Соль под кожей. Том третий (СИ) - Субботина Айя
Это просто ирония.
Такая черная и заслуженная, что впервые за время этого разговора я ощущаю легкий привкус удовлетворения. Больше не надо притворяться, можно смотреть в его затравленное перекошенное бессильной злобой лицо и говорить все, что хочется. Даже если за годы ожидания я растеряла почти всё, что хотела сказать.
Когда-то я называла его именно так — родной.
А сейчас это звучит в тысячу раз злее и жестче, чем весь тот мат, которым Наратов так щедро в меня плюется.
— Лерка… блядь… — Он реально как баба шмыгает носом. — Я же… так получилось…
— Угроза не сработала, и ты решил давить на жалость. Маленький спойлер, чтобы ты зря не тратил мое время — это тоже не сработает. Ничего не сработает, Серёженька. Придется дальше как-то самому. Помнишь мой совет про любовника? Так вот — забудь. Вид у тебя уже совсем не товарный.
Краем глаза замечаю заезжающий на парковку знакомый «мерин».
Димка идет ко мне уверенным шагом, ныряет под зонт, перехватывает ручку, отдавая взамен букет пионов, таких ароматных, что они моментально вытравливают из пространства запах помойки по имени «Наратов Сергей».
Он, кстати, быстро, насколько возможно, отползает в сторону.
Смешной. Димка об него никогда руки пачкать не стал бы. Не говоря уже о том, чтобы вмешаться и испортить мне удовольствие.
— Задержался, Лори, прости — все светофоры собрал. — Чмокает меня в щеку. — Все хорошо?
Я прижимаюсь к его плечу.
Семь лет назад у меня была мечта — увидеть Наратова на коленях, униженным, разбитым, отбросом на дне. А самой в это время быть сильной, выжившей, не сломленной и не одинокой.
Но все получилось даже лучше.
Потому что на Наратова, вот честно, плевать. Он просто эпизод из прошлого — уже давно не болезненный, не четкий, чужой. Зато рядом — моя Зверюга, мой муж, сильный, надежный, верный и бесконечно любимый.
Я вот сюда шла семь долгих лет.
— Плохо у вас отвоз мусора налажен, Валерия Дмитриевна, — подмигивает Димка, — говно какое-то под ногами валяется.
— Завтра обязательно сделаю своим нагоняй, Дмитрий Викторович. — Смотрю на него снизу-вверх и чуть тише прибавляю: — Обожаю тебя, муж.
— А я тебя, жена. — Ведет к машине. — Я стол не заказывал, замотался. Куда хочешь? Рыбу, мясо. Устрицы?
Мы пересматриваемся и смеемся в унисон.
— Шутов, я тебе эти устрицы знаешь куда напихаю?
— Пихать в нашей семье — исключительно моя неделимая обязанность, обезьянка. — Открывает для меня дверцу машины, придерживает за талию и жадно целует, вылизывая мой рот как будто собирается трахнуть в ближайшие три минуты. Отрывается с трудом, озорно рычит и, блин, выразительно поправляет ширинку. — Лори, если ты не озвучишь свои гастрономические пожелания на ужин — я отжарю тебя.
— Мяса хочу, Шутов. Большой кусок сочного мяса с кровью. А на десерт — то, что ты сказал.
Избавлюсь от «ТехноФинанс» — и буду абсолютно полностью счастлива и свободна.
Глава сорок четвертая: Лори
Мы приземляемся в аэропорту посреди ночи.
Димка налегке, со спортивной сумкой через плечо — понятия не имею, что он взял, но кажется, что только плавки, сменное белье и ровно то, что на нем. В противовес двум моим здоровенным чемоданам. В одном у меня платья и купальники, которые я сто лет уже не выгуливала, в другом — косметические принадлежности, ноутбук, электронная книга и еще бог знает что.
Шутов забирает наши вещи и смеется, что хотя бы в чем-то я типичная женщина.
Пока ждем машину, набирает по видеосвязи нашу котоняню.
Мы оба попеременно лезем в кадр, чтобы помахать нашим близняшкам руками и «почесать за ухом» парой типичных нежностей. Мне даже кажется, что эти ушастые малышки уже начали различать наши голоса и вполне определенным образом на них реагировать: Хельга поднимает нос на Димкин голос, Локи вздергивает уши в ответ на мой.
— В следующий раз полетят с нами, — говорит Дима, когда заканчиваем сеанс и устраиваемся в подъехавшее за нами авто. Забрасывает руку мне на плечо, укладывает себе на грудь.
Я прикрываю глаза, расслабляюсь.
В который раз пытаюсь набраться смелости и рассказать ему о разговоре с Авдеевым. Но снова притормаживаю, на этот раз — даже почти открыв рот.
Шутов не говорит о Стасе. Не упоминает о ней даже вскользь. Он как будто вынес свою дочь за скобки и держит там. Слишком старается сделать вид, что эта часть жизни не существует. А я слишком хорошо его знаю, чтобы не понимать — он всегда так делает, когда ему адски больно. Как будто боится, что его болью случайно зацепит меня. Или вполне справедливо думает, что если даст слабину — я постараюсь вмешаться, пользуясь тем, что Авдеев ко мне расположен.
Я не рассказываю о нашем с Вадимом разговоре не потому, что боюсь напороться на порцию гнева за попытку играть у него за спиной. Или за то, что попыталась выторговать хотя бы какие-то условия, на которых он может видеться с дочерью, хотя мы ни разу их не обсуждали. И у него, в конце концов, могут быть собственное видение на всю эту ситуацию.
Я держу рот на замке, потому что у меня почти нет веры в то, что Вадим передумает. Вселять в Димку надежду, держа в уме ее почти полную невозможность, у меня просто не хватит сил. Я слишком сильно люблю свою бешеную зверюгу, чтобы так негуманно ковырять его бедное израненное сердце.
Из машины мы пересаживаемся в катер и через пятнадцать минут высаживаемся на острове. На улице еще темно, хотя на горизонте уже загорается ярко-апельсиновая полоска рассвета.
— Блин, Димка… — Я обвожу взглядом ту часть пляжа, которая полностью скрыта за деревянным навесом.
Он подходит сзади обнимает меня за талию и по привычке упирается подбородком мне в макушку.
— Подумал, что, если я со своей сгорающей даже от слова «солнце» женой вдруг захочу заняться пляжным волейболом или сексом, для этого должно быть достаточно свободного пространства.
— Я вышла замуж за волшебника, — накрываю его ладони своими, перекрещивая пальцы, кольцо к кольцу.
— Не, ты вышла замуж за корыстную сволочь, — смеется Шутов, приподнимает меня и на весу тащит в бунгало. — Не хочу, чтобы вместо четырех дней секс-марафона, у нас было четыре дня ебли с твоими солнечными ожогами.
— Вот же придурок!
Поверить не могу, что когда мы были здесь в прошлый раз, все было слишком по-другому. Даже когда мне казалось, что он смотрит на меня не только как на свой самый лучший и долгоиграющий проект.
После перелета мы так устали, что спим до обеда. Буквально. Я даже не помню, когда в моей жизни было такое, что «утро» начиналось после полудня. Но даже выразительно урчащие животы не так чтобы сильно подстегивают нас выбираться из постели. Хочется просто обниматься и слушать прибой.
Первым из постели все-таки выбирается Димка.
Бодро носится по дому — из душа на кухню, откуда приносит поднос с завтраком. Мы так крепко спали, что абсолютно прошляпили приезд обслуживания. Хотя, скорее всего, без задних ног спала только я.
Пьем кофе, начисто вылизываем тарелки, валяемся в кровати.
Димка ищет в планшете места на материке, куда можно съездить вечером. Но мне, если честно, вполне достаточно этого острова и четырех днем с мужем. Даже если мы будем валяться друг с другом вот как сейчас.
Но ближе к четырем все-таки решаемся выбраться на пляж.
Пока я пытаюсь изображать бармена и мешаю нам какую-то очень альтернативную версию апероля, появляется Шутов. Я останавливаю взгляд на его ногах. На крепких мускулистых щиколотках, на выразительных икрах, немного вытянутых коленях, мощных квадрицепсах. Выше и выше, задаваясь только одним вопросом — когда же, наконец, закончатся эти бесконечные ноги?! А заканчиваются они короткими шортами-плавками, настолько крохотными, что мой любимый придурок в одежде снова выглядит так же пошло и отвязно, как и без нее.
— Блин, Шутов, нет! — Я немного краснею, смущаясь какого-то совсем уж лишенного логики приступа ревности. — А нормальные плавательные шорты у тебя есть?
