Vanitas - Дарья Шварц

Мать Кассандры из фарси была, а у них какие-то особенности с даром. Он всегда дитю передается, сильная кровь. Сильнее всех на планете, наверное.

Кассандра, как все фарси, могла видеть будущее. Подробностей не знаю, но иногда её способности отца нашего сильно выручали…

— Так к чему я это? — тётя глянула на растерянного и озадаченного Далеона. — Я считаю, она в будущем увидела что-то такое жуткое из-за чего и убила себя. А может и не жуткое. Касс никогда не была трусихой, ей хватило бы ума кокнуть себя из-за пророчества. Но как же это тупо. — Кларисса горько усмехнулась, глядя вдаль. Показалось, на её ресницах блеснули слезы. — Кончать с собой ради будущего других. Дурочка.

Далеон молчал. В душе всё перевернулось, а что сказать тёте он не знал. Да и надо ли? Утешения явно будут неуместны, они не нужны Клариссе. Они унизят её.

Речные волны тихо бились об толстые балки причала и днища кораблей. Гудели голоса матросов. Кричали чайки.

— И все же вы любили её, — всё-таки озвучил принц.

— И всё же надо уметь вовремя заткнуться, — огрызнулась капитан торгового судна и резко повернулась к племяннику всем корпусом. — Ты Ванитас, и за твою тушку в любом королевстве дадут такую награду!.. Закачаешься. Как истинная спригганка, я должна сейчас схватить тебя, засунуть в клетку, отчалить на корабле и продать за бугром, как раба. Да повыгоднее. На торгах.

— Но… — уловил Далеон и впился когтями в ладони.

— Но ты сын моей сестры, — холодно отчеканила Кларисса, — и похож на неё, как две капли. Ничего общего с мерзким Магнусом. Поэтому я даю тебе шанс спастись. Беги.

Далеон попятился, нисколько не сомневаясь в серьезности её намерений. Сердце испуганно грохотало в груди, а происходящее не укладывалось в голове.

Тетя издевательски рассмеялась и вытащила из-за пояса странную продолговатую штуку, похожую на трубу с ручкой.

— Беги, Леон, беги! А мои парни будут догонять!

И она выстрелила из своего странного оружия в воздух. Залп огласил округу, пробежал мурашками по коже, оглушил, и Далеон сорвался с места, как испуганный заяц.

А в спину ему полетело:

— Схватить шестого принца! Поймать! Кто приведёт его живым, получит мешок золота!

* * *

Небольшой сад на заднем дворе публичного дома встретил их холодным сухим ветром, скрипом облетевших чёрных веток, карканьем ворон и тихим мелодичным напевом:

…Не минуло года

Родился сын.

В муках до восхода

В зимнюю стынь.

Только вот не волком,

Львом или котенком —

Летучим мышонком он был.

Принц волков взъярился,

Ослеп в пылу.

И убил на месте

Свою жену.

Взял дитя во свертке

И оставил в поле

На откуп Луне.

О, Луна, в небосводе!

Ты же так далека и так холодна.

Как дитю на природе

Расти без призора, ласки, отца?

А-а-а-а… А-а-а-а…

Пела Эмилия. Она сидела на кресле-качалке под засохшим вишнёвым деревом и баюкала на руках чёрный сверток. Он сливался с её таким же тёмным мешковатым платьем, и потому Люция не сразу его заметила.

Помогла колыбельная.

Девушка сразу узнала известный мотив: мама пела для неё в детстве, да и сама Люция недавно исполняла его ночью с балкона для таинственного пианиста.

Кажется, за основу колыбельной взята реальная легенда звероморфов. По крайней мере, «Луна» — дух-прародитель, которому они доселе поклоняются. Подробностей их веры, обычаев и фольклора Люция не знала: Магнус не успокоился выигранной войной и стёр с лица Империи почти все записи о звероморфах, и знания девушки о них складывалось лишь из известных всем фактов, провластных лекций мэтров и того, что мама давным-давно рассказывала.

Они с Ирис замерли на пороге, вслушиваясь в нежный, хрипловатый голос Эмилии, от чьей песни сквозило любовью, дикой тоской и… отчаянием.

От недоброго предчувствия засосало под ложечкой.

Кокотка поджала губы и жестом предложила Люции подойти к Эмилии ближе. Она пошла, а сердце её с каждым шагом сжималось всё сильнее.

Эмилия была красавицей, когда-то уж точно. Длинные и густые каштановые волосы, вострый подбородок, пухлые губы, маленький носик, высокие скулы. Люц даже заметила заостренные кончики ушей, характерные для полукровок. Она вот, свои укоротила.

Однако, всё это мелочи, тень былой «роскоши».

Цельная картина вогнала в грудь Люц спицу жалости и боли.

Девушка походила на мощи, отощавшую после снежной зимы птичку. Костлявые пальцы, угловатые плечи, торчащие ключицы и впалые щеки. Глаза большие, бледно-голубые и лихорадочно, как-то безумно, блестят. А ещё… глядят в пустоту.

Она смотрела на Люцию и Ирис, стоящих плечом к плечу, но словно не видела их. И всё пела под нос, пела, пела. А кресло её зловеще протяжно скрипело.

Холодок пробежал по спине.

— Эми, — осторожно позвала Ирис. Ирсия Вандалес. И заботливо укутала подругу в упавший на спинку кресла плед. — Уже осень, холодает, а ты так беспечно поёшь. Охрипла совсем. Может, вернёмся уже в дом?

Эмилия что-то невнятно промычала и продолжила напевать, укачивая наглухо завёрнутого в пелёнки младенца и глядя в пространство.

Люция зябко поежилась.

— Что с ней?

— Сошла с ума, — выдохнула Ирис. — От горя.

Фарси выразительно подняла брови, и несса начала свой печальный рассказ:

— Как ты могла заметить, Эми — полукровка. Она жила здесь, на окраинах столицы, вместе со своим человеком-отцом и чуть ли не с пеленок работала в таверне, где он был вышибалой. В ней мы и познакомились. Мне тоже довелось поработать подавальщицей прежде чем… Но это уже другая история.

И так, это случилось почти десять лет назад. Из похода вернулись наши бравые вояки с радостной вестью — война окончена, Ригель победил, наш король стал Императором всей Терры! Столица гуляла всю неделю. Пирушки, музыка и тосты не смолкали круглыми сутками. Мужики не успевали просыхать, кочевали по пабам, поздравляли друг друга и возносили кружки за наших героев.

В таверне, где работала Эмилия, остановился на попойку небольшой отряд во главе с первым принцем. Никто, конечно, даже не представлял, что это он. Пьяная банда вела себя разнузданно и похабно. Распускала руки и… Эмилия приглянулась Кейрану.

А как не приглянуться? Она одна такая во всей таверне была. Яркая, стройная, красивая, как почти любая полукровка. Сияла в этой задрипанной едальне, как алмаз в куче грязи и, разумеется, выделялась на фоне невзрачных подавальщиц. За ней даже ухаживать пытался наш конюх, милый светленький юноша. Он смотрел на неё восторженными и совершенно влюбленными глазами.

Кейран глядел совсем не так. С порочной страстью, тёмным желанием голодного хищника, углядевшего аппетитную добычу.

Он подкараулил её у винного погреба, толкнул