Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер
В глазах Эллисон блестят слезы.
― Потанцуешь со мной?
Я встаю, и пространство между нами сокращается в молчаливом, понимающем притяжении. Когда она шагает в мои объятия, я переношусь в тот момент, когда нам было по шестнадцать.
Гостиная превращается в декорацию тематического парка.
Целую жизнь назад.
Невинность и жизнь.
Люди подпевают нам, танцуют, смеются под палящим солнцем, а мы цепляемся друг за друга, раскачиваемся и создаем музыку, которая проникает глубже, чем любая нота или мелодия.
Гостиная гудит в мягком ритме нашего заливистого смеха, отдаваясь эхом той же легкости, которая наполняла те беззаботные дни. Наша любимая песня витает в воздухе, словно нить, связывающая нас с тем моментом ― тогда и сейчас, ― напоминая мне, что даже самая тяжелая борьба может привести к чему-то прекрасному.
Не все стены нерушимы.
Не все стены вечны.
Некоторым просто нужно немного времени, чтобы стать менее прочными, и немного надежды, чтобы их разрушить.
ГЛАВА 53
― …а потом Ариэль в середине своего выступления выхватила телефон у новичка, сделала селфи и отправила его маме с подписью ― отлично проводим время, спасибо за деньги на день рождения, Джанет!
Я нюхаю кофе.
― О, Боже. Я чувствую себя такой оторванной от реальности.
Мама смеется рядом со мной и качает головой, слушая рассказы Куини о стрип-клубе.
― Вот почему у тебя есть я, ангелочек. Я всегда поделюсь свежими новостями, независимо от того, работаешь ты у меня или нет. ― Куини откидывается на спинку садового кресла во внутреннем дворике и отхлебывает полуденную мимозу. ― Но я не могу сказать, что мы не скучаем по тебе. Лен хандрит уже несколько недель.
― Я скучаю по Лену, ― размышляю я. ― Я по всем скучаю.
― Не нужно избегать нас. Мы всего в часе езды от твоего нового дома.
Моя мама вытаскивает помидоры из своего сэндвича15, как что-то уродливое.
― Эверли, может, ты устроишь вечеринку по случаю новоселья, когда устроишься. Только скажи, и я приеду. Ты же знаешь, у меня есть несколько растений, которым нужен новый дом.
Я знаю, она прислала мне панорамную фотографию своей гостиной, которая одновременно служит оранжереей. Затем я морщу нос при мысли о вечеринке по случаю новоселья.
В голове мелькает список гостей: я, Айзек, детектив полиции Лос-Анджелеса, моя травмированная лучшая подруга, горстка стриптизерш и моя мама со своей маленькой армией папоротников.
― Я привезу змеиное растение, нефрит и обязательно монстеру, ― продолжает мама. ― Это очень украсит ваше пространство.
― Я ценю это, но мы все еще находимся на стадии ремонта.
Как раз то, что мне нужно, ― растения, которые, возможно, переживут апокалипсис, в то время как я все еще пытаюсь вспомнить, принимала ли я душ сегодня. Я помешиваю свой кофе со льдом пластиковой соломинкой и слушаю, как позвякивают кубики льда.
― Мы еще даже не выбрали цвет краски.
― Вам нужна мебель? Декор, настенная живопись, кухонная утварь?
― Думаю, мы уже со всем определились.
― А что нравится Айзеку?
Я воздерживаюсь от того, чтобы сказать «моя вагина».
― Мы оба придерживаемся минимализма. Чем меньше, тем лучше.
Куини одобрительно хмыкает.
― Как тебе повезло. Мой второй муж был скопидомом.
― Андре, верно? ― спрашивает мама, ее глаза вспыхивают от старых воспоминаний. ― У него была памятная реликвия в виде пакета с кетчупом.
― Он не мог выбросить ни одной упаковки с 1987 по 2003 год. ― Рассмеявшись, Куини допивает мимозу. ― Но все равно на голову выше Даррелла и его манекена для эмоциональной поддержки.
Они обе хохочут, выкрикивая в унисон:
― Маргарет!
Пока эти две женщины предаются воспоминаниям, я проверяю время на своем телефоне. Айзек высадил меня у кафе час назад, а сам уехал по делам в город.
По делам.
Это слово звучит слишком обыденно. В реальности он, наверное, прочесывает «7-Eleven» и смотрит на продавца таким взглядом, который заставляет людей признаваться в преступлениях, которых они не совершали.
Я откусываю круассан, наблюдая за пешеходами, проходящими мимо кафе в Сан-Франциско, пока солнце льется вниз, словно золотой прожектор. Улыбка появляется на моих губах, и я закрываю глаза, наслаждаясь теплом. Было время, когда я скучала по солнцу больше всего на свете. Потом наступило время, когда я возненавидела его ― из-за этого сияния все казалось слишком ярким, слишком идеальным, как счастье, которое невозможно удержать.
Теперь я позволяю ему омывать меня без всяких ожиданий, принимаю все, что оно предлагает. Мир продолжает двигаться, и я научилась двигаться вместе с ним, даже когда свет меркнет.
― Чем ты сейчас занимаешься, милая? ― спрашивает меня Куини, промокая губы салфеткой и оставляя на ней рубиновый поцелуй.
Затянув хвост, я выпрямляюсь в кресле и улыбаюсь.
― Я устроилась на неполный рабочий день в местный заповедник дикой природы.
― Пауки? ― удивляется мама, настороженно глядя на меня.
― Один. Гигантский волосатый тарантул, намного больше Фестуса. ― Я улыбаюсь, когда она морщится, затем опускаю взгляд на стол. ― А еще… я только что записалась на курс криминалистики в местном колледже.
Мама роняет свой сэндвич и изумленно смотрит на меня.
― Что? Ты мне не говорила.
― Я подписала документы вчера. Я прикусываю губу, не в силах подавить охватившее меня волнение. ― Я подумала, что никогда не поздно начать сначала.
Она моргает полдюжины раз, переваривая сказанное.
― Криминалистика? После всего, через что ты прошла?
― Да. Если я и смогла извлечь что-то хорошее из своего опыта, так это то, что я осознала, как мельчайшие детали могут иметь огромное значение. Так много всего может быть скрыто на виду — одна-единственная улика может раскрыть целую историю. — Мои глаза затуманиваются, в груди бурлит адреналин. ― Я потратила годы, анализируя каждую мелочь, которая могла бы помочь мне выпутаться из ситуации. Теперь я хочу использовать это внимание для чего-то более… продуктивного. Я хочу помочь другим найти ответы.
Куини и мама обмениваются взглядами, их лица смягчаются, прежде чем они обе переводят взгляд на меня. Глаза моей мамы наполняются слезами. Она кивает, берет мою руку и нежно сжимает.
Кольцо со стрекозой все еще сверкает на ее пальце под лучами калифорнийского солнца ― стойкость и перемены, сказала она мне.
Куини вздыхает и прищелкивает языком.
― Всегда знала, что ты создана для больших дел. Ты живешь так же, как и рассказываешь свои истории ― непримиримо.
Я складываю руки на коленях, переключая внимание между двумя самыми сильными женщинами в моей жизни. Обе они по-своему матери, обе ― путеводные звезды.
― Так меня воспитали.
Рядом с нами раздается знакомый рев двигателя, и я бросаю взгляд налево, замечая джип ржавого цвета. В моей груди взрываются фейерверки. Прошло шесть месяцев, а моя физическая реакция на встречу с Айзеком Портером во плоти не ослабевает ни на йоту.
Щеки теплеют, пульс учащается, и я наблюдаю, как он выпрыгивает из машины, закрывает дверь, обходит машину сзади и находит мой взгляд с другой стороны тротуара. Едва заметная ухмылка появляется на его губах, когда он прижимается бедром к багажнику джипа и складывает руки на груди, наблюдая за мной с расстояния в несколько ярдов.
Я знаю этот взгляд.
В багажнике лежат подвесные тросы.
Мама прочищает горло, вырывая меня из невидимого потока, который течет между мной и Айзеком на центральной улице города. Куини присвистывает.
Возбудившись, я тянусь за кофе со льдом и отпиваю половину.
― Что? ― говорю я, глотая воздух.
― Кинг-Конг смотрит на тебя так, будто только что нашел свой новый любимый небоскреб, ― подмигивая, бормочет Куини.
Мамины губы сжимаются в тонкую линию, но в глазах светится веселье.
