Порножовщина (ЛП) - Карделло Рут
Джек медленно кивает, но встречается со мной взглядом только после того, как заходит Шерил.
— Хью, возможно, только что спас Рэю жизнь, но я ненавижу то, что не было другого выхода. Рэй заслуживает счастья не меньше, если не больше, чем все мы. Неправильно, что он возвращается так, — Джек вздыхает и ненадолго закрывает глаза, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. — Я не понимаю, как это работает и почему наша связь так сильна с людьми, которые нас вернули, но ты важна для Рэя. Если он переживет это, то его чувства будут только усиливаться с каждой вашей совместно проведенной минутой.
Я ухмыляюсь:
— Ты говоришь таким тоном, словно это плохо.
— Только если ты не чувствуешь к нему того же. Он намеревался спасти мир, но сжег бы его дотла ради той, кого любит.
Я с трудом сглатываю. Это немного пугает, но, не буду врать, волнует не меньше.
— Любит? Он едва меня знает.
— Он выбрал тебя, — Джек целует Шерил в макушку. — Теперь ничто не имеет значения больше, чем эта связь. Ничто.
Я вспоминаю, как Джек вступался за Рэя, пока Хью не поставил во главу угла благополучие Шерил. Она смотрит на него с такой любовью, что взаимность их чувств становится очевидна.
Могло бы у нас с Рэем быть такое?
Мое сердце болит за него, но болит ли оно больше, чем могло бы из-за любого другого человека, который боролся бы за жизнь у меня на глазах?
Я не знаю.
— Я буду осторожна, — говорю я.
Сидящая рядом Мерседес изливает душу:
— Это сложно, но ты только подумай, что скоро все станет просто потрясающе. С нами случилось такое приключение, которого никто из нас не мог даже и представить.
Как она может всегда быть такой чертовски позитивной? Неужели она совершенно не замечает страданий Хью?
— Прочти свежие новости, Мерседес. Никто из нас не выбирал это приключение.
Она бросает взгляд через плечо, туда, где еще недавно стоял Хью.
— Тебе просто внушили ложь о том, что все хорошее должно доставаться легко. Нет ничего легкого в том, чтобы устроить хорошую жизнь для себя или полюбить кого-то. Я знаю Хью достаточно хорошо, чтобы понимать, что он сделал то, чего не хотел, но лишь потому, что чувствовал необходимость этого. Я могла бы пойти и сказать ему, что все в порядке, но это не помогло бы. Ему нужно время. Если я подойду к нему сейчас, он почувствует, что должен притворяться, что с ним все в порядке, ради меня. Ему становится лучше, когда он со мной. А я не хочу оставаться одна, когда мне больно. Любить кого-то — значит признать, что этот человек не обязательно должен быть таким же, как ты. Люди могут быть совершенно разными.
Шерил смотрит на Мерседес.
— Значит, ты боишься сказать ему что-то, от чего ему станет хуже?
Мерседес морщит нос.
— И это тоже.
Я киваю, потому как даже понятия не имею, что бы я сказала Рэю. Если бы я осталась с ним, велика вероятность, что он не превратился бы обратно в нож, и это могло стоить ему жизни.
Тем не менее, я не могу не ненавидеть Хью за то, что он выставил меня из комнаты. Я также не могу немного не ненавидеть себя за то, что ушла. Я не хочу это признавать, но в последнее время слова Мерседес обретают больше смысла. Я действительно надеюсь, что все хорошее будет даваться легко. Я просто не хочу, чтобы трудный путь был правильным.
Хью, вероятно, чувствует то же самое.
По мере того, как я перематываю последние несколько минут, прокручиваю их снова и снова, мой гнев улетучивается.
— Пожалуйста, передай Хью, что я ценю то, что он сделал, и то, как тяжело это, должно быть, было тяжело для него.
Мерседес снова обнимает меня, прежде чем сказать:
— Это то, что ему нужно услышать.
И с этими словами она уходит, чтобы найти его.
— Что нам теперь делать? — спрашивает Шерил.
— Ждать, — отвечаю я, опуская взгляд на телефон, чтобы отследить местонахождение матери. — Еще пять минут.
Пять минут никогда раньше не казались мне такими долгими.
Я встречаю мать в дверях и рассказываю ей о том, что произошло, пока ее не было — не о том, что было сказано или что кто-то чувствовал, — только факты.
— У тебя есть что-нибудь, что может ему помочь?
Она останавливается на полпути и пронзает меня взглядом.
— Я смогла изучить не только его кровь, но и несколько образцов кожи, которые были на рубашке Хью. Я не верила тебе, пока не посмотрела на все под микроскопом. Клетки его крови увеличены и имеют уникальную форму, присутствует огромное количество активных лейкоцитов. А еще в его крови и клетках его кожи я обнаружила металлические включения. Какую-то структуру, которую я никогда раньше не видела.
— Потому что иногда он — нож.
Она озадаченно качает головой.
— Структура его клеток подтверждает такую вероятность. Кто они, Эшли? Я все проверила. Они не люди.
— Они были ими. Я же говорила тебе, правительство проводило над ними эксперименты. Я снова и снова обдумывала то, что узнала о них, и я думаю, что инъекции, которые им делали, включали ДНК головоногих моллюсков, иглокожих и голотурий.
— Я не смогла изучить ДНК, но это также объясняет, почему Рэй может маскироваться под окружение.
— Чего я не понимаю, так это того, что если он может регенерировать, то почему не может победить тот наркотик, который ему дали? Он снова чуть не умер. Из-за чего?
— Используя образцы крови других мужчин, я смогла выявить данные о том, что могло так проявиться. Его уровень HVA чрезвычайно высок, но в его крови, в отличие от крови других, содержалось огромное количество свинца, а также биомаркеры, указывающие на какую-то другую форму токсина. Я ненавижу делать какие-либо выводы на основе поспешных анализов, но я предполагаю, что они дали ему кислоту, возможно, из водорослей, вместе с бактерией, вызывающей лихорадку.
Она смотрит вверх, размышляя.
Я догадываюсь, о чем она думает.
— Резкие перепады температуры могут повлиять на метаболические процессы осьминога.
Ее глаза светятся гордостью.
— Двойной удар. Ослабить иммунную систему ядом, а затем поджечь ее лихорадкой. Лейкоциты будут вырабатываться экспоненциально, пока система, по сути, не активируется сама.
— Это теория.
— Итак, что нам делать?
Она невесело смеется.
— Ставлю на то, что моя интуиция верна, и нужно дать ему безумно большую дозу антибиотиков.
— Достаточную, чтобы сбить лихорадку.
— Или достаточную, чтобы убить его, — она качает головой. — Есть так много неизвестных переменных…
Моя мама не говорит подобное просто так, потому дело действительно серьезно.
— Если тебе неудобно давать ему антибиотики, мама, это сделаю я. Мы — его единственный шанс на спасение.
— Я сделаю это, но все же было бы чудесно проконсультироваться с командой диагностов. Я понимаю, почему эти мужчины должны оставаться в тени. Они — чья-то ошибка, которую либо отправят на опыты, либо уничтожат. Когда правительство научится уважать природу? Кто-то очевидно решил поиграть в Бога, а из этого ничего хорошего не получается.
Хью и Джек присоединяются к нам.
— Итак? У нас есть план? — спрашивает Хью.
Я встречаюсь взглядом с Мерседес через всю комнату и бросаюсь к Хью, крепко обнимая его.
— Да, и благодаря тебе мы, возможно, сможем спасти Рэя.
Руки Хью нависают надо мной, не касаясь, но дрожь, пробегающая по его телу, говорит о том, что мои слова задели его. Я отпускаю его и отступаю. Он откашливается.
— Ладно, давай сделаем это.
Все мы собираемся вокруг моей кровати, где на подушке лежит Рэй, все еще находящийся в форме ножа. Я отчаянно хочу, чтобы он вернулся, но не знаю, как ему помочь. Даже если это необходимо, с моими нервами, которые и так натянуты как струна, мне меньше всего хочется прикасаться к нему сейчас.
Не со всеми в комнате.
Особенно когда здесь моя мать.
— Тебе нужно побыть с ним минутку наедине? — спрашивает она, и я съеживаюсь.
— У тебя есть мороженое? — вмешивается Мерседес.