Расеянство - Братья Швальнеры

Братья Швальнеры

Расеянство

От авторов

Что мы вкладываем в понятие «расеянство»? Пожалуй, только самое плохое, что есть внутри нас. Здесь – великодержавный шовинизм, пьянство, разврат, глупость, незнание своих корней и наплевательское отношение к наплевательскому отношению со стороны власти. А в какой нации такого нет, спросите вы? Разве среди американцев нет «реднеков», разве их меньше, чем наших «ватников»? Нет, не меньше. И подобные субъекты действительно присутствуют в каждой народности мира, что вовсе не отбрасывает тень на других, нормальных членов общества. В чем же опасность таких людей и почему с ними надо бороться?

Беда такой категории населения как в ее численности, так и в том, что именно такими нас хочет видеть государство. Именно такими легче управлять при помощи не реальных мер поддержки, а брошенных костей. Захотят получать больше денег из казны (возможно, вполне обоснованно, только у власти на эти деньги свои планы) – переключи внимание. Развяжи гибридную войну, и дай им почувствовать себя мировым гегемоном! И неважно, что у гегемона этого нарисованные носки, главное, что он о реальной проблеме уже не думает. Захочет честные и открытые выборы – снижай цены на водку! Забудет в пять секунд. Потребуют льготную ипотеку – устроим им праздничные выходные, да побольше, недельки в две, по какому-нибудь идиотскому поводу типа дня мирового империализма. Понимаете теперь, кем выглядят «расеянцы», считающие себя центром Вселенной, в глазах собственной власти? А разве власть проводит грань между ними и другими, нормальными, не клюющими на дешевые посулы и игру на низменных инстинктах? Конечно, нет. В ее глазах все мы – абсолютно одинаковы. И покуда не избавимся мы от этого поганого клейма, покуда не начнем работать над ошибками и недостатками, так все и будет. Или еще хуже.

В этой книге мы постарались отразить «расеянство» как явление, поразившее разные слои общества. В повести «Мемуары Мойши» оно затронуло жителей маленького провинциального городка, мэр которого решил открыть муниципальный бордель. В повести «Быр» – жителей целой страны, чье правительство почему-то решило, что Эфиопию давно пора присоединить к России, и развернуло внутри страны целую информационную кампанию, едва не переросшую в мировую войну. А в «Мисиме» – деревенского дурачка, возомнившего себя самураем и решившего всю жизнь собственной деревни подравнять под кодекс бусидо. Возможно, герои эти покажутся вам нелепыми. А может быть, вы проведете параллель между прочитанным и тем, что видите каждый день на экране и в жизни. И тогда примете для себя решение не быть похожими на героев этой книги, какими бы смешными они ни предстали. Так или иначе, если книга не оставит вас равнодушными, значит, у вас не все потеряно. И, возможно, у РОССИИ тоже?..

Мемуары Мойши

«Все страны живут по законам, а Россия – по пословицам и поговоркам»

Александр II, русский самодержец

Обыск в Озерском СИЗО-1 начался по плану – в 7 утра, сразу после завтрака. Один из осужденных попросил, чтобы его на все время обыска вывели на прогулку.

–Не положено, – дежурно бросил Михалыч.

–Ничего, пускай погуляет.

–Чего это?

–Весна.

С недоумением посмотрев на товарища, вертухай вывел заключенного из камеры, и только после этого смогли спокойно приступить к обследованию его обиталища.

В процессе Михалыч спросил у Артема:

–Чего это ты так к нему?

–Интересный мужик. Врач. Ни за что попал.

–Хе. У тебя какая-то зоновская философия. Что значит «не за что»? здесь все ни за что.

–Правда ни за что.

–Расскажи.

–Да ну, потом.

–Да все равно делать нечего, расскажи, чего тебе, сложно?

–Ну слушай, – сев на краешек кровати и задрав постель, Артем начал рассказ…

1.Удивительное – рядом.

«Важно опускается белоснежный лайнер на взлетно-посадочную полосу. Мальчишкой еще Николай Иваныч любил смотреть на то, как самолеты совершают свой величественный полет выше птиц и облаков, до которых, бывало, дотрагивался он руками, когда они с дедом на высокую гору Маячную подымались. С тех пор еще его, деревенского мальчишку, захватывало ощущение полета, ощущение высоты, не достижимой не то, что человеку – даже птице, у которой, как думалось тогда ребенку, куда больше возможностей. Потому, наверное, и стихи любимого поэта Тараса Шевченко, так запомнились ему на года: «Дивлюсь я на небо, та и думку гадаю – чому ж я не сокол, чому не летаю?..»

Многие десятилетия прошли с тех пор, и от взлетавшего на гору за стадом овец мальчишки не осталось и следа – грузным и важным стал Николай Иваныч, ходить стал медленно, да и то, если быть честным, старался вовсе лишний раз не ходить; именно такого образа жизни, как он полагал, следовало придерживаться начальнику его ранга. А тяга к полетам все равно осталась – будто не желала юность покидать его мысли, не оставляла романтика мечты своего места в его душе.

Этот перелет тяжело дался ему на сей раз – года брали свое, да и количество выпитого спиртного давало о себе знать. Так что едва сполз Николай Иваныч с трапа, как был подхвачен холуями из собственной свиты. А не окажись их сейчас рядом, так и остался бы лежать, мирно посапывая у дверей аэропорта и преграждая дорогу прилетающим. Правда, и в том ничего зазорного городской голова не видел – примером был его давешний друг, Президент, Борис Николаич Рельсын, для которого такой поворот событий экстраординарным уж точно не был бы. Вообще, надо сказать, что вся советская плеяда чиновников, из которой, без сомнения, происходил Николай Иваныч, не рассматривала пьянку в присутствии электората и следующую за ней демонстрацию последствий в качестве чего-то постыдного. Потому как, наверное, на памяти были примеры первых секретарей времен их юности, потому как рывок из грязи в князи чреват не отмыванием от помоев, а всего лишь облачением в чистую одежду, которая тоже очень скоро, правда, пачкается. И хоть времена те давно канули в прошлое, а привычка осталась – и вторая натура, и российский менталитет, снимающий ограничители при занятии определенного кресла сыграли свою пагубную роль.

–Как долетели, Николай Иваныч? – спросила вечная правая рука мэра, Кузьмин, его первый зам, хоть и погрязший в коррупции, но настолько исполнительный, что всякий раз при виде его охватывавшее Николая Иваныча омерзение очень скоро сменялось благоволением.

–По-разному… – с трудом ворочал языком голова.

–Домой?

–А куда же еще? –