Расеянство - Братья Швальнеры
Конечно, сравнения его походили на сравнения ребенка из детского сада. Но объяснить их можно и нужно было тем, что толком он ни в чем не разбирался, а внутреннего, духовного ориентира, способного расставить точки над I внутри него не существовало. Потому и подобные, третьестепенные факторы привлекали сейчас внимание его запутавшейся и помутненной головы.
–С чего ты взял?! – махом отрезвил его Пляхтер. – Для надзора за деятельностью всех слоев населения и, в первую очередь, за самураями в начале 17 века, сёгунатом Токугава, была создана мощная система сыска и тайной полиции. Особое место в этой полицейской системе занимали специальные чиновники, называвшиеся «мэцукэ» – «цепляющие к глазам». Деятельность мэцукэ была направлена на выявление нарушений интересов сёгуна лично и сёгуната в целом. Будучи независимыми от должностных лиц сёгуната и совмещая функции полицейского и прокурорского надзора, мэцукэ осуществляли тайную и явную слежку за самураями, которые занимали официальные должности центрального и местного аппарата и всеми даймё.
Мэцукэ сильно разнились по своим функциям и положению.
В основе своей, должности в полицейском аппарате сёгуната Токугава были следующими: а) Мати-бугё (городские комиссары или администраторы) назначались из личных вассалов клана Токугава – хатамото. Мати-бугё обычно выполняли обязанности начальника полиции, прокурора, судьи и ряд смежных функций. Мати-бугё могли вести разбирательства в суде как по гражданским, так и по уголовным делам; б) Ёрики подчинялись непосредственно мати-бугё и происходили из самурайских семей. Осуществляли охрану государственных и административных учреждений, а также осуществляли охрану правопорядка в городах. Ёрики обычно подчинялись более младшие по званию полицейские чины; в) Досин подчинялись руководству ёрики, но были самураями более низкого звания чем ёрики. Исполняли обязанности патрульных и тюремщиков, работали с людьми «низкого сословия» и совершали казни. Помогали ёрики в расследовании преступлений, таких например, как убийства; г) Комоно не происходили из самурайских семей, а были выходцами из простонародья, осуществляли патрулирование улиц и оказывали досин помощь в расследовании преступлений и в поимке преступников; д) Окаппики обычно происходили из низших социальных каст японского общества – «хинин» и «эта». Часто окаппики были бывшими преступниками и занимались слежкой и доносами. Использовались досин в качестве шпионов. Понял?
–Да ну? – Мисима мало чего запомнил из перечисленного сейчас Пляхтером, но в целом его речь произвела на самурая угнетающее впечатление. Из нее проистекал тот факт, что в своих действиях и решениях ни Мисима, ни другие самураи не свободны, а потому идеалы самурайской субкультуры сильно пошатнулись внутри него.
–А чего ты удивляешься? Ты лучше сегодня оставайся на занятие и увидишь, как надо противостоять подобным вещам.
–Научите?
–Легко.
Мисима внял совету.
На занятии Пляхтер показывал на примере со своим товарищем, как надо ножом резать милиционера, если вдруг он Вас окликает.
Зрелище было презанятное. Товарищ Пляхтера то и дело, держа кобуру на боку, показывал зрителям различные примеры обращения с оружием. То он говорил:
–Вот сейчас пистолет на предохранителе.
Потом говорил:
–С предохранителя снят, но кобура застегнута.
Потом:
–С предохранителя снят. Кобура расстегнута. К бою готов.
При этом никаких действий, так или иначе позволяющих слушателям произвести различие между положениями он не совершал. Но зрителям того и не требовалось. Им хватало бешеных глаз Пляхтера, когда он всякий раз бросался на пытающегося выхватить из кобуры пистолет товарища, говорящего ему «Хей, мистер» (почему-то, вместо «Гражданин!» или «Товарищ!») с ножом в руках, и – когда как фартило – то падал лицом вниз, то усиленно делал вид, что ломает и даже режет руку ни в чем не повинного милиционера, всего лишь окликнувшего его на улице. Все это было настолько зрелищно и привлекало внимание собравшейся здесь невзыскательной публики, что в принципе не требовало от второго участника представления никаких действий.
Мисима же взирал за этим с какой-то особенной яростью. С сегодняшнего дня, когда ему стало известно о существовании самурайской полиции, он с каким-то особенным презрением стал относиться к самому факту существования служителей правопорядка и осуществлению ими своих функций. Можно сказать, что внутри него зародилось некое маргинальное мышление…
И этому он тоже находил свое оправдание – чем, как не этим объясняется поведение его героя, Юкио Мисимы, когда он в 1969 году, ровно за год до своей смерти, смело вошел в здание захваченного воинственно настроенными студентами Токийского университета, чтобы принять участие в открытой с ними дискуссии. И это – тогда, когда ни один страж правопорядка не мог ни войти в здание, ни противопоставить себя агрессивной студенческой массе?! И тогда же, под влиянием формировавшегося внутри него непринятия навязываемой императорским обществом морали и его же сомнительной правовой системы, Мисима создает «Общество щита» – военизированную группу из нескольких человек, в которых видит движущую силу той классической и первозданной революции, что должна раз и навсегда поставить точку в классовом неравенстве. А, вернее, в том подобии равенства, что после трагической и венценосной гибели японского самурайства с подписанием акта капитуляции 2 августа 1945 года, было навязано как общественный идеал Западом…
Страсти бушевали как в душе японского писателя в те роковые для него дни 1969 и 1970 годов, так и сейчас в душе нашего героя. И главный вопрос, который задавал он себе сейчас, был – быть может, для полного понимания той культуры и традиций, которыми он озадачился и в правильности которых все же был уверен, пригодится ему новое знание того нового боевого искусства, что вот уже неделю всецело владело его умом и духом?..
После представления он подошел к Пляхтеру.
–Я думаю, это…
–Чего?
–Поехать бы Вам надо…
–Куда?
–Со мной.
–Куда это?
–Недалеко тут. Ясаково деревня называется.
–Мило. И что я там буду делать?
–Ну… То же, что и здесь. Дадите несколько уроков.
–А зачем?
–Думаю, люди должны правду знать.
–От меня?
–Именно.
–Да кто меня там слушать-то будет, в вашей глуши?
–Будут, – уверенно ответил Мисима. В глазах его читались доброта и понимание – такие, что Пляхтер просто не мог ему отказать, и согласился дать несколько уроков ясаковцам, приняв предложение Мисимы пожить в это время у него дома. С Пляхтером дело понятное – им двигала элементарная жажда наживы, иначе он не прихватил бы с собой чемодан со своими книгами и кассетами в надежде реализовать в ранее не охваченной его вниманием деревне хотя бы какую-то часть этих «произведений». Иное дело – Мисима. Он не подозревал, что этим своим жестом бросает в разгорающийся внутри него и охватывающий пламенем все вокруг
