Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер
― М-м-м, у меня определенно есть какие-то чувства. ― Я приподнимаю бедра, чтобы убедиться, что она чувствует то же самое.
― Хватит меня отвлекать. ― Она легонько шлепает меня по бицепсу. ― Я слышала, что сказал Таннер. Теперь я хочу знать, что думаешь ты.
Что ж, пять секунд назад я думал, что я возбужден, а теперь я снова думаю, что меня тошнит.
― Нам обязательно выяснять это сегодня? Мы можем двигаться шаг за шагом. Посмотрим, как мы будем себя чувствовать завтра или на следующей неделе. ― Я сглатываю. ― Может быть, нам никогда не придется давать этому название. Однажды мы могли бы проснуться, и все прояснилось бы само собой.
Черт, почему я все еще говорю?
― Хм… ― Она задумчиво смотрит на меня, держась достаточно далеко от моего паха, чтобы я не мог легко перевести разговор на другие темы. ― Нет, мы не обязаны выяснять это сегодня, и да, мы можем делать это постепенно.
Слава Богу.
― Но тот факт, что ты пять раз произнес слово «мы» во время этого панического бреда, говорит мне о многом.
Я не знаю, что на это ответить.
― Правда?
― Да. Особенно если учесть, что это было связано с будущим. Похоже, ты думаешь, что у нас есть что-то, что ты не хочешь прекращать прямо сейчас.
― А ты ожидала этого от меня?
Она проводит пальцами по своему лбу и опускает их к щекам. Ее тело прижимается к моему.
Она выглядит… задумчивой? Полной надежды? Грустной?
Я не знаю, но на этот раз я не пытаюсь ее отвлечь.
― На самом деле я не знаю, о чем ты думаешь, Айзек. ― Ее глаза блуждают по моему лицу, изучая меня, словно она пытается сложить кусочки головоломки. Ее руки опускаются, одна из них легко касается моего сердца. ― Я не знаю, чего ты хочешь и что тебе нужно; останешься ли ты здесь или исчезнешь в ближайший час. Но я знаю, что от одной мысли об этом мне хочется плакать.
В ее голубых глазах мерцает блеск.
В моей груди, в том месте, где лежит ее рука, возникает боль, и это никак не связано с травмой.
― Как ни странно, я надеюсь, что тот факт, что ты, кажется, на грани срыва, ― хороший знак. ― Ее губы складываются в слабую улыбку. ― Если бы тебе было все равно, ты бы просто ушел, не оглянувшись. Не так ли?
― Да. Наверное, так и было бы.
― Тогда я буду считать это положительным моментом. ― Ее пальцы перебирают мои волосы, слегка поглаживая, успокаивая, спускаются к затылку, чтобы нежно размять там ноющие мышцы.
― Я не знаю, как это, Пчелка.
― Быть вместе? ― Она слегка хмурится. ― Это не так уж сложно. Мы делаем это прямо сейчас.
Вздохнув, я поднимаю здоровую руку, жестом приглашая ее прижаться ко мне.
― Между прочим, ты единственный человек, с которым я когда-либо думал об этом.
Она тянет свое лицо к моему, потираясь о мою щетину.
― Это хорошее начало.
Потолочный вентилятор медленно вращается над нашими головами, и я смотрю на него, не мигая, позволяя ему погрузить меня в гипнотическое состояние.
― Я просто не уверен, что тебе от меня нужно. Или что будет дальше.
Она тесно прижимается ко мне своим телом.
― Все отношения развиваются. Единственное, что нам нужно знать прямо сейчас, ― хотим ли мы жить дальше друг без друга.
Я смотрю ей в глаза.
― Я не хочу.
― Я тоже.
Я киваю.
Мы просто позволим этому развиваться.
Ее губы касаются моих, и я прижимаюсь к ним, соединяя наши рты. Моя рука путается в ее волосах, оттягивая голову назад. Затем я провожу языком по линии ее подбородка к шее, где прикусываю нежную кожу.
На меня снисходит озарение, которое должно было быть очевидным с самого начала.
― Я никуда не собирался уходить сегодня ночью, ― шепчу я ей в горло.
Она мечтательно мурлычет, ее глаза закрываются.
― Или завтра. ― Мои пальцы скользят между ее ног, вырывая у нее стон. ― Или на следующей неделе.
Или, возможно…
Никогда.
ГЛАВА 52
Пять месяцев спустя
Мои пальцы крепко сжимают руль, когда я смотрю вперед, наблюдая, как мамы с колясками скользят по свежезалитому асфальту, впитывая солнце Санта-Клариты. Вчерашний дождь закончился, но его след остался в сверкающих каплях, прилипших к ветвям деревьев под ясным голубым небом.
Я бросаю взгляд на бунгало Эллисон ― свежее оштукатуренное здание с коричневыми ставнями, расположенное в типичном для среднего класса районе. Это должно было стать воплощением ее мечты ― начать все с чистого листа. Хороший мужчина рядом с ней и надежда создать семью в обозримом будущем.
Но на лужайке перед домом уже висит табличка «Сдается в аренду», а эта надпись ― как пара металлических щипцов, сжимающих мое сердце.
Тяжело сглотнув, я глушу двигатель и выбираюсь из машины. Не знаю, чего я жду от сегодняшнего дня. С тех пор как пять месяцев назад все рухнуло на подиуме в Сан-Франциско, я видела Эллисон всего один раз, и это было далеко не сердечное воссоединение. Похороны Джаспера прошли как в тумане. Она была так убита горем, что я осталась в стороне, позволив себе лишь мимолетно обнять бывшую лучшую подругу ― но так крепко, что я до сих пор чувствую эти объятия, когда закрываю глаза и задерживаю дыхание.
Я ушла рано, планируя связаться с ней, когда пыль уляжется, но меня встретило радиомолчание.
В конце концов на связь вышла ее мать, сообщив, что Эллисон уехала в Южную Африку, чтобы пожить у своей тети, пока восстанавливается и разбирается с последствиями нашего общего ада.
Понятно. Я знаю, каково это ― хотеть спрятаться.
Я также знаю, что бегство ― это лишь повязка на рану, которая продолжает кровоточить. Рано или поздно все просачивается наружу, заставляя тебя встретиться с болью лицом к лицу.
Я иду к ее оливково-зеленой двери, и каждый шаг дается мне тяжелее предыдущего. Только что посаженные цветы вдоль дорожки кажутся яркими, почти вызывающими на фоне всего, что осталось недосказанным между нами. Я не готовилась к этому разговору и теперь жалею об этом. Раньше слова так легко лились между нами, но теперь они словно застревают где-то между ребрами и горлом. Подняв руку, чтобы постучать, я замираю на мгновение, прежде чем прикоснуться костяшками пальцев к дереву.
Дверь со скрипом открывается, и вот она.
Эллисон стоит в дверном проеме, ее рыжие волосы собраны на затылке в свободный хвост. Под глазами залегли тени, и она пытается улыбнуться, но не получается. Она будто стала меньше, как будто мир давит на нее со всех сторон.
Ее взгляд встречается с моим.
― Ты пришла, ― говорит она мягко, почти недоверчиво.
Я киваю, стараясь говорить спокойно.
― Конечно, пришла.
Напряжение между нами гудит, как невидимая проволока, натянутая до предела и готовая лопнуть. Но впервые после похорон мы стоим лицом к лицу.
Это начало.
Прежде чем тишина становится удушающей, я делаю шаг вперед, потому что не собираюсь позволять ей разрастаться.
― Могу я войти?
Она моргает раз, два. Затем она распахивает дверь пошире и отступает в сторону.
― Да… да, входи. Пожалуйста.
В гостиной повсюду разбросаны картонные коробки, они громоздятся на столешницах и обеденных стульях. Мои шаги гулко разносятся по почти пустому помещению, а взгляд останавливается на жемчужно-белом диване и примыкающем к нему столике. На меня смотрит фотография в рамке ― Джаспер и Эллисон улыбаются на залитом солнцем пирсе, их лица прижаты друг к другу. Ее волосы блестят и переливаются, а его рука покровительственно лежит у нее на плече.
Они выглядят счастливыми. Чистыми. Как будто мир еще не показал им свои зубы.
От этой картины я застываю на месте.
Я смотрю на коробки, каждая из которых помечена аккуратным черным маркером ― кухня, книги, спальня ― все это части жизни, которую она пытается собрать по кусочкам.
― Извини за беспорядок, ― говорит Эллисон, отходя в сторону. Она вытирает руки о джинсы, натянуто улыбается, переводя взгляд на фотографию на журнальном столике. ― Арендаторы въезжают в дом первого мая, и нам еще многое предстоит сделать. Наверное, мы могли бы встретиться в кафе или еще где-нибудь, но…
