— Однако ты не можешь объяснить, откуда знаешь это?

— Да.

Я морщусь.

— Ты подтвердила, что твои знания о нем, соответствует действительности?

— Да. Ну, не все. Я не хочу его окончательно выводить из себя. Он теперь мой босс.

— У тебя новая работа?

— Да. Я работаю няней у девочки, которой всего месяц. Её мама умерла при родах. Отец — профессор и он много работает.

Я жду, когда на его лице отразится узнавание. Он должен понять, что я говорю о Нейте-Натаниэле Ханте.

Несколько секунд он часто моргает. Он улавливает связь.

— Он ваш пациент. Натаниэль Хант.

Доктор Грейсон медленно облизывает губы.

— Я понимаю, что вы не можете обсуждать это со мной. Это вполне естественно. Я видела его в вашей приемной после нашего первого сеанса. Вот откуда мне это известно. Вам не нужно ничего говорить, просто слушайте. — Я улыбаюсь. — Ничего нового, не так ли?

На его лице появляется едва заметная улыбка, сопровождаемая поднятием одной брови.

— Я думаю, у Нейта… под таким именем я его помню… какая-то эмоциональная травма из-за смерти жены. Не обычное горе, а нечто более глубокое, что повлияло на его способность помнить такие вещи, как … как то, что мы знаем друг друга.

— Я не могу обсужд…

— Знаю. На самом деле, я не жду, что вы будете со мной чем-то делиться. Я просто рассказываю об этом. Пища для размышлений. Что угодно. Думаю… — Я медленно, протяжно выдыхаю: —… больше всего меня беспокоит то, что я не могу понять, откуда его знаю. Как…

Маленькие комочки тревоги скручиваются у меня в животе, вызывая знакомую тошноту. Это то же самое чувство, которое я испытывала каждый раз, когда мои родители брали меня с собой на обследование. Я не могу вспомнить ни одного случая в своей жизни, когда чувствовала себя нормально. Эксперты целую вечность пытались «понять меня».

— Это сложно описать, но это то, что нас объединяет. Я помню своё прошлое и его прошлое, но не «нас». И мне кажется странным и даже невероятным, что я так много знаю о нём, если не было «нас».

Доктор Грейсон и глазом не моргнул. Я ожидаю, что в любой момент в дверь ворвется команда людей в белых халатах, вонзит иглу мне в руку и потащит в помещение с мягкими стенами и без окон.

Проходит некоторое время, а может, и больше, прежде чем он начинает печатать на клавиатуре, сидя за своим рабочим столом. Затем он надевает ночки в чёрной оправе для чтения и, приподняв подбородок, читает.

— Вы перечитываете мою историю болезни?

Он изучающе смотрит на меня. Его медово-карие глаза изучают доброту, но в них есть что-то похоже на беспокойство. Я впервые вижу у него такой взгляд.

Подложив подушку-компас под спину, я выпрямляюсь. Сумасшедшие люди не выглядят уверенными в себе, поэтому я собираюсь стать символом уверенности, даже если неуверенность съедает меня изнутри заживо.